Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
Медведь медленно разжал челюсти. Лицо часового, окровавленное, мокрое и серое, как зола, легло на землю, его деймон захлопотал вокруг, приводя его в чувство, а медведь отступил к Лире.
Никто больше не двинулся с места. Они видели, как медведь оставил свою жертву по приказу маленькой девочки с деймоном-котом, а потом расступились, освобождая путь Йореку Бирнисону, который протопал мимо них рядом с Лирой и направился к порту.
Она была занята только им и не замечала волнения, возникшего позади, злобы, вспыхнувшей в безопасности после его ухода. Она шла рядом с ним,
Когда они пришли в порт, Йорек Бирнисон наклонил голову, расстегнул когтем шлем и с грохотом сбросил его на промерзшую землю. Почувствовав что-то необычное, цыгане высыпали из кафе и при свете антарных ламп, горевших на палубе судна, увидели, как Йорек Бирнисон скинул с себя остальную броню и, оставив ее лежать кучей на пристани, ни слова не говоря, подошел к воде, скользнул в нее без малейшего всплеска и пропал.
— Что случилось? — спросил Тони Коста, услышав возмущенные голоса горожан и полицейских, которые спускались по улочкам к гавани.
Лира объяснила ему настолько понятно, насколько могла.
— Но куда он собрался? — спросил Тони. — Не бросил же он броню? Ее сейчас же заберут!
Лира и сама испугалась: из-за угла уже появился первый полицейский, за ним еще несколько, потом Сиссельман со священником и двадцать — тридцать зевак с Джоном Фаа и Фардером Корамом.
Но при виде толпы на пристани они остановились, потому что рядом с ней появилось новое лицо. На броне медведя, положив лодыжку на колено другой ноги, сидел долговязый Ли Скорсби, в руках у него был самый длинный пистолет, какой приходилось видеть Лире, и направлен он был на выпуклое брюшко Сиссельмана.
— Сдается мне, вы плохо ухаживали за латами моего друга, — благодушно сказал он. — Смотрите, как заржавели! Не удивлюсь, если там и моль завелась. Так что постойте-ка тихо и спокойно и не сходите с места, пока медведь не вернется со смазкой. Хотя можете и домой пойти, почитать газету. Воля ваша.
— Вон он! — сказал Тони, показывая на скат в дальнем конце причала, где Йорек Бирнисон вылезал из воды, волоча что-то темное. Выбравшись на причал, он отряхнулся; в обе стороны полетели целые фонтаны воды, и мех его снова поднялся и стал густым. Потом он наклонился, взял зубами черный предмет и поволок туда, где лежала броня. Это был мертвый тюлень.
— Йорек, — сказал аэронавт, лениво встав и по-прежнему держа на мушке Сиссельмана. — Здорово.
Медведь повернул голову, буркнул и одним когтем вспорол тюленя. Лира зачарованно наблюдала за тем, как он разворачивал на пристани шкуру и сдирал полосы подкожного жира, а потом намазывал им броню, тщательно накладывая на те места, где пластины находили друг на дружку.
— Ты с этими людьми? — спросил медведь, не прерывая работы.
— Ну да, — сказал Ли Скорсби. — Похоже, мы оба завербовались, Йорек.
— Где ваш воздушный шар? — спросила Лира у техасца.
— Сложен в двух санях, — сказал он. — А вон и босс идет.
Подошли Джон Фаа, Фардер Корам и Сиссельман с четырьмя вооруженными полицейскими.
— Медведь! — произнес Сиссельман тонким сиплым голосом. — Тебе разрешается отбыть
Йорек Бирнисон ухом не повел и продолжал заботливо намазывать доспехи тюленьим жиром; Лире пришло в голову, что он относится к броне так же любовно, как она к Пантелеймону. Да ведь так он и сказал: броня — это его душа. Сиссельман и полицейские удалились, постепенно стали расходиться и горожане, хотя несколько человек продолжали глазеть.
Джон Фаа приложил ладони ко рту и крикнул:
— Цыгане!
Все были готовы к путешествию. С тех пор как высадились на берег, они только и ждали команды; сани были нагружены, собаки в постромках.
Джон Фаа сказал:
— Пора отправляться, друзья. Мы все собрались, путь свободен. Мистер Скорсби, вы погрузились?
— Готов, лорд Фаа.
— А ты, Йорек Бирнисон?
— Когда оденусь, — сказал медведь.
Он кончил смазывать броню. Чтобы не пропадало зря тюленье мясо, он поднял зубами тушу и закинул на задок больших саней техасца, после чего стал надевать броню. Удивительно было наблюдать, как легко он с ней обращается: металлические пластины кое-где были толщиной в два пальца, а он накидывал их на себя, словно шелковые лоскуты. Заняло это меньше минуты, и на этот раз никакого ржавого скрежета не было.
Спустя полчаса экспедиция была уже в пути. Под небом, населенным тысячами звезд и яркой луной, сани подпрыгивали и громыхали на рытвинах и камнях, пока не выехали на чистый снег за окраиной города. Тут громыхание сменилось тихим хрустом снега и скрипом дерева; собаки побежали резвее, сани двигались быстро и плавно.
На задке саней Фардера Корама Лира, до глаз закутанная в мех, шепнула Пантелеймону:
— Ты видишь Йорека?
— Он идет рядом с санями Ли Скорсби, — ответил деймон, притулившийся в виде горностая к ее капюшону.
Впереди, за горами на севере зажглись и заколыхались бледные арки и петли Северного Сияния. Лира, жмурясь, смотрела на них, и теплая сонная радость разливалась по всему ее существу: она ехала на Север при свете Авроры. Пантелеймон боролся с ее дремотой, но дремота была сильнее; он свернулся в виде мыши внутри ее капюшона. Когда они проснутся, он, может быть, скажет ей… Непонятно, куница это, или сон, или какой-то безобидный местный дух, но кто-то все время следовал за их санным поездом, легко перепрыгивая с ветки на ветку тесно стоящих сосен, и это неприятно напомнило ему о золотой обезьяне.
Глава двенадцатая
ПРОПАВШИЙ МАЛЬЧИК
Ехали несколько часов, потом остановились поесть. Пока мужчины разжигали костры и растапливали снег, а Йорек Бирнисон наблюдал, как Ли Скорсби поджаривает тюленье мясо, с Лирой заговорил Джон Фаа.
— Лира, можешь вынуть алетиометр и спросить?
Луна давно зашла. Свет Авроры был ярче лунного, но неверный. Однако у Лиры было острое зрение, она пошарила в меху и вытащила черный бархатный сверток.
— Да, все видно, — сказала она. — Хотя я и так уже помню, где какой символ. Что спросить, лорд Фаа?