Избранное. Компиляция. Книги 1-11
Шрифт:
— Ничего нельзя было сделать, — возразил Карл. — Мы потом пытались узнать, что с ней стало. Расспрашивали всех лодочников и паромщиков — на случай, если бы ее вынесло в реку. Но…
Карл не договорил, так как раздался внезапный стук в дверь. Он вскочил на ноги, Джим, выхватывая револьвер, тоже. Но это оказался лишь студент, друг Карла, запыхавшийся, с дурными вестями.
— Прошу прощения, — трясущимся голосом начал он, торопливо поклонившись королеве. — Я только что с вокзала Тристан-Брюкке. Вокзал окружен, никого не пускают внутрь, на него беспрерывно прибывают эшелоны с севера. Мне удалось тайком пробраться и увидеть, что там творится: там разгружаются немецкие войска,
— Спасибо, Андреас, — горячо сказал Карл. — Ты молодец!
Но взгляд у него был такой, будто все эти новости просто не умещаются в его голове.
— Что же нам теперь делать? — спросил он, повернувшись к Джиму.
— Вот что, — произнесла Аделаида. — Сколько ваших друзей находятся сейчас в кафе?
— Около дюжины.
— Они вооружены?
— Большинство из них. Они будут сражаться хоть с оружием, хоть голыми руками.
— Я в этом не сомневаюсь, герр фон Гайсберг, — сказал она. — Мне нужна помощь, чтобы осуществить мой план. Я придумала его еще в замке как единственное средство остановить барона Геделя. Но сейчас это оказывается еще важнее. Я имею в виду флаг.
Джим поглядел на нее, и внезапно его осенила догадка. Она заметила, как он улыбнулся, и продолжала:
— Пока Красный Орел в моих руках, Рацкавия свободна. Я хочу сделать то же, что сделал Вальтер фон Эштен в 1253 году. Мы не сможем защитить скалу против гаубиц и пушек. Но мы можем увезти флаг в Вендельштайн и собрать народ там. Именно это я и хочу сделать. Вы поможете мне?
Карл кивнул, весь пылая от волнения.
— Я сейчас приведу остальных, — сказал он и вышел.
Джим глядел на Аделаиду с истинным восхищением. Запыленная, небрежно одетая, она выглядела красивее, чем все девушки, которых он когда-либо видел; и в то же время он узнавал в ней ту робкую, хрупкую девочку, которая много лет назад вошла в контору его хозяев, ища Салли. Волнующаяся, не смеющая громко вымолвить слова, она тем не менее была одержима той же решимостью, которая владела ею сейчас; но сейчас она была воплощением целого народа — гордая, гневная, прекрасная. Она улыбнулась ему, и он знал, что означает эта улыбка: «Я доверяю тебе, Джим. Мы справимся». И он улыбнулся ей в ответ.
Студенты один за другим входили в переполненную заднюю комнату кафе «Флорестан». Они преклоняли колени перед Аделаидой и целовали ей руку в знак своей преданности; они толпились вокруг стола, выглядывая из-за плеча друг друга и стараясь не задеть локтями и не сбросить на пол развешанных по стенам украшений, и ловили каждое слово королевы.
Она говорила быстро по-английски, а Бекки переводила. Она рассказала им, что их цель — спасти флаг, священный символ их страны, чтобы он не попал в руки врагов. Любой, кто не хочет участвовать в этом предприятии, может сейчас встать и уйти, без всякого урона для своей чести; те, которые остаются, подвергают себя великой опасности, они могут не дожить даже до утра.
Ни один из студентов не шевельнулся. Увидев это, она быстро заморгала и отвернулась. Потом сказала по-немецки:
— Благодарю вас, господа. Я ожидала от вас мужества, но вы дали мне еще и надежду. Прошу садиться, чтобы обсудить, как наилучшим способом исполнить наш план.
Она села, и они расселись вокруг как попало — иные на ручках кресел, другие прямо на полу, скрестив ноги.
