Избранное в двух томах
Шрифт:
высокая судьба этого поколения.
Л. Лазарев
Памяти моих родителей Зинаиды Александровны Галлай
и Лазаря Моисеевича Галлая
От автора
Книги, лежащие сейчас перед вами, написаны в разные годы — пятнадцать, двадцать, даже тридцать лет назад. Перечитывая их сегодня, видишь, сколь
многое с тех пор изменилось. Другой стала авиационная да и
техника. Многие из невыдуманных персонажей, населяющих эти книги, отошли
от активной деятельности, а некоторые, к несчастью, вовсе ушли из жизни.
И все же автор решил ничего не менять, оставить все как было. Потому что
неизменным осталось главное: авторская оценка людей и событий, его
жизненные воззрения, гражданская позиция, то есть то, что он более всего хотел
донести до умов и душ читателей. Ну и, конечно, исторические факты остались
историческими фактами — против них время бессильно.
Поэтому, готовя текст к этому изданию, автор ограничился несколькими
дополнительными вставными замечаниями, отражающими реалии наших дней, да восстановил немногие абзацы повествования и имена действующих лиц, публикация которых ранее ограничивалась так называемыми цензурными
соображениями.
Все, что вы прочтете в этих книгах, — правда.
Во всяком случае, автор, строго следуя законам жанра, нигде не прибегал к
вымыслу (или, как его иногда деликатно называют, домыслу) намеренно. Так что, если внимательный читатель обнаружит в тексте какую-нибудь неточность или
ошибку, пусть знает, что это — именно ошибка, а не намеренное отступление от
истины, и автор с признательностью примет указание на нее.
14
Через невидимые барьеры
НАЧАЛО НАЧАЛ
Что ж, Галлай, летать ты не умеешь, — сказал Козлов.
И свет померк в моих глазах. Выбравшись из кабины маленького
двухместного учебного самолета У-2, я совсем уж было приготовился к тому, чтобы с должной скромностью и достоинством выслушать если не восторги, то, во всяком случае, слова одобрения. Не зря же, в конце концов, числился я в
аэроклубе отличником. Даже портрет мой на Красной доске висел. И вдруг: «Не
умеешь. .» Я был чистосердечно убежден тогда, что умею летать. Не имел на сей
счет ни малейших сомнений.
И в этот полет, которого так ждал и от которого для меня столь многое
зависело, отправлялся без тревоги, вполне уверенно. И вот — такой афронт!
Козлов помолчал. Дал мне возможность погрузиться на должную глубину в
бездну отчаяния, вдоволь насладился моим убитым видом, прокашлялся — и
негромко добавил:
— Не умеешь. . Но, похоже, будешь. И мир снова
* * *
Впрочем, первое мое знакомство с Козловым состоялось несколько раньше, и
не в воздухе, а на земле.
Я сидел в просторном кабинете начальника отдела летных испытаний
Центрального аэрогидродинамического института (ЦАГИ) в большом кресле
перед письменным столом. Сам начальник отдела В. И. Чекалов был в это время
в Париже на очередном международном авиационном «салоне», и разговаривал
со мной его заместитель по летной части — Иван Фролович Козлов.
16
Позади меня, за широким, во всю стену, окном, происходили исключительно
интересные вещи: кто-то выруливал на старт, кто-то заруливал на стоянку, шумели на разные голоса (скоро я научился различать их) прогреваемые
механиками моторы, техники устанавливали приборы-самописцы — словом, испытательный аэродром жил своей обычной жизнью. Не мудрено, что в течение
всего разговора, сколь ни велико было его значение для моей дальнейшей
судьбы, я не раз воровато оглядывался, чтобы бросить лишний ненасытный
взгляд на открывавшуюся за окном картину.
Козлов задавал вопросы. Из моих ответов явствовало, что еще несколько лет
назад я начал летать на планерах, имею более тридцати прыжков с парашютом (в
то время подобная цифра казалась куда более внушительной, чем сейчас), работал
инструктором парашютного спорта Ленинградского аэроклуба и подготовил
несколько десятков «перворазников».
В том же Ленинградском аэроклубе я научился летать на самолете и даже
закончил группу подготовки инструкторов-летчиков. Впрочем, применить
полученные в этой группе знания еще не успел и никого к искусству полета пока
не приобщил.
Когда я бодрым голосом упомянул, при каких обстоятельствах «научился
летать», на лице Ивана Фроловича отразилось легкое сомнение. Впрочем, никаких комментариев по этому поводу он не высказал. В том, что летать я еще
далеко не научился, мне предстояло убедиться, и, как читатель уже знает, произошло это довольно скоро.
А пока разговор продолжался. Я рассказал, что в нынешнем, 1936 году мне
исполнилось двадцать два (целых двадцать два!) года, что я окончил курс
Ленинградского политехнического института по специальности аэродинамики. В
ЦАГИ направлен, чтобы пройти преддипломную практику и написать
дипломную работу, но что конечная моя цель — стать летчиком-испытателем, так
как именно в этом я вижу вершину и летного искусства и инженерной
деятельности.
Козлов не торопился заканчивать беседу. Он интересовался моими