Избранное

Радичков Йордан

Так благодаря вмешательству человека был восстановлен порядок, каждому нашлось место под солнцем. Но похоже, именно тогда, когда все обстоит наилучшим образом, судьба одним глазком заглядывает к нам и, обеспокоенная порядком, принимается немедленно вносить беспорядок. В данном случае она прибегла к помощи лисицы, существа невообразимо хитрого и еще более коварного. Лиса эта проживала неподалеку от дачного поселка, прознала, кто из местных жителей держит бройлеров — то бишь инкубаторных цыплят, — и стала этих цыплят пожирать. Бройлер — у него ведь никакого инстинкта самосохранения нет — при виде лисы аж дрожит от любопытства: кто это к нему приближается? А когда лиса легонько подхватит его зубами, оторвет от земли, он вертит головой во все стороны, прищелкивает от удивления языком и чуть не помирает от любопытства — интересно, а что это с ним собираются делать? Лиса же ничего делать не собиралась,

просто-напросто уносила его в потайное местечко, на какое-то время исчезав, а затем появлялась вновь, довольно облизываясь. Случалось, после этих трапез какое-нибудь цыплячье перышко застревало у лисы в зубах, щекотало нёбо, и от этой щекотки она блаженно улыбалась и даже легонько жмурилась.

Прикончив всех инкубаторных цыплят, какие только водились в поселке, лиса несколько дней слонялась голодная, одно цыплячье перышко еще торчало в зубах, щекотало ее, но улыбалась она уже кисловатой улыбкой. Как-то утром она набрела на тропку, по которой обычно проходил еж, понюхала, исследовала ее в обоих направлениях и ринулась на поиски добычи. Еж в это время пил воду и не заметил лисы, она первая его увидала. Подстегиваемая голодом, она в несколько прыжков оказалась рядом со зверьком, на бегу замахнулась лапой и перевернула его на спину, зная, что брюшко у него незащищенное. Еще один взмах — и ежику пришел бы конец, но он тоже не дремал: сразу свернулся в комок, да так проворно, что даже треск пошел — это застучали друг об дружку иголки. Лиса покатила колючий комок по траве, исколола себе все лапы, попробовала мордой нащупать щелочку между иголками, но несколько иголок впились ей в нос, она отшатнулась, зачихала, постояла в раздумье, потом вдруг ее осенило, и она даже подпрыгнула от радости. Нос еще болел от уколов, но цыплячье перышко приятно щекотало нёбо, лиса улыбнулась и столкнула ежа в воду.

Он не сразу понял, где он. Почувствовал только, что его покачивает, начинает медленно кружить и что твердой почвы под ним нет. Издали долетел собачий лай и голос Э. С., который кричал что-то подбадривающее. Однако долго вслушиваться еж не мог, он почувствовал, что у него намокает брюшко, вода уже коснулась носа, зверек струхнул, попытался выбраться на сушу, но вода пришла в движение и ухватила его своей мокрой лапой за морду. От ужаса еж растерялся — он обнажил брюшко и высунул морду из воды. А у самой воды его поджидала лиса с цыплячьим перышком в зубах, приятно щекотавшим ей нёбо.

Страх перед водой пересилил страх перед лисицей, и еж поплыл к берегу. Стоя спиной к кустарнику, лиса уже протягивала к утопающему лапу — хотела еще в воде перевернуть его на спину, незащищенным брюхом вверх, но не успела. Еж заметил в кустах два грозно развевающихся уха, услыхал боевой собачий клич, лиса изогнулась и исчезла, как видение, а в следующий миг Джанка крупными прыжками расплескивала воду, торопясь лисе наперерез.

Едва собака и лиса скрылись из виду, из кустов вышел Э. С., рассылая во все концы турецкие восклицания. Мокрый еж выбрался на берег, он был совершенно сбит с толку — как будто только что свалился с неба и теперь стоял и моргал, глядя на Э. С. Тот присел на корточки, заглянул ему в глаза, еж не выдержал, застыдился и убежал. Долго скитался он, пока не нашел укромное местечко, забился туда и до вечера сушил на солнце свою колючую шубу. Колючки от воды размякли, еж то сворачивался, то разворачивался, чтобы хорошенько их подсушить, и к вечеру мужество вернулось к нему, потому что, сжимаясь в комок, он чувствовал, что иголки стоят торчком, ударяются друг о дружку и тихонько звенят: они снова стали гибкими и крепкими, как сталь… Еж и на ночь остался в своем тайнике, не решился пойти к лягушкам, только слушал, как они зовут его, а те звали допоздна, даже охрипли от крика и, разобиженные, под конец вернулись к себе в болото.

Когда Э. С. увидал лисицу и сброшенного в воду ежа, он подумал: «Сейчас мы увидим, кто кого», — и решил вмешаться, внести порядок в этот беспорядок. С этой целью он позвал шопа, о котором мы уже упоминали в начале нашего рассказа, и сказал ему:

— Вы, шопы, народ непонятливый.

Шоп тотчас согласился с ним, что они народ непонятливый.

— Но зато хитрый!

И Э. С. объяснил, что поблизости кружит лиса, и спросил, может ли шоп поймать эту лису живьем, а шоп сказал, что может и живьем, и поинтересовался, на что ему живая лиса, а Э. С. сказал, что лиса ему ни на что не нужна, а нужно ему, чтобы шоп, как поймает ее, привязал ей на шею колокольчик и отпустил на все четыре стороны. Шоп спросил, сколько ему за это заплатят, Э. С. ответил, мол, столько-то и столько, тот прикинул в уме, убедился, что расчет есть, и согласился.

