Избранное
Шрифт:
Эта пара привлекала к себе внимание. Она — высокая и стройная, он — в должной мере выше ее ростом; резкий контраст между ее по-деревенски свежим, румяным личиком в обрамлении золотистых кос и его смуглым, строгим и в то же время по-мальчишечьи нежным лицом; ко всему еще странная случайность слившая разные цвета их одежд в мягкую гармонию — она была в платье нежно-голубого оттенка, — этого было довольно, чтобы остальные гости вскинули на них лорнеты.
Мануэль испытывал восхищение перед непринужденной грацией девушки (здесь было бы уместно заметить, что, когда баронесса Войнебург говорила «нескладеха», это выражение скорее следовало бы отнести к ней самой). И быстро сложившееся у него убеждение в природных и благоприобретенных совершенствах этого создания сказало ему голосом, пожалуй, слишком уж твердым, слишком уж родственным голосу рассудка, что здесь ему открывается истинный путь к спасению.
Оттанцевав, они прогуливались среди
Подходя к беседке, Мануэль сперва не узнал фройляйн фон Рандег, равно как и она совершенно не узнала графа, когда он, одетый во все белое с серебром, при вспыхнувшем фейерверке и звуках фанфар торопливо пробирался к ним между черными и пестрыми рядами глазевших гостей. В этот первый краткий миг, который столь часто бывает решающим, они показались друг другу чужими, если не чуждыми. Однако по мере того, как лица их оживлялись от разговора, смеха и танцев, да и от присутствия таких славных и участливых людей, как Инес и Тобар, в душах таял холодок расстояния, разделявшего их вначале. И теперь, когда они прохаживались между двумя рядами тисов, над которыми висели на шнурах пестрые фонари, или когда останавливались там и тут, где кустарник, отступая, открывал взгляду обширные лужайки и большие клумбы близ аллей, наполнявшие воздух благоуханием, — в этом окружении между молодыми людьми впервые воздвигся мост согласия, и, хотя опоры его, возможно, не так еще глубоко уходили в воды жизни, его приветно изогнутый пролет обеспечивал им легкое и благостно удобное сообщение. А поскольку в тот вечер разговор на немецком языке давался графу как никогда легко — уже одно это доставляло ему радость, — то теперь благодаря девушке он чувствовал себя еще теснее связанным с той средой и тем родом духа, которые в последнее время все больше овладевали его умом и сердцем. Эта девушка не была наваждением, миражем: она поистине оказалась его «поверенной», с которой он мог здесь, под прохладным ночным ветерком, беседовать на языке своих грез, на языке своих смутных видений, не говоря ни о чем определенном и не задерживаясь надолго на какой-либо теме, не высказывая определенных суждении и не стремясь чего-либо добиться; нет, покамест оба они просто пребывали на приветно изогнутом пролете этого моста-беседы, что и само по себе было для них удовольствием (во всяком случае для Мануэля), оставляя глубоко внизу не опасные для них бурлящие темные воды.
Такой близкой и милой ощущал он ее подле себя и, оглядывая со стороны, видел, быть может слишком отчетливо, что она хороша собой.
Немного погодя они опять пошли на танцевальную площадку, и здесь, сейчас, когда они плавно и чинно выступали в хороводе под нехитрую и без конца повторявшуюся певучую мелодию, не такую горделиво-пышную, как музыка новомодного танца, и не так хвастливо заявлявшую о себе звуками рогов и литавр и обилием завитушек, — здесь, сейчас у Мануэля прорвалась невольная нежность, подобно тому, как трава растет не только на земле, но пробивается и на верхушках каменных стен, на крышах, мостах и прочих искусных и искусственных человеческих сооружениях.
Да, во все более шумном, веселом и вольном разгуле бушевавшего вокруг празднества чувство это окрепло, словно его раздразнили и разожгли флейты и тарелки музыкантов, окрепло настолько, что Мануэль неоднократно задерживал в своей руке руку девушки и легонько ее пожимал.
И он был счастлив, когда она впервые ответила на его пожатие.
Они возвратились в беседку. Баронесса лорнировала подходившую пару, беспрестанно бормоча себе под нос словечко «charmant» [79] , а когда граф и фройляйн фон Рандег приблизились к ней, заявила, что, дескать, молодым дамам пора бы и домой, говоря это, она искоса взглянула в лорнет на усыпанную гравием широкую дорожку, бежавшую мимо беседок по берегу озера: здесь людской поток стал гуще, шумней, беспорядочней. Гуляющие пели, бегали туда-сюда, ловили друг друга. Из-за кустов, окаймлявших извилистые дорожки, среди мужского смеха нет-нет и взметывались светлыми брызгами женские взвизги. Часть пестрых огней давно погасла, темное ночное небо, словно надтреснувший потолок, низко нависло над парком.
