Избранное. Компиляция. Книги 1-11

Пулман Филип

Он подкатил каталку к кровати, на то место, что указал Мишлет, они вдвоем, с помощью ремней и блоков, подняли Цадика и усадили в кресло.

Мишлет взял на руку немного помады для волос из специального сосуда и втер ее в рыжие волосы хозяина. Потом причесал их, так что они легли ровно и заблестели.

Слуга вытер руки, поправил галстук Цадика и накрыл пледом его ноги. И застонал, приложив руку к повязке, закрывающей один глаз.

— Сэр, позвольте мне прилечь, — попросил он. — Глаз болит, нет мочи.

—

Позже. Я хочу, чтобы ты спустился со мной в подвал. Спасибо, Уинтерхалтер. Сегодня ты мне больше не понадобишься.

Секретарь поспешно поклонился и вышел.

Мишлет открыл обе створки двери и выкатил кресло на лестничную площадку. В доме было тихо, и они неслышно спустились на лифте в подвал, где в темноте лежала Салли.

Полицейский фургон притормозил. Тони, парень постарше, сказал:

— Так, осторожно. Начали.

Когда повозка остановилась, они спрыгнули с подножки и притаились сзади. Тони выглядывал из-за угла фургона, желая не упустить свой шанс.

Над входом в полицейский участок горели ярко-синие буквы «ПОЛИЦИЯ». Сейчас выйдет сержант взглянуть на прибывшего… Нет, на улице такой дождь, он, наверное, сидит возле печки с чашкой какао.

Дверь фургона открылась. Кон ухватился за мокрый и грязный обод колеса, чтобы в любую секунду рвануться вперед. Еще секунда или две…

— Давай! — закричал Тони, и они оба, словно гончие псы, бросились в ноги остолбеневшим полицейским и вместе с ними повалились на мостовую.

Голдберг был свободен.

— Беги, идиот! — крикнул Кон, прежде чем тяжелая рука схватила его за волосы, а другая — за руку.

Однако он не испугался, а, вцепился зубами в руку полицейского, и тот с воплем отпустил его.

Оба парня через секунду оказались на ногах и вместе с Голдбергом скрылись за углом, прежде чем двое полицейских, набивших синяки при падении на землю и промокшие до нитки, смогли сделать что-нибудь, чтобы остановить их.

Даже кучер был не в состоянии помочь. Спрыгивая на землю, он запутался в собственном плаще и теперь никак не мог освободиться.

Сержант в отделении услышал шум. Теперь он стоял на ступеньках с какао в одной руке, бутербродом в другой и улыбался до ушей, глядя на трех здоровых мужиков, барахтающихся в грязи.

— Я смотрю, ваши дубинки еще не утонули! — закричал он. — Может, постучите как следует друг другу по голове?

Те ответили, что именно, на их взгляд, ему следует сделать со своим какао.

А через две улицы от этого места, корчась от боли, Голдберг убегал в темноту, и за ним, словно два чертенка, неслись его маленькие спасители.

Глава двадцать шестая

Воды Блэкборна

Артур Пэрриш нашел сержанта полиции чересчур настойчивым и на редкость любопытным. И то, как сержант поднял брови, увидев комнату, в которой держали девочку, ему тоже не понравилось.

— Простите,

что спрашиваю, мистер Пэрриш, но ведь речь идет о вашей дочери, — удивился тот, оглядывая голые доски на полу, ржавую кровать, промокший матрац и обнаружив отсутствие простыней и полотенец.

Пэрриш приказал себе быть терпеливым. В конце концов, закон на его стороне, пусть сержант думает, что хочет.

Когда полицейский наконец удалился, Пэрриш созвал своих людей. Голова раскалывалась, и от этой боли не было спасения.

— Они напрашиваются на неприятности, — сказал он. — Что ж, они их получат. Ты, Харви, отправляйся в Уайтчапел за Горманом. Проследи, чтобы там все вверх дном перевернули. Кроппер, останешься здесь и будешь ждать, пока полиция вернется с ребенком.

— Думаете, они вернутся, мистер Пэрриш?

— Уверен. Не обращай внимания на сержанта; заместитель комиссара — мой человек. Как я сказал, останешься здесь, пока они не приедут с ребенком, и скажешь, чтобы везли его ко мне в Твикенхем. Туда я сейчас и направляюсь.

Он сложил кое-какие вещи в саквояж. Помощника его слова, похоже, не убедили.

— А как же мистер Ли? — спросил он.

— А что мистер Ли? — переспросил Пэрриш, поднимая голову. Этот аккуратный, опрятный, похожий на клерка человек, казалось, был в ярости, что позволял себе не часто. Когда же это происходило, перед ним пасовали даже отпетые преступники из Пентонвилля и Дартмура. — Мистер Ли совершенно напрасно доверился мне, — продолжил Пэрриш. — Я сделаю все с наибольшей для себя выгодой, и он не посмеет перечить, потому что ребенок по закону принадлежит мне. Ладно, чего встали? Шевелитесь.

Дэниел Голдберг поморщился. Врач попытался засунуть щипцы поглубже в рану и сказал:

— В чем дело? Выпей лекарство.

— Это не то лекарство.

— Самое лучшее. Шотландское. Ага, нашел.

Что-то звякнуло, упав в металлическую кюветку. Голдберг выдохнул, чуть присвистнув.

— Знаешь, я бы лучше выкурил сигару, — сказал он.

— Никаких сигар. Лекарства пьют, а не курят. Лежи смирно.

Доктор приложил к ране что-то щиплющее.

— Можно, я возьму ее себе, мистер? — спросил Тони, беря в руки окровавленную, сплюснутую пулю.

— Пожалуйста, — ответил врач. — Мне от нее никакой пользы. По-моему, мистеру Голдбергу тоже.

Они находились в небольшой операционной в Сохо. Врач был другом и тоже социалистом, поэтому, когда журналист с ребятами постучались к нему в дверь, он лишь вздохнул, но тут же начал готовиться к операции.

Накладывая повязку Голдбергу на плечо, он сказал:

— Кроме того что я врач, я еще и гражданин, понимаешь?

— Что это значит?

— Это значит, я обязан сообщать в полицию, когда ко мне приходят люди с огнестрельными ранениями. Что происходит, Голдберг?