Избранное
Шрифт:
Поэтому Петеру остается только молчать.
— Что-нибудь случилось? Что так рано вернулся? — спрашивает Карин. — Наверно, соревнование отменили?
— Да, Гастон не явился. Может, заболел. А может, испугался. Полежу-ка я немного рядом с вами.
«И что он так смотрит на меня? — размышляет про себя Петер. — Словно я тут хозяин».
— Как хочешь, — говорит Карин. — Места всем хватит.
— Купаться мне неохота. Посижу немного с вами. Если только вы не секретничаете.
— Какие еще там секреты? — парирует Петер. — Просто я рассказывал Карин, как мы провели каникулы
— И про итальянца?
— Про итальянца тоже.
— Ну, продолжай, пожалуйста, — просит Карин Петера. — Почему все-таки вы вернулись раньше? Ты сказал, случилось непредвиденное.
— Пусть Артур расскажет. Он ведь все видел и слышал.
— Ну уж нет, — возражает Артур. — У тебя это лучше получится. А я с удовольствием послушаю.
— Наутро мы рассказали Штрассеру, что Каневари рвало. Учитель забеспокоился:
«Только этого нам недоставало. Будем надеяться, ничего серьезного. В любом случае надо немедленно переправить его в долину».
На завтрак у нас оставался только хлеб. Чай можно было вскипятить. Нашли банку с чаем в шкафу. Сели за стол. Каневари тоже поднялся. Мы пригласили его присесть вместе с нами, но он решительно отказался. Покачав головой, итальянец проговорил:
«No, no, ничего есть».
Вид у него до сих пор был жалкий. Лицо все желтое, губа распухла, кровавый шрам на лбу, на голове запекшаяся кровь. Зрелище, прямо скажем, безотрадное. Когда я его увидел, у меня пропал всякий аппетит. Мне казалось, что в тот момент каждый из нас был готов его отпустить, пусть идет на все четыре стороны. И только он одни был против.
Штрассер стал нас торопить. Мы упаковали свои вещи, закрыли двери и ставни, прибрали немного в доме. Потом отправились в путь.
Мы поддерживали Каневари при ходьбе. Его мучили страшные боли. Это было видно по нему, но он не жаловался. Конечно, продвигались мы очень медленно. Через большие камни и выступы нам приходилось переносить Каневари буквально на руках. Скоро мне стало ясно, что таким образом мы доберемся до долины только к вечеру. Я сказал об этом Штрассеру. Он ответил, если итальянец дотянет до Маттмарка, там наверняка можно будет найти джип или какой-нибудь другой транспорт.
Не прошло и получаса, как Каневари отказался идти дальше. Он показал на свою ступню:
«Нехорошо, нога».
«Да, — проговорил Штрассер, — так действительно дело не пойдет». Он, как и мы, был в растерянности.
Каневари присел на камень.
— Едва он присел, — добавил Артур, — как его снова развезло.
— Вырвало, — уточняет Карин.
— Собственно, его даже не вырвало. Просто вышло немного слюны. Он ведь ничего не ел.
— Так вот, Сильвио сказал, что итальянца надо нести на себе. По-другому не получится. Штрассер согласился.
«Но как это сделать?» — спросил Штрассер.
«Мы могли бы спуститься в Маттмарк и раздобыть там носилки», — предложил я.
«Это займет слишком много времени. Лучше всего смастерить носилки самим. Давайте сделаем так. Четверо останутся тут, чтобы сколотить носилки, на которых
«Еще с нами должен остаться Петер», — сказал Сильвио.
«Хорошо. Значит, Петер. А ты, Герберт?»
Тот сказал «да». Остальные должны были отправиться в Маттмарк.
«Кто у вас будет старшим?» — спросил Штрассер.
Все молчали. Просто мы знали, что бессмысленно проявлять инициативу, потому как старшим все равно назначат Артура. Так оно и вышло. Не дожидаясь ответа на поставленный вопрос, Штрассер проговорил:
«Тогда за старшего будешь ты, Артур».
— Ты так рассказываешь, словно Штрассер отдавал мне предпочтение.
— А разве нет?
Наступает маленькая заминка, и Артур говорит:
— Может быть. Чего спорить-то? Только это вовсе не было столь откровенно, как ты сейчас преподносишь. Штрассер назначил меня старшим, потому что я уже выполнял эти обязанности при восхождении. Впрочем, все это не так важно.
— В общем, мы сразу отправились в путь. Шли довольно быстро. Я повторял: «Не отставать! Давай, давай! Вперед! А то еще итальянец возьмет да сыграет в ящик здесь, в горах. Надо торопиться».
В общем, все, даже толстяк Штрайф, понимали, что спускаться с гор надо или бегом, или очень быстрым шагом. У всех было предчувствие, что с Каневари творится что-то неладное. Мы сняли куртки и все равно вспотели через несколько минут. При первой же возможности мы переходили на бег.
И все же мы спускались не столь быстро, как рассчитывали. Нам приходилось постоянно останавливаться и ждать, пока подтянутся Штрайф и еще двое с ним. На это, естественно, уходило много времени. При восхождении у меня не было ощущения, что маршрут этот не из самых коротких, потому что впереди нас ждали приключения. Теперь же на обратном пути этому маршруту, казалось, не будет конца. Иногда я даже ловил себя на мысли, уж не заблудились ли мы.
Наконец под нами открылся вид на Маттмарк. Усталость как рукой сняло, мы устремились вперед, и я впереди всех. Я крикнул ребятам, что теперь мы не будем больше поджидать толстяка Штрайфа, ведь ему известно, куда мы бежим, и он так же, как все, видит Маттмарк.
И все же нам потребовалось более четверти часа, чтобы добраться до места.
Я думал, когда мы расскажем о случившемся, в наше распоряжение немедленно предоставят джип или что-то в этом роде. Но все вышло по-другому. Территория завода такая огромная, что на ней легко потеряться — это прямо как маленький город. Поначалу мы даже немного оторопели, не зная, к кому обратиться. Вокруг сновало много людей, которые не обращали на нас ни малейшего внимания. Дважды я пытался заговорить с проходившими мимо, но эти двое не понимали по-немецки.