Избранное в двух томах. Том первый
Шрифт:
Из этого он делал вывод: чтобы среда не засосала, надо найти человека, близкого по воспитанию и житейским навыкам, близкого по духовным запросам. Таким человеком в полку был Уали. Мурат Арыстанов не такой, от него можно ждать всяких неприятностей. Это и заставляло Купцианова присматриваться к нему.
— Итак, мы выступаем на фронт, — сказал он осторожно и поглядел на Мурата. — Спустя несколько дней нам предстоит принять боевое крещение. Однако наша подготовка, если вы заметили, недостаточна.
— Да, недостаточна, — согласился
— Как я понимаю, наша задача — во что бы то ни стало остановить врага. Нам предстоит, подобно пробке, заткнуть пробоину на каком-нибудь решающем участке фронта. Используя нас в качестве пробки, командование подготовит настоящую боевую армию.
— А мы разве не армия? — спросил Мурат, резко вскинув голову.
— Ну, кто же это говорит! Конечно, мы — армия. Но, если изволите знать, армия армии рознь.
Купцианов спокойно глядел Мурату в глаза.
— Я вас не совсем понимаю.
— Что же тут непонятного! — вмешался Уали. — Вениамин Петрович говорит о недостатках нашей подготовки.
— Немного терпения, Уали Молдабекович, — сказал Купцианов и наклонился в сторону Мурата, словно собрался поведать ему что-то сокровенное. — Говоря правду... Мы здесь люди свои, — он осмотрелся по сторонам. — Если говорить правду, наша дивизия еще не является достаточно крепким боевым соединением, и нам с вами это ясно. Наш долг — задержать врага, пока не будут подготовлены боеспособные воинские части. Конечно, в глаза нам этого никто не скажет.
— Нет, я не понимаю вашего утверждения, — спокойно ответил Мурат. — Наша дивизия недостаточно подготовлена. Это верно. Мне ли этого не знать! Вон сколько времени я гонял своих бойцов, а не добился того, что нужно. Знаю. Но знаю также и то, что в боях мы наверстаем упущенное, война закалит дивизию. В этом я не сомневаюсь.
Купцианов недоверчиво взглянул на Мурата: не показывает ли комбат острых коготков?
— Мы люди военные, — проговорил Купцианов, поворачиваясь к Уали, который тут же кивнул головой, соглашаясь с ним. — Значит, не боимся ни пули, ни правды. Зачем нам тешить себя иллюзиями? Нужно смотреть правде в глаза, как бы она ни была жестока. В настоящее время наша дивизия — лишь суррогат войска.
— Конечно, лучше горькая правда, чем сладкая ложь, — присоединился к нему Уали.
Мурат, пытаясь до конца понять Купцианова, словно взвешивал его на ладони: на взгляд Купцианов казался отлитым из свинца, а на ладони весил мало, словно оловянный.
— Простите меня за откровенность, — сказал Мурат с присущей ему резкостью. — Я тоже выскажу горькую правду. Может ли солдат, заранее знающий, что его оружие даст осечку, уверенно идти в бой? Может ли командир, заранее убежденный в неспособности своих солдат, спокойно обрекать их на гибель? С такими, простите, воззрениями нельзя ехать на фронт.
Мурат говорил зло, каждое слово вколачивая, как
— Ну вот вы заговорили, как обвинитель. Ах я бедненький!.. А все же нужно сознаться — вы оптимист.
— Я не могу присоединить себя к числу крикунов и бахвалов. Но, что я оптимист, это верно. Верю в свой батальон, хотя и недавно им командую.
Атмосфера накалялась, и Уали почувствовал себя неловко. Конечно, до ссоры еще далеко, но в этой размолвке глубокий смысл, и довольно неприятный. Именно так начинают затягиваться узлы в отношениях командиров.
И они оба — Купцианов и Мурат — были дороги ему.
Купцианов — начальник, друг и доброжелатель, и не скрывает этого. Что касается Мурата, человек он тоже не чужой. Была своя прелесть в их старой дружбе. Подобно Уали, Мурат был одним из первых казахов, получивших хорошее образование. Это связывало их.
От чистого сердца Уали решил вмешаться.
— Мурат, Вениамин Петрович, — обратился он, поворачиваясь то к одному, то к другому. — Какой смысл обострять разговор? У нас есть праведный судья — время. Оно покажет, кто прав. Не будем спорить. Мы расстались с красавицей Алма-Атой. Давайте же выпьем алма-атинского вина!
— Кажется, подъезжаем к станции. Я пройду по эшелону. — Мурат встал.
Поезд остановился. Мурат не успел выйти: в вагон поднялся Ержан.
Уали спросил приветливо:
— Ну, как дела, Ержан?
Ержан грустно кашлянул и обратился к Мурату:
— Разрешите доложить, товарищ капитан?
По лицу Ержана Мурат угадал: случилось что-то недоброе.
— Докладывайте.
— Боец Шожебаев отстал от эшелона.
— Когда?
— При отправлении.
Купцианов и Уали недоуменно переглянулись.
— Этого еще не хватало!
— Хорошенькая новость!
Мурат некоторое время молчал. Это был удар неожиданный и потому ошеломляющий. Он и в мыслях не мог допустить, что случится такая неприятность. Холодным взглядом он окинул Ержана. Этакая образина! А ведь казался ловким, расторопным. А на деле — рохля. Ишь, стоит... смотреть жалко. Таким не людьми командовать, а хотя бы как-нибудь оберегать себя.
Грозный окрик не подействовал бы на Ержана так угнетающе, как это ледяное молчание Мурата.
Он пробормотал, едва шевеля губами:
— Я виноват. Не уследил.
— И без того знаю, что виноват, — сказал Мурат. — Но как это случилось? Нечаянно отстал? Или... сбежал?
— По-моему, нечаянно отстал.
— Но ты не уверен? — спросил Мурат в упор.
— Трудно сказать...
Мурат еще раз оглядел Ержана с головы до ног и безнадежно махнул рукой.
— Пройдем в твой вагон.
При появлении Мурата бойцы вскочили с нар и вытянулись в струнку. Но лишь немногие смотрели командиру в лицо.