Избранное
Шрифт:
Им обеим, а в первую очередь ей, Эржи, пояснила Гиза.
Нечего с ней разговаривать как с больной, она еще не свихнулась, заявила Орбан.
Гиза выразительно посмотрела на нее.
— Я вернулась на родину, — сказала она, — затем, чтобы ты утешила меня, дорогая. Но теперь вижу, что ты больше меня нуждаешься в утешении.
— Ну и свинья же я! — воскликнула Орбан. — Ко мне приехала сестра, которую я шестнадцать лет не видела, а я только о себе да о себе!
Ее охватила нежность, бурная и безудержная, как нервный
— Ничего мне не надо! — оттолкнула ее Гиза. — И хватит ходить вокруг да около!
Орбан спросила, кто это ходит вокруг да около.
Она, Эржи, кто же еще, сказала Гиза, должно быть, потому, что ей не нравится идея переселиться в Лету.
Орбан заявила, что она готова примириться со всем, чего хочет Гиза. И вообще она сыта этим вонючим Будапештом по горло, так что с радостью уедет хоть к черту на кулички.
Гиза спросила, не кривит ли она душой.
Она говорит откровенно, заверила ее Орбан.
Гиза заявила, что не полностью убеждена в этом.
Орбан предложила взять с нее клятву.
Гиза отказалась.
Орбан все же поклялась.
Гиза вздохнула. Хорошо, если так, сказала она. Потом поинтересовалась, можно ли нанять машину от Будапешта до другого города.
Орбан сказала, что можно.
А можно ли заказать эту машину по телефону.
Можно.
Если они хотят осмотреть Лету, сказала Гиза, то лучше всего было бы прямо сейчас заказать эту машину, при условии, конечно, что существует такая машина, где вместится и ее кресло-коляска.
Тут Орбан стала проявлять явные признаки раздражения. Она сказала, что и в Будапеште можно заказать такси по телефону, далее, существуют два типа такси, большая машина и маломестная, и вообще собаки и здесь поднимают заднюю ногу, как и во всем мире, но дело не в этом; просто, к ее бесконечному сожалению, из этой затеи ничего не получится, потому что бывший завод Данцигеров уже десять лет как перевели из Леты в другое место и в прежних квартирах для служащих теперь никто не живет.
О чем же тут сожалеть? — спросила Гиза; по крайней мере, им никто не станет мешать.
Но беда в том, что квартиры эти совершенно непригодны для жилья. Крыши и оконные переплеты порастащили на дрова, стены оплел плющ.
И это не беда. Более того, можно отстроить дом заново таким образом, как для них будет лучше, сказала Гиза.
Отстроили бы, да не на что, сказала Орбан. Как это не на что? Миши будет счастлив им помочь. На это возразить было нечего. Помрачнев, Орбан уставилась перед
Гиза хотела взять ее за руку. Орбан руку отдернула.
Гиза грустно улыбнулась. Она еще раз попыталась красноречивыми и разумными доводами убедить сестру. Ведь Миши тоже не желал понять, почему она так рвется обратно в Лету, но для Миши это слово — ничего не значащее географическое название. Для них же, сестер Скалла, «длинная фраза их жизни» может завершиться лишь тем словом, с какого она началась. Ей приелась жизнь в Гармиш-Партенкирхене, и у нее такое ощущение, что Эржи тоже сыта по горло всеми этими историями с Паулой и Чермлени, вечной суматохой и неустроенностью. Она надеется, что Эржи разделяет эти ее чувства.
Гиза выжидательно смотрела на сестру, которая, позабыв о приличиях, вместо ответа мяукнула.
Что бы это значило? — спросила Гиза.
Ничего, сказала Орбан.
Но ей послышался какой-то звук, настаивала Гиза.
Ничего особенного. Просто она разок мяукнула, сказала Орбан.
Зачем она это сделала?
Затем, что Мышка вернулась с работы. У них так заведено, что Мышка, придя домой, дает о себе знать мяуканьем, а она отвечает ей.
Ах, вот оно что, сказала Гиза.
Орбан попросила разрешения зазвать к ним Мышку.
В другой раз, сказала Гиза, конечно, при условии, если Мышка не обидится.
Мышка на редкость чувствительная натура, сказала Орбан и кулаком стукнула в перегородку.
Мышка тотчас явилась и расползлась от счастья, будучи представлена сестре Эржике. Она готова была провалиться от смущения, когда Орбан, знакомя их, сказала, что Мышка до того ловко умеет подражать соседской кошке, что и не отличишь.
Когда же Орбан пожелала, чтобы Мышка мяукнула, та деликатно, но решительно воспротивилась.
Орбан прикрикнула на нее, чтобы не кривлялась, не то по шее схлопочет.
Мышка зарделась всеми своими прыщами. Застенчиво отвернулась. Потупила голову, как великие певцы перед началом ведущей арии. И даже после своего выступления так и не решилась поднять глаз.
Ну каково? — спросила Орбан Гизу.
Гиза вежливо улыбнулась. Сказала, что замечательно.
Мышка выпалила, что Орбан умеет это делать ничуть не хуже.
Орбан не пришлось упрашивать. Она даже отворачиваться не стала, а мяукнула прямо в лицо Гизе.
Гиза рассмеялась. Такого она от своей сестры и не ожидала, сказала она.
Окрыленная похвалой, Орбан велела Мышке занять место по другую сторону стола. Сперва они, перегнувшись через стол, после каждого очередного мяуканья стукались носами, а затем, ухватившись за край стола, обошли его вокруг, соприкасаясь при этом кончиками носов.
Это, конечно, еще больше насмешило Гизу.
Орбан вошла в раж. Быстро, решительным тоном отдавала она распоряжения. Мышку выставила в прихожую, а сама отворила шкаф и спряталась за дверцей.