Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Думаю, живут они неплохо, — ответил Пэрриш. — Продолжай про ребенка.
— Так вот, она услышала плач и заглянула в окно. И увидела, как светловолосая девочка пытается вырваться от этой еврейки, что ее держит. Та жену заметила и отошла от окна. Жена говорит, украли ребенка, как пить дать украли. Хотя она мало чего понимает в этом деле… Так что, это правда?
— Не удивлюсь, если так. А какой номер дома?
— О черт, я не знаю. Такое чистое местечко. Цветок в горшке на подоконнике. Думают, они избранные, лучше
Когда после собрания все выходили из табачного склада, Голдберг попросил задержаться Малыша Мендела и Мойшу Липмана. Билл тоже остался.
Когда его босс убедился, что их никто не слышит, он предложил каждому по сигаре и сказал:
— Господа, у нас есть еще одна проблема. Не хотел вас беспокоить по этому поводу, но мне нужно знать ваше мнение.
Двое гангстеров сидели молча. Они были очень разные: лысеющий, с умным взглядом, элегантный Мендел был одет по последней моде и выглядел, словно коронованная особа на отдыхе, в то время как Мойша Липман, в юности участвовавший в боксерских поединках на ярмарочной площади, вполне мог отправиться в театр на прослушивание, ему бы наверняка дали роль чудовища Франкенштейна.
Они были знакомы и уважали друг друга, но одновременно и не доверяли друг другу. Билл, следивший за ними, восхищался магнетическим свойством характера Голдберга, сумевшего собрать таких разных людей вместе.
— Ну? — спросил Липман хмуро, когда они снова сели.
Мендел выпустил струю дыма в сторону свечи, пламя которой заколыхалось и заиграло.
— Дайте-ка догадаюсь, — сказал он, прежде чем Голдберг успел что-либо ответить. — Тут замешана женщина.
Липман отвел тяжелый взгляд от Голдберга и посмотрел на своего конкурента.
— Что за женщина? Это как-то связано с нашим делом?
— Самым непосредственным образом, — ответил Голдберг. — Она единственная, кто может потопить Цадика…
Вкратце он рассказал им про Салли и Харриет.
— Теперь же я боюсь, что она подвергла себя настоящей опасности. Мне нужно, чтобы за домом следили, и если там будет происходить что-то странное, надо немедленно бежать туда. Второе — это девочка. Там, где она находится сейчас, она в безопасности, но ее дом тоже нужно взять под наблюдение. Круглосуточное наблюдение.
Молчание. Малыш Мендел приподнял бровь, Мойша Липман нахмурился.
— Слишком затратно, — сказал он спустя мгновение. — Зачем беспокоиться?
— Потому что только мать этой девочки может победить Цадика. Если ребенка похитят, мы потеряем все; он будет могущественнее, чем когда-либо, потому что тогда и мать попадется. Сейчас я боюсь кое-чего похуже.
— Кровь младенцев? — спросил Мендел, но это был даже не вопрос. Он имел в виду древние клеветнические обвинения евреев в том, что они якобы используют кровь христианских детей для своих
Голдберг кивнул.
— Он сделает это и свалит все на евреев? — спросил Липман. — Но зачем ему, ради всего святого…
Он не закончил, потому что снаружи раздались шаги, а потом стук в дверь. Липман вскочил и сжал кулаки, Мендел вальяжно, с любопытным взглядом, обернулся посмотреть, что происходит. Но быстрее всех, даже быстрее Билла, на ногах оказался Голдберг. Он сразу же полез в карман.
Билл открыл дверь, и в помещение ввалился задыхающийся Рубен Сингер.
— Девочка… они нашли ее…
Голдберг через секунду оказался рядом. У молодого человека была рассечена губа, она кровоточила, один глаз заплыл.
— Несколько человек — не полиция, нет — ни ордеров, ничего… Заправлял всеми приличного вида человек по имени Пэрриш. Ребекка знала, зачем он пришел, и попыталась вывести девочку через заднюю дверь, но во дворе тоже были их люди. А мистер Катц… — он остановился, чтобы перевести дух, — без сознания. Они избили его палками. Ребекку тоже. По-моему, у нее рука сломана. Но ребенка забрали…
— Хорошо, Дэн, — послышался голос Мендела. — Ты с нами, Мойша?
Черты лица Липмана при тусклом свете свечи приняли злобное выражение.
— Значит, на детей руку подняли… — сказал он. — Евреи, готтентоты — какая разница… Чего ты хочешь, Дэн?
Голдберг на секунду задумался.
Он мог отвезти ее в три места: в дом на площади Фурнье, в особняк Пэрриша на Телеграф-роуд в Клэпхеме или в то поместье, что они присвоили себе в Твикенхеме. Мойша, возьми ребят и отправляйтесь на площадь Фурнье. Малыш — ты в Твикенхем. Фруктовый дом, большое поместье на реке. А я поеду в Клэпхем.
— И что нам делать? — спросил Мендел.
— Следите. Наблюдайте. Если увидите ее — хватайте и увозите.
— Ты когда-нибудь видел, как похищают людей? — спросил Липман. — Будет сложно не сделать ей больно.
— Справимся, — отрезал Мендел.
— Нужно место, где мы сможем встречаться, — сказал Голдберг. — За моей квартирой в Сохо следят, у полиции есть ордер на мой арест. Какие будут идеи?
— У меня есть телефон, — ответил Мендел. — Номер сорок два четырнадцать. Я посажу человека на линию. Звони, как только что-нибудь выяснится. Линия открывается в девять, он мне все сообщит.
— Хорошо, — отозвался Голдберг, в то время как двое главарей поспешили на улицу. — Рубен, тебе придется присмотреть за миссис Катц и остальными. Пойдем.
Перепрыгивая через две ступеньки, он выбежал под проливной дождь и растворился в темноте. Билл следовал за ним по пятам.
Харриет сидела очень тихо. Где-то рядом была лошадь, потому что она слышала тихое ржание, а рука ее лежала на чем-то прохладном и гладком, похожим на сиденье того кеба, в котором они ехали с мамой.