79
Очаровательно (франц.).
Прежде чем двинуться к своим каретам — лакей баронессы тепло укутал ее, а носильщики с креслом стояли уже наготове, — четверо
Уверенный в правильности избранной цели и потому окрыленный надеждой, Мануэль теперь, задним числом, осознал всю несостоятельность заявления, сделанного им однажды в разговоре с Игнасьо: дескать, не так уж важно, найдут ли они в конце концов эту девицу или нет!
Стоит только какой-то мысли, живущей в душе человека, пробиться наружу и обрести плоть, с этой самой минуты — а определить в точности, когда это произошло, невозможно — она вступает в иную сферу и оттуда отчужденным взглядом, как на что-то вовсе незнакомое, взирает на себя самое, на ту, какою была еще недавно, хоронясь внутри. Однако таким образом все обретает силу: если человек доселе был одержим лишь изнутри, то отныне его тянет и теребит также извне. Если до сих пор он сражался лишь с демонами и ангелами, то теперь они вселились в людей и обстоятельства, а небо и ад тоже претерпели странные превращения.
Все это в совокупности давало Маргрет единственно существенное преимущество перед Ханной.
Поскольку теперь перед Мануэлем и снаружи тоже выстраивались ступенька за ступенькой, по которым он мог из запутанных и увлекавших его вглубь лабиринтов смерти выбраться наверх, к узкой полоске ясного голубого неба, у него не оставалось никаких сомнений в том, что означал бы для него срыв, падение, какою бы причиной оно ни было вызвано: приступом ли головокружения от быстрого подъема, подломившейся ли под ним ступенькой или вдруг отказавшей внешней опорой, — здесь было бы довольно и самой малости. Одно было графу до ужаса ясно: раз сорвавшись, он не сможет больше удержаться на зыбкой почве с трудом хранимого и все вновь и вновь обретаемого равновесия; напротив того, прорвав ее поверхность, он полетит в пропасть, разобьется о скалистое дно бытия, где в прожилках камня неразделимо переплетаются жизнь и смерть.
Это глухое сознание опасности заставляло его вдруг раскрывать глаза, затуманенные сонными видениями и лишь мимолетно, искоса глядевшие на мир, или вздрагивать в неопределимо краткие мгновения бодрствования, когда брадобрей водил лезвием по его щекам и подбородку или его лба касалось легкое дуновенье ветерка из сада, — то, что испытывал Мануэль в эти крошечные доли секунды, объясняет, почему он, только еще замыслив какой-либо шаг, не успев его осуществить, уже склонялся к поведению, его натуре совсем не свойственному: к осторожности, правда, к осторожности не такого рода, которая воздает разуму то, что причитается разуму, а жизни то, что причитается жизни — например, свои вылазки с Пляйнагером он ведь тоже предпринимал не очертя голову, а в закрытой наемной карете, через заднюю калитку, стараясь не привлекать к себе внимания, — нет, теперь он склонен был к осторожности боязливой, сознающей, что она мало чем сможет помочь, ибо гордость пресекает ее попытки. Словно бы лед жизни стал вдруг для графа тонким и прозрачным, оттого что глаз увидел под ним пучину; нога ступала уже не так твердо, но в конце концов она все же ступала, да, ей не дозволено было ни медлить, ни тем более нащупывать под собой почву.
Загнанный в этот угол, граф уже не предавался с прежней легкостью тем безобидным развлечениям, какие предлагал ему студент.
Инес Тобар со всей охотой исполнила бы желание брата, высказанное им на другое утро после празднества в Шоттенау, когда они сидели за завтраком: постараться завязать дружбу с фройляйн фон Рандег. Она с радостным, легким сердцем пообещала ему это сделать. Девушка показалась ей доброй, очаровательной, натурой цельной и непосредственной. И нетрудно было понять, что Игнасьо надеялся на благоприятное воздействие подобной дружбы, рассчитывая с ее помощью поскорее уладить дела своего друга Мануэля.
А поелику в последующие дни молодые люди не раз встречались в особняке Войнебург, то не замедлили представиться и благоприятные внешние поводы, могущие способствовать сближению молодых женщин. И все же этого сближения не произошло, чем Инес была весьма озадачена.
Когда в доме у нее случались встречи молодых людей, старая дама, согласно этикету, неизменно при сем присутствовала. Она даже приказывала отнести себя в парк, ежели там играли в серсо или в волан. Однако, пока оба кавалера составляли общество баронессе, Инес и Маргрет предпочитали вдвоем спокойно бродить по дорожкам, так могли они невозбранно вести всевозможные разговоры.