Через два дня в окрестностях дачного поселка зазвучал

колокольчик, который прятался в кустарнике и всяких укромных местах (подальше от глаз людских). Заблудившаяся овца шопа, услыхав колокольчик, помчалась на этот звук и несколько раз призывно проблеяла, рассчитывая, что другая овца ей ответит.

Каково же было ее удивление — нам это себе и представить невозможно, — когда она подошла к колокольчику, который так обнадежил ее, и увидела не овцу, мирно пощипывающую травку, а лису — с колокольчиком на шее в в полном отчаянии. «Чтоб мне околеть, если я хоть что-то понимаю!» — подумала овца, напрягая изо всех сил свои овечьи мозги, авось прольют свет на это чудо природы, но чем сильней она их напрягала, тем дело казалось туманней.

Привлеченный колокольчиком — ведь звук металла всегда привлекал его, — еж тоже загорелся любопытством и отправился поглядеть, в чем дело, однако еще издали приметил возле пенька лисицу, которая сидела и звякала колокольчиком, напустив на себя разнесчастный вид. Еж решил, что лисица пустилась на хитрость, чтоб приманить его колокольчиком, столкнуть опять в воду и, когда он начнет тонуть, ударить лапой по его незащищенному брюшку. При одной мысли об этом брюшко у него свело судорогой, и он попятился назад, плотно прижимаясь к земле. Лиса осталась у пенька, продолжая горестно звенеть колокольчиком. После этого еж, где бы он ни заслышал колокольчик, смазывал пятки салом и старался держаться от него как можно дальше.

Дела у него наладились. Когда он проходил через сад, где цвели гвоздики, собака Джанка стояла по стойке «смирно» и отдавала ему честь, человек в кресле дымил сигаретой, как паровоз, уйдя по уши в свою корректуру, лиса издали предостерегающе позвякивала колокольчиком, машины на шоссе заранее рычали или гудели, чтобы ненароком кого не раздавить, так что, казалось, ему ничто не угрожало. Как-то рано утром ему попалась на дороге ящерица, еж кинулся на нее, та заметалась, яростно защищаясь, даже умудрилась кольцом обхватить зверька. Опыт отцов и дедов подсказал ему, где у ящерицы слабое место — там, где кончается голова, — он впился в него зубами и почувствовал, что чешуйчатый обруч, сжимавший его, слабеет. Природа наградила каждого из нас ахиллесовой пятой, все в этом мире уязвимо, надо только знать, где у кого слабое место. Еж знал слабое место и у пресмыкающихся, и у себя, поэтому — танцевал ли он среди кустов или перебегал через шоссе — всегда следил, чтобы брюшко у него было прикрыто…

Когда мертвая ящерица, вздрогнув в последний раз, плюхнулась наземь, еж ухватил ее за хвост, чтобы оттащить в кусты. И тут услыхал за спиной чье-то грозное шипенье. Он рывком обернулся и приник к земле: перед ним высилась огромная змея. Она подняла голову и смотрела на него немигающими, непроницаемыми змеиными глазами, чуть искоса, как бы через плечо — почти как человек. Еж выставил иголки, выгнул спину, иголки звякнули, ударившись друг о дружку. Второй раз в жизни видел он большую змею. Первый раз — мельком, когда был совсем еще крохотным ежонком. Они шли тогда с матерью по лесу — он держался зубами за ее хвост, за ним цепочкой шли его братишки, и каждый держался зубами за хвост впереди идущего, чтобы не потеряться. Мать вела этот караван на земляничную поляну, но им пришлось остановиться, уступая дорогу кому-то большому и шипящему. Это была та самая змея, но тогда ежонок не испугался, потому что перед ним щитом стояла мать. Однако холодный, пристальный взгляд змеи, плоский серый лоб и желтое горло ему запомнились. Змея подняла голову, увидала ежиху с детенышами (она смотрела через плечо, искоса, так же, как и сегодня) и поползла своей дорогой. Ежиха повела малышей дальше, по временам останавливаясь и прислушиваясь, а потом, когда они разбрелись по земляничной поляне, она беспокойно кружила возле своих детенышей и все поглядывала в сторону леса — не покажется ли змея снова. Змея больше не появилась, с тех пор утекло немало времени, и вот теперь она во второй раз повстречалась ежу.

Змея не была агрессивно настроена, она лениво прошипела что-то, опустила голову и равнодушно проследовала дальше. Туловище у нее было такое длинное, что трава еще долго колыхалась после ее ухода. Весь этот день, и следующий, и последующий еж то и дело озирался — а вдруг опять покажется плоская змеиная голова, серый лоб, желтое горло и немигающие пронзительные глаза. Как-то под вечер он увидал ее — змея лежала на покинутом муравьями муравейнике, свернувшись кольцом, то ли подремывала, то ли спала глубоким сном. Еж на почтительном расстоянии обогнул муравейник и на цыпочках миновал это неприятное место. Что-то говорило ему, что от змеи следует держаться подальше. Дважды видел он змею на своей тропке, поэтому изменил привычный маршрут, Э. С. сразу заметил это, но не придал особого значения.