Избранное в двух томах
Шрифт:
когда вы впервые занимаете пилотское кресло после захода солнца. Так хорошо
отличавшиеся друг от друга тумблеры и ручки делаются в темноте все «па одно
лицо» — как их тут не перепутать! В остеклении кабины взору летчика
неожиданно предстает не столько внешний мир, сколь-
405
ко.. приборная доска. Вернее, доски с сотнями многократно — от одного стекла к
другому — отраженных, горящих зеленым фосфорическим светом приборных
стрелок и цифр. В довершение
светят, сколько слепят глаза. Будто по ошибке не на свое обжитое, привычное
рабочее место, а в чужую машину сел! Выясняется, что уже совсем, казалось бы, готовую кабину надо снова доводить. При этом многое в этой доводке
решительно противоречит сделанному ранее в дневных полетах. Приходится, как
почти всегда при любой доводке, вытаскивать хвост так, чтобы при этом не увяз
нос.Да, немало получается с этим делом мороки.
Но зато трудно описать словами многообразие я красоту того, что видишь в
ночном полете! Почему-то едва ли не во всех рассказах о нем неизменно
фигурирует «сплошная непроницаемая чернота». Слов нет, бывает и чернота. Но
далеко не всегда.
Начать с того, что даже эта «сплошная чернота» очень разная. В самую
темную ночь вода — реки, озера, каналы — выделяется на фоне земли, как
черный шелк на фоне черного же бархата.
А если ночь лунная? Не буду рассказывать, как выглядит сверху освещенная
лунным светом земля, — это сделано до меня десятками других авторов.
Добавлю только одно, наверное чисто личное, субъективное ощущение. В
лунную ночь единственно живыми, теплыми, не замершими на всей земной
поверхности с воздуха кажутся не естественные создания природы, а, сколь это
ни странно, искусственные порождения человеческой цивилизации: огоньки
населенных пунктов и особенно ползущие по земле острые конусы света от
автомобильных и поездных фар. Без них вообще недолго было бы впасть в
сомнения относительно обитаемости лежащего внизу мира.
И совсем уж марсианское зрелище — ночной полет над освещенными
лунным светом облаками!
Впрочем, и в непроглядно темную и безлунную ночь заоблачное небо может
предподнести неожиданный сюрприз — показать такое, что даже, увидав
собственными глазами, не сразу поймешь, что же это перед вами.
Представьте себе — вы летите темной ночью в стратосфере. Небо и
разбросанные по нему звезды гораздо
406
ближе, реальнее, осязаемее, чем далекая, невидимая (существует ли она на самом
деле?) земля. Звезд непривычно много: гораздо больше, чем можно увидеть снизу
сквозь толщу оставшейся сейчас под вами атмосферы.
мутная, матовая чернота толстой сплошной облачности.
И вдруг что-то в окружающем вас мире меняется. В первый момент трудно
даже понять, что именно. Вы не столько видите, сколько чувствуете новое. Вроде
все вокруг осталось по-прежнему и в то же время чем-то неуловимо изменилось!
Проходит еще несколько секунд — и это новое проявляется. Проявляется в
виде таинственного, красноватого свечения лежащих впереди по курсу облаков.
С каждым мгновением свечение усиливается. И вот перед вами в мутной черноте
ночи тускло горит огромный — в десятки километров диаметром — бордово-красный, как нагретая до вишневого свечения поковка, диск. Впечатление такое, будто сама земля приоткрыла в этом месте свои расплавленные недра.
Звезд уже не видно — таинственное свечение затмило их. В мире нет больше
ничего, кроме абсолютной черноты кругом и горящих облаков под вами.
Это — ночная Москва.
Яркий свет ее огней пытается пробиться сквозь многокилометровую толщу
плотных облаков к небу, но, обессилев, достигает их верхнего края только самой
выносливой, красной частью спектра.
Описать это зрелище невозможно.
Его надо видеть. .
* * *
После многократных «обсиживаний» кабины, рулежек и пробежек в темноте
первый ночной вылет прошел без каких-либо затруднений. Оказалось, что
огромный корабль в ночном полете если и отличался от любой иной машины, то
только к лучшему: его мощные посадочные фары светили так ярко, что
позволяли обходиться без наземных аэродромных прожекторов. Это заметно
облегчало ночной взлет и особенно посадку: наземные прожекторы, как бы
сильны они ни были, освещают лишь какой-то определенный участок полосы —
район предполагаемого приземления, а свет собственных фар движется вместе с
самолетом и осве-
407
щает как раз то, что надо, — место, над которым машина окажется в ближайшие
секунды.
В одном из ночных полетов у нас случилось происшествие, сравнительно
мелкое, только потому и запомнившееся, что оно было первым (хотя, к
сожалению, далеко не последним), приключившимся со мной на самолетах этого
типа.Мы быстро поднимались в ночное небо и добрались уже до преддверия
стратосферы, когда раздался резкий, сухой, как при прямом попадании зенитного
снаряда, хлопок. И тут же вся кабина задрожала крупной незатухающей дрожью.
Перевод двигателей на малые обороты, «дожатие» и без того убранных