Избранное в двух томах
Шрифт:
только через семь лет. Еще более трудной была судьба книги «С человеком на
борту»: она на шесть лет была блокирована в рукописи, а когда журнал «Дружба
народов» все-таки напечатал ее, еще восемь лет дожидалась отдельного издания
— по той же причине, что и «Первый бой мы выиграли»: кому-то почудилась все
та же «дегероизация»..
В какой бы из трех ипостасей — летчика, исследователя, писателя — ни
выступал М. Галлай, нивой, на которой он с таким успехом трудился,
оставалась авиация. «В полном соответствии со стандартом, установившимся в
мемуарной и биографической авиационной литературе, — рассказывал он, — я
«заболел» авиацией еще смолоду. Читал все, что мог достать о самолетах, дальних полетах, известных летчиках. Немало времени проводил в
Ленинградском аэромузее на Литейном проспекте, наизусть изучив все его
экспонаты, начиная от «настоящего» носа летающей лодка М-9, отрезанного от
самолета и установленного в одном из залов наподобие ростра старинной
колонны, и кончая последней фотографией. Словом, вопрос о том, чему
посвятить свою жизнь, был смолоду твердо решен мной в пользу авиации».
Призвание — вещь загадочная, пойди пойми, почему из ребят, учившихся в
одном школьном классе, один пошел в археологию, а другой стал моряком, третьего увлекла сцена, а четвертый выбрал стезю педагога. Но есть профессии, романтический ореол которым создает данное время, — именно тогда мальчики
бредят ими. Такую притягательную силу приобрела профессия летчика в первой
половине тридцатых годов. «Воздушный флот в то время, — пишет М. Галлай, —
как раз сильно «входил в моду».
Многие столетия понадобились человечеству, чтобы освоить сушу, моря и
океаны, чтобы повозку заменить
5автомобилем, плот и ладью — пароходом. Покорение воздушной стихии, создание летательных аппаратов, которые стали повседневным транспортным
средством, таким же, как автобус или пассажирское судно, заняло всего
несколько десятилетий. За этот короткий срок человечество в воздухе повторило
тот многовековой путь, который оно проделало на суше и на море. Это одним из
первых, если не первым, почувствовал, понял Сент-Экзюпери. В «Планете
людей» он настойчиво повторяет одну и ту же мысль о том, что с помощью
авиации человечество продолжает исследование своего дома — Земли:
«Крестьянин, возделывая свое поле, мало-помалу вырывает у природы разгадку
иных ее тайн и добывает всеобщую истину. Так и самолет — орудие, которое
прокладывает воздушные пути, — приобщает человека к вечным вопросам»;
«Самолет — не цель, он всего лишь орудие. Такое же орудие, как и плуг»; «Да, конечно, самолет — машина, но притом какое орудие познания». Запомним эти
слова, они помогут нам лучше понять
Долгие века путешественник и мореплаватель были фигурами
романтическими — и не только в литературе, но и в жизни: разведка новых
краев, морское дело требовали незаурядного мужества, упорного труда, пытливого ума, обширных знаний. Эти люди вызывали восхищение, рождали
желание следовать их примеру, В первые десятилетия нашего века такой
притягательной романтической фигурой становится летчик. Рискованное, трудное, пионерское дело, которым занимались летчики-испытатели, отбирало
людей ярких, сильных, отважных, поистине замечательных. В книгах М. Галлая
проходит целая когорта этих людей, штурмовавших небо, — в буквальном и
переносном смысле этих слов.
Есть в книге «С человеком на борту», как говорят в кино, «проходной
эпизод» — автора он привлекает, потому что в нем отразился деловой, непоказной, не парадный характер работы на самом переднем крае нашей науки и
техники. М. Галлай рассказывает, как весьма буднично, обычно поздним вечером, из Внукова улетали на космодром ныне широко известные создатели
космических кораблей: «У газетного киоска собралось человек десять —
пятнадцать: Сергей Павлович Королев, Мстислав Всеволодович Келдыш, Валентин Петрович Глушко, Константин Давыдович
6Бушуев, Николай Алексеевич Пилюгин, Алексей Михайлович Исаев, Борис
Викторович Раушенбах, Семен Ариевич Косберг, Владимир Павлович Бармин. .
У литератора, работающего в так называемом художественно-биографическом жанре, здесь, наверное, просто разбежались бы глаза: что ни
человек, то по всем статьям достойный герой большой и интересной книги. Но
такого литератора поблизости почему-то не оказалось».
Себя автор книги в расчет не принимает — впрочем, он в ту пору еще был
весьма далек от литературных планов и забот. Потом кое-что о некоторых из этих
людей — о ком кратко, о ком подробнее — он рассказал. Но, разумеется, не все, он не стал их биографом, поведал лишь о собственных встречах с ними.
Написанные М. Галлаем книги не очерки истории авиации и космонавтики, хотя, не сомневаюсь, сегодняшние и завтрашние историки почерпнут в них немало
драгоценных, безупречно точных сведений.
Говоря о мемуарной литературе — и это непременно надо иметь в виду —
мы нередко невольно отождествляем два ряда произведений, у которых есть
принципиальное различие. Одни из них, добросовестно воспроизводя ход того
или иного события, рисуя его обстоятельства и участников, дальше этого не идут, других задач перед собой не ставят. Да и требовать от них большего или другого