Избранное
Шрифт:
— Но она же особо упомянула тебя в завещании. Я просто не понимаю, чего еще тебе надо. Как записано в том пункте? — обратился генеральный директор Отто Наземан к господину Видеману, который в ответ на это еще раз огласил спорный пункт:
— «Моему сыну Эрнсту, никогда не пользовавшемуся преимуществами остальных моих детей…»
— Благодарю вас, достаточно. Вот видишь, Эрнст. Надеюсь, ты удовлетворен?
— И я так считаю, — подала голос Шарлотта Наземан. — Вообще какие преимущества?
— Прошу
— Какие преимущества? Я ничего такого не приметила. И нам еще этим глаза колоть? Разве мы виноваты, что Эрнст вечно создавал трудности?
— Прошу тебя, Лотта, это к делу не относится.
— Но ведь так оно и было, Отто. Именно вечно. И раньше еще, когда я ребенком была и не слишком этим интересовалась. Но уж позднее, когда Эрнст полез в политику…
— Прошу тебя, Лотта, не будем сейчас говорить об этом.
— Эрнст прав, мама всегда опасалась, как бы он опять чего не натворил. Как же все это было тягостно! И сколько это причинило папе забот из-за нашего завода, нацистам могла же броситься в глаза связь между нами и Эрнстом. Все это мне прекрасно известно, Отто. И мы еще, выходит, виноваты? Что ты скажешь, Урс?
— Но так мы с места не сдвинемся, — с отчаянием заключил Отто Наземан.
— Напротив, Отто, — вновь вмешался в спор д'Артез, — мы уже очень и очень продвинулась. Я целиком согласен с Лоттой. Тот самый спорный пункт, в котором я упомянут, может быть понят как своего рода возмещение.
— Возмещение!
— Пожалуйста, Отто, не раздражайся из-за этого нелепого модного слова. Сейчас главное — верно понять последнюю волю нашей дорогой мамочки. И в этом отношении я целиком на твоей стороне, Лотта. Я никак не возьму в толк, почему это некоему Эрнсту Наземану следует за твой счет выплачивать возмещение.
— Возмещение! — во второй раз воскликнул генеральный директор Наземан.
Несмотря на большой опыт, накопленный в переговорах с норовистыми партнерами, тут уж и он потерял терпение.
— О каком-либо возмещении или претензии на таковое не может быть и речи, поскольку это касается нашей семьи или фирмы «Наней». Весьма сожалею, что об этом вообще заговорили, считаю этот разговор излишним, но не я его начал. Позволь тебе сказать, Эрнст, что в условиях тогдашнего режима, да к тому же в военное время, мы в самом деле оказались в весьма затруднительном положении, когда узнали, что один из носителей нашего имени арестован и заключен в концлагерь. Подобная ситуация в тех условиях легко могла привести к краху фирмы «Наней».
— Папа в ту пору вовсе потерял аппетит. Помнишь, Отто? — вставила госпожа Шарлотта Наземан.
— Прошу тебя, Лотта, дай мне кончить. Мне, как я полагаю, лучше известны все те печальные обстоятельства. Несмотря на это, Эрнст, можешь быть уверен, мы не оставили
— Мама даже пошла на унижение, отправилась к той бабенке, жене какого-то гауляйтера или как их тогда называли. Боже, до чего все это было неприятно! — вновь перебила его госпожа Шарлотта Наземан.
— Право, Эрнст, все это подразумевалось само собой. Мы выполняли наш долг. Я упоминаю об этом лишь потому, что ты подверг сомнению завещание, просишь, как ни странно, дать тебе время на размышление, и потому еще, что ты заговорил о возмещении. Извини, Эрнст, но можно было бы привести и противоположные аргументы. К тебе, по всей вероятности, относились снисходительней, чем к другим заключенным. Кто знает, не спасли ли наши связи тебе жизнь, если, конечно, то, что нынче пишут о концлагерях, соответствует истине. Но обстоятельства эти уже в прошлом, нечего больше о них толковать. Я обратил твое внимание на них лишь потому, что и в завещании речь идет единственно о фирме «Наней». Иначе мы и словом бы об этом не обмолвились.
— Благодарю тебя, Отто, — дружелюбно ответил д'Артез. — Выслушав твое разъяснение, я еще более настоятельно прошу дать мне время на размышление, чтобы обсудить этот вопрос с Эдит.
— Какое отношение имеет к этому Эдит? — вновь воскликнула с негодованием сестрица Лотта.
— О, самое непосредственное. Именно теперь, после сообщения Отто, я понял последнюю волю нашей дорогой мамочки в том смысле, что обязан фирме «Наней» и всем вам выплатить возмещение.
— Да кто же об этом говорит? — воскликнул Отто Наземан.
— Об этом говорю я. И как ты понимаешь, Отто, вопрос о выплате столь значительного возмещения я не могу решить, не заручившись согласием моей предполагаемой наследницы.
— К чему такая сверхщепетильность? — с отвращением вскричал генеральный директор.
— Но кто же из нас, здесь присутствующих, так сверхщепетилен? обратился д'Артез с приветливой улыбкой к сестрице Лотте.
— Я? — вскричала она. — Уж во всяком случае, не я. Ни одна душа не требует от тебя денег. Что за нелепая идея! Речь идет вовсе не о деньгах.
— Вот как, выходит, я все время ошибался. Так что же, господин Видеман, мы, стало быть, поручим решать это вам, как юристу. Не могли бы мы сейчас?..
Завершение переговоров не нуждается в дословной передаче. Д'Артез просил месяц на размышление, две недели у него все-таки выторговали, хотя и этот срок вызвал протест госпожи Шарлотты Фишер, урожденной Наземан.
— Нам придется еще раз приезжать, — сетовала она, — а все из-за твоих нелепых размышлений. Что ты скажешь, Урс?