— Нужно все продумать в деталях, — сказала Аделаида. — Так что, если кто-нибудь из вас знает что-либо важное о скале или фуникулере, говорите, ради бога. И вот еще… Если что-нибудь случится со мной, флаг перейдет к герру фон Гайсбергу.
Трепет понимания и одобрения пробежал по их лицам. Карл посмотрел так, как будто собирался что-то сказать, но промолчал. Его щеки пылали.
— Итак, господа, — повторил Джим, — высказывайтесь. Чем больше мы сейчас будем знать, тем меньше ошибок совершим потом. Кто первый?
Глава семнадцатая
Фуникулер
Город полнился слухами, разгоравшимися, как тысяча запаленных фитилей. В кофейнях, в «Биркеллере», в «Вайнштубе», в гостиных, на кухнях, в вестибюле отеля, в фойе оперного театра, на улицах и площадях люди разглагольствовали или внимательно слушали:
— Двенадцать тысяч немцев…
— Пушки на железной дороге!
— Королева сбежала с любовником…
— Граф Тальгау застрелился!
— Нет, нет, его арестовали!
— А известно ли вам о подписании договора? Теперь прощай независимость! Неудивительно, что они хранили эту сделку в тайне!
— Застрелить ее ни с того ни с сего…
— Застрелить? В королеву стреляли?
— Да, в замке и убили. Я сам видел, как туда вошли солдаты. Они тянули жребий, и все же половина людей отказалась выполнять приказание!
— Никогда в это не поверю… Принц Леопольд жив. Мой кузен служит у них во дворце. Он сказал, что Леопольд страдал от ужасной болезни, которая обезобразила его, но он вышел к людям, чтобы спасти свою страну в роковой час!
— А вы слышали…
И так далее.
Люди заполняли улицы неравномерно: одни места опустели, в других собирались толпы. Например, множество людей толпились около вокзала и ждали немцев, которые еще не показывались, хотя изнутри доносился лязг от передвижения какой-то техники. Другая толпа, менее плотная, но более сердитая, продвигалась к дворцу и, как водится, переходила от одной сильной эмоции к другой, поднимая крик: «Желаем видеть королеву! Покажите нам королеву!» Людей, которые несколько минут назад не знали, чего они хотят, обуревало желание лицезреть Аделаиду и защитить ее от… А вот от чего, никто не знал; но все они страстно хотели защитить ее хоть от чего-нибудь.
Во дворце барон Гедель пытался взять под контроль ситуацию, не отдавая себе отчета в том, что обстановка менялась каждую минуту. Немецкое вторжение ошеломило его: он полагал, что немцы будут помогать ему издалека, пока он не возвратит престол Леопольду, а в страну не войдут. А вот такой оборот не входил в его планы. Желая хоть на ком-нибудь выместить досаду, он вбежал в покои графа и графини Тальгау. Графиня попыталась остановить его, но он ворвался в спальню графа и там обнаружил лежащего старика с искаженным от боли лицом, с помутневшим взглядом, с некогда свирепыми усами, превратившимися в пук соломы. Геделя обескуражила перемена, произошедшая со старым воякой.
— О чем вы договорились с Берлином? — грозно спросил он. — Я настаиваю на немедленном ответе.
Граф скользнул по нему взглядом и закрыл глаза.
— Где королева? — прохрипел он.
— Черт тебя подери, Тальгау! Немедленно отвечай! О чем вы условились с Бисмарком?
Граф вздохнул. Это был глубокий, жалобный вздох, который, казалось, выворачивал всю душу его наизнанку.
— У меня с Бисмарком не было никаких соглашений. Я обещал его банкиру, что проинформирую о содержании договора за двадцать четыре часа до его подписания, вот и все. Вместо этого… Проклятые деньги! Меня мучит совесть… Я не знал… должен застрелиться… Но по сравнению с тем, что сделали вы, Гедель… В тысячу раз хуже… Где королева? Что ты с ней сделал?