Избранное в двух томах. Том I
Шрифт:
Резкий сорочий крик заставил Сашу вздрогнуть. «Ой, кто это? Немцы!» Вот промелькнул меж берез один, второй, третий…
Саша в страхе зажмурил глаза.
Но тотчас же открыл их. Немцы все ближе. Переднего уже можно разглядеть… Погоны, пилотка, распяленная на широкой голове. А шинель — такая, как у красноармейцев! Но в Красной Армии не носят погон.
На пилотках красные звездочки! Значит, правда, что у красноармейцев теперь погоны? Ну да, он же слышал об этом…
Свои!
Саша
А его уже заметили. Передний, большеголовый, в натянутой на уши пилотке, смотрит на него, говорит:
— Что за птица? А ну, слазь!
И вот Саша уже стоит посреди обступивших его бойцов и, торопясь, рассказывает о своих злоключениях.
— Что же нам с тобой, парень, делать? — спрашивает командир.
— Как — что? — не понимает Саша. — Я с вами!
— Нельзя тебе с нами.
— Вы в разведку идете?
— Куда бы ни шли…
Саша понял: боевое задание — военная тайна. Ну, что ж… Если здесь, в лесу, эти бойцы, значит, немцев тут нет. Пусть только покажут дорогу. Он сам дойдет до своих.
Но и командир, и остальные почему-то переглядываются, молчат. Наконец самый старый, с сивыми усами, держащий под уздцы пару лошадей, медленно говорит:
— Негоже хлопчика одного покидать.
— Совершенно верно! — подхватывает другой, тот, что выше всех, с жилистым лицом, с какими-то не то жучками, не то молниями на погонах. — Мы обязаны о мальчике позаботиться. Ребенка подвергать опасности нельзя. Нельзя идти дальше, пока не пристроим его. У местных жителей хотя бы…
— А где они, жители-то? — возражает командир. — Время тратить… Что, Прягин, не знаешь? Спешим.
Совсем молодой боец, у которого шинель странно оттопырена на груди, и на нем почему-то командирская планшетка, большеглазый, чернявый, по лицу — нерусский, наверное с Кавказа, возбужденно размахивая руками, предлагает:
— Пусть мальчик с нами! Нельзя бросать. Кричать будет. Плакать будет. Немец услышит. Его возьмет, нас искать пойдет…
— Не стану я плакать! — обижается Саша. Но чувствует, как глаза набухают слезами.
— Ай, ай, что делать? — медленно покачивает головой до этого не проронивший ни слова, устало прислонившийся к стволу березы солдат. На его смугловатом, скуластом, уже немолодом лице, в черных глубоко посаженных глазах Саша видит явное сочувствие. Впрочем, как и на лицах других. И он снова повторяет:
— Я с вами!
— Ты-то с нами, да как мы с тобой? — говорит старший, озабоченно переглядываясь с товарищами. — Нам, может, воевать придется. Мы же в немецком тылу, понял?
— Ну и что ж?.. Я пионер! Не испугаюсь.
— А глаза уже мокрые… —
— Куда же дытыну кинуть? — снова говорит сивоусый. Он обращается к старшему: — Возьмем его, товарищ Дорофеев! Мабуть, выйдем, або пристроим по дорози.
— Не для детей прогулка… — хмурится старший. — Мало ли что…
— Та ничего! — стоит на своем сивоусый. — Хлопчик крепкий. А сморится, я его на Лыска посажу, Лыско у мене смирный.
— Я пешком! — спешит заявить Саша. — Я, как все. Возьмите меня!
— Учтите! — снова говорит товарищам солдат с жучками на погонах. — Мы принимаем ответственность за ребенка. Мы не имеем права рисковать его жизнью. И уже не можем оставить его на произвол судьбы!
Солдат говорит еще и еще… Остальные молчат. Саша тоже. Он с трепетом ждет решения. Как и солдаты, он смотрит на старшего. А тот, наклонив крупную круглую голову, плотно обтянутую пилоткой, тоже не говорит ни слова, в раздумье разглядывает Сашу.
— Ну, ладно! — наконец соглашается старший. — Там будет видно, а пока держись с нами, солдатский сын.
Саша чуть не подпрыгивает от радости.
Молодой чернявый боец кладет руку Саше на плечо, улыбается. Заглядывает ему в лицо большими, черными, слегка выпуклыми глазами, говорит, не совсем правильно произнося русские слова:
— Тебе как имя? Саша, да? Вартанян моя фамилия. Будем знакомы. Держись со мной, ничего не бойся.
Саша смахивает со щеки изобличающую слезу:
— Я не боюсь. Я не маленький.
7
«Все по-прежнему…» — Ракитин отвернулся от окуляров стереотрубы, скользнул взглядом туда, куда смотрел только что, — широкая прогалина с редкими рыжими кустиками, серая в пасмури осеннего дня. За нею — зеленовато-бурая полоса лесной опушки. Там — противник. Затаился, молчит…
Бездействие томило. В бой бы!.. Все легче, чем вот так судьбы ждать. Победителей не судят!.. Но приказ — стоять…
Неподалеку поскрипывала под железом, с глуховатым шумом сыпалась земля. Невидные за поворотом окопа два сапера рыли блиндаж для полкового НП. Их лопаты словно в сердце Ракитину врезывались: «А вдруг долго простоим?»
Необходимость в разгар наступления стать в оборону Ракитин и без того посчитал бы неудачей. Но после того, что произошло минувшей ночью, бездействие ощущалось как несчастье. Если бы можно было хоть что-нибудь предпринять сейчас!
Звук лопат, вонзающихся в глинистую землю, прервался. Видать, саперы устроили перекур. Ракитин вслушался в разговор.