Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
– Ну, Лира, слушай. Я – Малкольм. Это совсем просто. Давай, попробуй. Мал-кольм.
Малышка с серьезным видом уставилась на него. Пантелеймон превратился в крота и зарылся в одеяла. Аста расхохоталась.
– Хватит смеяться! – возмутился мальчик. – Давай, Лира. Мал-кольм.
Девочка нахмурила лобик и пустила слюни.
– Рано или поздно, у тебя получится, – пообещал Малкольм, промокая ей лицо полотенцем для чайных чашек. – Давай попробуем еще. Ас-та.
Лира
– Все равно она для своих лет очень развита, – сказал Малкольм. – Ее деймон превратился в крота, это очень умно! Откуда они вообще про кротов знают?
– Этого тебе никто не скажет, – отозвалась старая монахиня. – Один Господь Всемогущий знает ответ, но это и не удивительно, раз уж он сам все это и сотворил.
– А я помню, как был кротом, – вставил вдруг Герейнт, ее старый деймон, который обычно молчал и только наблюдал за происходящим, чуть склонив набок голову. – Когда я пугался, всегда превращался в крота.
– Но откуда ты узнал о кротах? – спросил Малкольм.
– Ты просто чувствуешь себя как-то кротовато, – объяснила Аста.
– Гм-м, – сказал Малкольм. – Ой, смотрите, он опять вылез.
Из одеял показалась головка Пана – уже не кротовая, а кроличья. Он держался как можно ближе к Лире, потому что так чувствовал себя в безопасности, но было видно, что ему очень любопытно.
– А знаешь что, Лира? – сказал Малкольм. – Ты можешь научить Пана говорить «Мал-кольм».
Малышка и ее деймон что-то неразборчиво и настороженно залопотали. Тогда Аста превратилась в обезьянку и встала на руки, и она оба снова засмеялись.
– Что ж, хоть ты и не умеешь разговаривать, зато умеешь смеяться, – заметил Малкольм. – Ничего, скоро и говорить научишься. А вот сестра Фенелла – это ты можешь сказать? А? Сес-тра Фе-нел-ла?
Девочка повернулась к старой монахине и широко улыбнулась, а ее деймон превратился в белку, совсем как Герейнт, и весело зацокал.
– Какая же она умная! – восхитился Малкольм.
Тут из коридора донеслись голоса, и дверь в кухню отворилась, пропуская сестру Бенедикту.
– А, Малкольм! Я как раз хотела поговорить с тобой. Хорошо, что ты здесь. У нас все в порядке, сестра?
Она на самом деле имела в виду, все ли в порядке с Лирой, но ответа слушать почти не стала. Другая монахиня, сестра Катарина, пришла присмотреть за младенцем, пока сестра Фенелла пойдет в часовню помолиться, – так, по крайней мере, решил Малкольм. Сестра Катарина была юная и хорошенькая, с большими темными глазами, но какая-то ужасно нервная, и Лира в ее присутствии тоже становилась нервной. Совершенно довольной она была только в обществе сестры Фенеллы.
– Пойдем, Малкольм, – сказала сестра Бенедикта. – Нам надо переговорить.
Кажется, он все-таки ни во что не влип – тогда ее голос звучал бы по-другому.
– Я вам тоже хотел кое-что сказать, сестра, – начал Малкольм, когда за ними закрылась дверь ее кабинета.
– Погоди минутку. Помнишь того человека, о котором ты мне рассказывал? С трехногой гиеной?
– Я
Он описал ночное происшествие. Сестра Бенедикта слушала молча и только хмурилась.
– Сломанный ставень? Нет, он не сломан. Кто-то забыл его закрыть. Ладно, сейчас это неважно. Малкольм, ты видел, как он обращается со своим деймоном? Этот человек совершенно точно душевнобольной. Я хотела сказать, чтобы ты держался от него подальше. Если встретишь его где-нибудь, сразу разворачивайся и уходи. Не вступай с ним ни в какие разговоры. Я знаю, как ты со всеми приветлив. Это большое достоинство, но правильно оценивать людей – тоже добродетель. Этот несчастный не способен здраво рассуждать, и его наваждения могут вредить другим людям, как они уже повредили его деймону… А теперь – что ты хотел мне рассказать? Еще что-то о нем?
– Отчасти. Но еще о том, что скоро будет наводнение. Мне один цыган сказал.
– О, какой вздор! Погода уже переменилась. Не успеешь оглянуться, как наступит весна. Хвала Господу, дожди закончились и больше их не будет.
– Но он мне объяснил…
– Много из того, что говорят цыгане, – чистой воды суеверия, Малкольм. Слушай их вежливо, но думай головой и суди здраво. Все прогнозы Бюро погоды сходятся в том, что ливни уже позади, и опасность паводка миновала.
– Но цыгане знают реки и понимают погоду…
– Спасибо, что передал это предупреждение, но, полагаю, с нами все будет в порядке. Ты что-то еще хотел сказать?
– А с мистером Тапхаусом все в порядке?
– Он немного приболел. Все ставни уже на месте, и я велела ему отдохнуть несколько дней. А теперь ступай, Малкольм. Помни, что я сказала тебе о том человеке.
Спорить с сестрой Бенедиктой было непросто. Но Малкольму и не хотелось спорить. Он просто предупредил ее, как и велел мистер Корам.
Ночью ему снова снились бродячие собаки. Возможно, это даже был тот самый сон: стая собак всех мастей. На сей раз они неслись с бешеной скоростью по голой равнине, стремясь догнать и убить кого-то, кого он не видел. И ему снова это понравилось. Бежать было и страшно, и, в то же время, волнующе. Малкольм проснулся весь в поту и тяжело дыша. Он лежал, тесно прижавшись к Асте, которая, разумеется, видела тот же сон. Мысли о нем не покидали мальчика и позже, когда они оба встали, чтобы идти в школу.
Монахини не вняли его предупреждениям, и Малкольм решил попытать счастья со школьными учителями, но в ответ услышал то же самое: все вздор, суеверия, цыгане ни в чем не разбираются или что-то замышляют, им просто нельзя верить…
– Ну, не знаю, – сказал Малкольм, оставшись с Робби, Эриком и Томом на площадке для игр. – Некоторые просто не хотят, чтобы их предупреждали.
– Что-то не похоже на правду. Я про этот твой потоп, – сказал Робби.
– Река все еще высока, – не согласился Том, старательно поддакивавший всему, что говорил Малкольм. – Даже и дождей-то особых не понадобится, чтобы она…