Избранное

Хоакин Ник

— Я усвоил ваше правило, Бонг.

— Вот и хорошо. Так вот, когда мы с Мардж туда приехали, то поставили машину в переулке, чуть дальше задней калитки, и пытались вытащить Ненитц, а она не пожелала с места сдвинуться. Ей вообще нравилось делать все назло. Мардж хотела одеть ее, а она дала ей пощечину. Ну тут уж я вышел из себя. Выволок ее из машины и отхлестал по щекам. А потом мы с Мардж просто сели в машину и уехали.

— В каком положении вы оставили ее?

— Прислонили к стене, голую. Она еще делала непристойные жесты.

— Значит, она протрезвела?

—

Наверное. А когда мы приехали домой, то обнаружили, что ее одежда осталась у нас — красный свитер и вельветовые джинсы. Мардж хотела выкинуть их, но я сказал: нет, отвезу их назад. Я уже начал жалеть о случившемся — ведь Ненитц какое-то время была моей девушкой. Да и ехать туда недолго, я живу в Санта-Месе. Мардж не захотела поехать со мной и надулась, так что я поехал один.

— В котором часу это было, Бонг?

— Кажется, около восьми. Я не стал заезжать в переулок, припарковался на улице и с вещами пошел к дому. В переулке было темно, но, не дойдя еще до калитки, я увидел машину — она ехала навстречу. Белый «камаро». Притормозила у стены, как раз там, где мы оставили Ненитц, и из нее вышел человек. Постоял, потом подошел к калитке — она высокая, из железных прутьев, — посмотрел по сторонам, наклонился вперед и заглянул внутрь — там между калиткой и задней дверью дома есть маленький дворик. А я прижался к стене и следил за ним. В общем, я этого человека узнал.

— И кто он был, Бонг?

— Ну вот, теперь я сам трепло. Но это же не пустая болтовня, тут дело серьезное… Как мужчина мужчине, да?

— А не слишком ли было темно в переулке, чтобы узнать человека?

— О, я-то его рассмотрел. Вы знаете сенатора Алекса Мансано?

— С детских лет. Ты уверен, что это был он?

— Слушайте, я учился в школе с его сыном Андре и бывал у них в доме. И я знаю, что у него белый «камаро».

— Что ты сделал потом?

— Пока он стоял так, спиной ко мне, я улизнул. Добежал до машины и уехал домой. И рассказал только Мардж, больше никому — ни отцу, ни полиции.

— А одежда Ненитц?

— Мы сдали ее в полицию. Да, снова эта полиция… Джек, а вы им не скажете? Ну, про то, что я видел?

— Пока не знаю.

— Я все время об этом думал, но отца впутывать не хотелось, потому и не сказал ему. Это хорошо, что теперь решать будете вы, Джек. — Юноша улыбнулся с облегчением. — Эмми говорит, что вы приходитесь Ненитц кем-то вроде дядюшки?

— Кем-то вроде. А какой она была в жизни?

— О покойнике, кажется, плохо не говорят?

— Как мужчина мужчине, Бонг.

— Ну что ж… Ненитц Куген вовсе не была такой уж оторви-да-брось, как старалась показать. Часто давала отбой. Парни ей нравились, а то, что они делают, — нет. Ну, конечно, она могла повиснуть на шее, дать себя пощупать; иногда доведет до точки и сама уже вот-вот… Но дальше — ни-ни. До конца дело никогда не доходило. Во всяком случае со мной. Она только дразнила. Я ее бросил, Джек, потому что был уже сыт этим по горло. Это так похоже на нее — умереть голой, словно все еще дразня. И все-таки ужасно, что мое последнее воспоминание о Ненитц — та сцена в переулке, непристойные жесты…

— А когда ты вернулся,

ее в переулке уже не было?

— Нет. До появления сенатора я никого в переулке не видел.

Джек представил себе переулок, высокую стену, старый дом на крутом склоне. В этом доме в годы их беспечной юности он ухаживал за Альфредой…

— Эй, Джек, вернитесь на землю. Не выспались? Давайте хлопнем еще по стаканчику, а?

Делая заказ, Джек вдруг осознал, что в музыкальном автомате звучит музыка, которая преследовала его весь день.

— Скажи мне, Бонг, что за мелодию они играют?

— А, это.Последняя новинка. Называется «Бен». О крысе. Фильм не видели? Сейчас все только ее и поют. Когда в старости услышу эту мелодию, буду вспоминать семьдесят второй год.

Пустое, в сущности, замечание Бонга заставило Джека содрогнуться, как тогда в пещере. Август семьдесят второго. А что, если нелепо разряженные люди за длинным столом, сами того не зная, собрались на этот маскарад для того, чтобы сегодняшний день был обозначен в будущем как канун чего-то важного? Да, сегодняшний день предвещает опасность — вот что почувствовал Джек, приехав в столицу, и чувство угрозы усилилось именно этой мелодией.

Его блуждающий взор остановился на стеклянной двери. За нею что-то смутно маячило — какая-то расплывчатая тень в тусклом свете, падающем из зала. Потом он рассмотрел, что это девушка, светлокожая, с каштановыми волосами. На ней были темные брюки и красный свитер с воротником под горло и белыми буквами на груди. Она прижала лицо к стеклу, вглядываясь в зал, но, поймав его взгляд, отпрянула назад и тут же исчезла.

Джек вскочил и, не отдавая себе отчета, выбежал на улицу. Тротуар был забит людьми, спешащими и слоняющимися без дела, а мостовая — машинами, идущими и припаркованными. Никаких следов девушки. Повернувшись, чтобы идти назад, он чуть не налетел на Бонга.

— Джек! Ну и напугали вы меня! Разве можно так сбегать? Что случилось?

— Послушай, какого цвета были волосы у Нениты Куген?

— Каштановые. Она называла их навозно-коричневыми. А что?

Джек окинул взглядом улицу, сверкающую витринами баров, текущую толпами вечерней публики.

— Не знаю. Но, кажется, я только что ее видел.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ПЕЩЕРА

Землетрясение, тряхнувшее Манилу в августе 1970 года, причинило неисчислимые разрушения баррио Бато. У излучины реки обрушилась стенка набережной, сбросив в воду трущобы, лепившиеся под скалой. Но оно же обернулось и чудесным обретением.

Рухнувшая каменная кладка обнажила береговой склон, а в нем — пещеру и ступени, вырубленные в скале. Все это в течение двух с половиной столетий было скрыто за почти вертикальной стеной, высота которой от уходящего под воду основания до огражденного перилами верха достигала сорока футов.

Наверху ширина насыпи была такова, что на ней умещались два ряда крытых соломой лачуг, над которыми нависали гуавы и арековые пальмы. Между ними втиснулась узкая улочка, обоими концами упиравшаяся в стену.