Избранное в двух томах. Том второй
Шрифт:
Ну, хорошо, говорил он себе, да, я его обидел, но я же сам и пришел к нему первым, дружбу, мной разбитую, сам же и восстановил, и теперь между нами такие же хорошие отношения, как и тогда, на войне... Разве я не проявляю к нему внимания, не вожусь с ним? Забыл ли Коспан обиду? Они не сказали об этом ни слова, когда встретились вновь.
Просто Касбулат приехал однажды к затерянному в степи домику чабана, приехал так, как будто и не было между ними ничего дурного, выскочил из машины и закричал:
— Уа, Дау-Кара, Черный Великан! Так-то ты принимаешь гостей, Верзила? Три
Вот этот неожиданный для Коспана приезд, и та свобода, и душевная — не наигранная ли? — веселость, с которой он ввалился в домик, избавили Касбулата от тягостных объяснений.
В самом деле избавили? Может быть, стоило поговорить, перетряхнуть прошлое, не засовывать, как страус, голову под крыло? Коспан, конечно, добрый малый, но кто его знает, что у него на душе? Такие обиды нелегко забываются. Он бы, Касбулат, не забыл.
6
Касбулат переворачивается на другой бок. Черт бы побрал эти воспоминания, ноют, как старая рана к дурной погоде. Раньше он был крепче, чихать он хотел на всякие воспоминания.
Завтра рано вставать, а сон не идет. Он начинает считать до ста, потом до тысячи, потом обратно. Исчез проклятый сон! А рядом спокойно посапывает Сабира. У нее никогда не бывает бессонницы. На душе у нее полный покой. Муж — ответственный работник. Сын в институте на последнем курсе. Чего ей еще? «Делай, как хочешь», — вот что она говорит, другого слова от нее не жди...
Раньше было сильное чувство, что там говорить, а сейчас... Разумеется, притерлись они друг к другу за эти долгие годы, свыклись, живут мирно, словом — тихие родственники...
Сабира — опора этого дома, все лежит на ней, Касбулат не знает хозяйственных домашних забот. Сабира просто необходима ему, Впрочем, и без своей персональной машины он уже не может себя представить, и без шофера Жуматая.
Сабиру, пожалуй, устраивает, что он не сует нос в домашние дела, а она, в свою очередь, совершенно не интересуется его работой, то есть главной его жизнью. Никогда она не спросит; «Ну, как там у тебя?» или «Что с тобой?».
Та девушка ворвалась в спокойную жизнь Касбулата неожиданно и стремительно и разом взбаламутила тихую заводь. Собственно говоря, не совсем понятно было, почему мужчины теряли из-за нее голову. Ну, стройная, ну, хорошенькая, довольно милое продолговатое лицо, насмешливые, чуть раскосые глазки. Красавицей ее все-таки никак нельзя было назвать, но от нее шел какой-то ток.
Потом, когда вся эта история благополучно закончилась, он даже удивлялся — что за наваждение? Вскоре он и забыл ее совсем и почти никогда не вспоминал, разве что вот в такие недобрые ночи, вроде сегодняшней.
Сейчас она стоит перед ним как наяву. В ее небольших черных глазках светится что-то колдовское.
Ну вспоминай, вспоминай смелее, не отмахивайся, как всегда, не прячь голову под крыло...
Да, когда она, бывало, улыбалась ему, он чувствовал: нет на свете человека, более близкого ему, более
Сейчас, явившись из темноты, она смотрит на него с милой грустью, даже жалостью, доброй женской жалостью. Так могла смотреть только она...
Началось у них все просто, даже банально. Касбулат тогда только что демобилизовался. Она работала в РОНО и часто по делам захаживала в райисполком. Звали ее Шарипа.
Вначале Касбулат просто думал про себя: «Довольно интересная девица. Н-да, весьма приятная девица». Потом стал приглядываться все пристальнее. Что-то весело-игривое было в этой Шарипе, казалось, она еле сдерживается, чтобы не выкинуть какой-нибудь неожиданный озорной номер. Она была стройная, гибкая, о таких казахи говорят — «сквозь перстень пролезет». Иногда, когда она, тонко-тонко улыбаясь, насмешливо и небрежно взглядывала на него, Касбулат терялся и неопределенно хмыкал. «Приударить, что ли, за ней? — думал он. — Или не стоит?» С фронтовыми привычками расстаться трудно, но и домашняя жизнь уже начала засасывать его.
Между тем они познакомились. Установились даже почти приятельские отношения. Однако что-то мешало им превратиться в совсем приятельские. При встрече они улыбались друг другу и всегда возникала какая-то неловкость, какая-то смутная недоговоренность.
Однажды они вместе поехали в область на какое-то совещание. Более удобных обстоятельств для ухаживания не придумаешь. «Вот тут-то я за ней и приударю», — решил Касбулат.
Шарипа, наверное, чувствовала его нерешительность, улыбалась откровенно насмешливо, дразнила его своим шальным взглядом. Как-то Касбулат, решительно крякнув, пригласил ее вечером прогуляться за городом. Она весело и просто согласилась.
Довольно долго они лениво бродили вдоль маленькой мелкой речушки. На него напало косноязычие, он дико злился. Надо же, так легко удалось пригласить ее, а он только ходит, внушительно кашляет в кулак, мелет какой-то скучный вздор.
— Стемнело, — сказала Шарипа. — Пожалуй, можно и домой идти. Спасибо за прогулку.
Касбулат не на шутку растерялся. Так хитро все задумать, осуществить такую сложную операцию «выманивания» и даже ни разу не поцеловать девчонку! Вернуться в гостиницу и завалиться на казенную кровать? Вспомнив фронтовой опыт, Касбулат без подготовки бросился в атаку.
Шарипа не сопротивлялась. Запах ее волос опьянил Касбулата, он прижал к себе девушку, стал обнимать ее, но она легко выскочила из его рук.
— Я люблю тебя, Шарипа, — задыхаясь сказал он.
— Не выдумывайте, товарищ заместитель председателя райисполкома, — дрожащим голосом сказала она.
— Серьезно! Клянусь тебе, Шарипаш!
Конечно, он говорил искренне. В этот момент он действительно был влюблен. Он снова схватил ее за плечи. Она вырвалась и вдруг закрыла лицо руками. Плечи ее вздрагивали. Плачет, что ли? Пошлая мыслишка мелькнула: «Раз плачет, значит, уже готова!»