Избранное
Шрифт:
— Здравствуй, красавица! А где мама?
— Вон она. По-моему, ей плохо.
— Что с тобой, Конча?
— Ничего, все в порядке.
— Вы давно меня ждете?
Мама с улыбкой подошла к ним.
— Мы только что пришли, — сказала она. — Девочка хотела посмотреть на старого Биликена.
Папа взглянул на божка.
— Говорят, я похож на него.
— На этого урода?
— Так ты думаешь, я на него не похож?
— По крайней мере уши у тебя гораздо красивее.
— Как приятно, что тебе нравятся
— Нам пора, — сказала мама. — Конни, попрощайся с Биликеном.
— Я не хочу с ним прощаться! Я хочу взять его с собой!
— Пресвятая дева! — воскликнул папа.
— Но это невозможно! — сказала мама.
— Но я хочу! Я хочу взять его домой!
— Послушай, — серьезно сказал папа. — Старый Биликен должен сидеть здесь. Это его работа. А то не будет карнавала.
— Ну и пусть, ну и пусть! Я хочу забрать его с собой!
— Но ты же совсем забыла про Минни, — сказала мама, опускаясь перед ней на корточки. — Она ведь очень ревнива. А две куклы сразу любить нельзя. Если ты хочешь взять домой Биликена, тогда придется выкинуть бедную Минни. Итак, кого ты выбираешь — Минни или Биликена?
— Биликена! Биликена!
И Конни швырнула куклу на пол.
У матери сверкнули глаза, и она ударила девочку по щеке.
— Немедленно подними куклу!
Конни перестала плакать и удивленно уставилась на мать.
Все еще дрожа, мать тоже смотрела на нее, нервно сжимая в руках платок. Отец беспомощно глядел на них обеих.
Мама опять присела на корточки и принялась вытирать ей слезы.
— Не будь такой жадной девочкой, — сказала она. — Тебе ведь на самом деле не нужен Биликен, пока у тебя есть Минни, верно? Ну, а теперь пошли.
Конни позволила увести себя, но все время оборачивалась взглянуть на Биликена. Папа поднял бедную Минни и мрачно шагал за ними.
На следующий день Конни бросила Минни в пруд, а потом побежала домой и сказала маме, что куклу украл вор.
— Посмотри, он у меня еще и браслет украл!
Мама ничего не сказала. Она сидела на веранде в большом плетеном кресле, глядя прямо перед собой, и казалась такой больной, что Конни, собиравшаяся спросить: «А теперь мне дадут Биликена?», вдруг испугалась и посмотрела туда же, куда смотрела мать. Но там ничего не было, только розы, дорожка и железные ворота, у которых, скрестив руки, замер часовой в хаки с пистолетом на боку. Когда-то этот дом стоял в сельской местности, и вокруг него до сих пор зеленели остатки прежних садов и рощ, отделенных теперь от города высокой стеной. По ту сторону стены лепились убогие домишки с нарисованными на дверях крестами — то были голодные тридцатые годы, и говорили, что по ночам по улицам бродят три ведьмы.
Интересно, что же видела мама — ведьм?
Конни перегнулась через ручку кресла и прикоснулась к плечу матери. Мама тут же улыбнулась и посмотрела на Конни.
— Так ты говоришь,
— Да, мамочка.
— И ты очень испугалась?
— Да, очень.
— Бедненькая! Иди ко мне — никто тебя не обидит.
И мама посадила Конни к себе на колени.
— Что же нам придумать для нашей малышки? Чего ты хочешь — мороженого?
— Нет, мамочка.
— А может быть, мы пойдем в кино, посмотрим Микки-Мауса?
— Да! Да!
— Хорошо. Тогда мы наденем самое нарядное платьице и пойдем в кино, а потом будем есть мороженое.
Конни подождала немножко, но мама не отпускала ее. Обнявшись, они смотрели в глаза друг другу, и все улыбались, улыбались и улыбались, и в конце концов Конни решила, что они играют в игру — кто первый перестанет улыбаться.
Когда тем же вечером Конни залезла в постель, под простыней она нащупала что-то твердое. Там лежала бедняжка Минни — голая, грязная и мокрая. Конни в слезах прибежала к маме.
— Тише, тише, дорогая. Что случилось? — спросила мама.
— Минни! Она там, в моей постельке!
— Но ведь ее украли!
— Нет, она утонула!
— Утонула?
— Да, я сама бросила ее в пруд!
— Значит, ты сказала неправду?
— Да! Да! Я сказала неправду, я лгала, всегда только лгала, лгала! — повторяла Конни, в то время как белый «ягуар» взбирался по скале и россыпь огней Гонконга убегала вниз, а вверху, все еще высоко вверху, последние лучи солнца догорали на стенах монастыря.
Но ложь означала безопасность; она давала кино и мороженое, высокую стену, железные ворота, вооруженную охрану и большой дом, окруженный садом, а по ту сторону стены был ужас: кресты на дверях и три ведьмы, бродящие по ночам.
«Лгала! Лгала! Лгала!» — пел ветер в ее ушах.
Высокая стена вокруг нее рухнула, и сад тоже. И она оказалась по ту сторону стены — одна, пленница своего «ягуара», беглянка в ночи, которую заставляют мчаться наверх к монастырю, чтобы встретить собственную ложь лицом к лицу.
— О, нет! Нет! Нет! — закричала она и круто повернула руль.
Скала качнулась в свете фар, машина, резко развернувшись, покатила вниз, теперь уже навстречу ветру. Огни города тускло мерцали сквозь дымку, а она гнала автомобиль вниз по темному склону, прочь от ужаса.
Когда она подъехала к вокзалу в Кулуне, дымка превратилась в густой туман. Она прошла сквозь туман в ярко освещенное здание вокзала. Купив билет, она поднялась в вагон, и тут же пол дрогнул, донесся свисток паровоза, и стальные колеса со скрежетом покатили по чугунным рельсам. Она подбежала к окну, за которым проплывали клочья пара. Лица на платформе уносились назад, и никто не махал ей на прощание. Покачиваясь, она шла по коридору и чувствовала царившую в вагоне напряженность: казалось, за каждой дверью притаился шпион.