Избранное
Шрифт:
На этот раз Тли даже не поддакнули ему: они только ещё глубже уткнули носы в мякоть смородинного листа. Да и неудивительно: Клоп действительно очень разволновался!
А Гусенице было уже всё равно. "Может быть, я и правда умираю, - сонно подумала она.
– Значит, у меня так и не будет крыльев... Ну что ж... хотя жаль... жаль..."
Кто знает, о чём она жалела...
Но она не умерла. Вяло и сонно, но упорно она продолжала до поздней ночи обматываться шелковинкой.
А когда
Так прочно был он устроен, так надёжно прикреплён, что ему были не страшны ни дожди поздней осени, ни снег, падавший вокруг, ни метели, завывавшие в голых ветках, ни морозы, от которых порой замертво падали голодные пташки и трещали, лопаясь, стволы деревьев.
Прошла зима; с сосулек закапали первые слезинки - сосулькам было жалко, что зима проходит; набухли почки на деревьях; на проталине выглянул первый подснежник - кокон всё висел и висел, неподвижный, застывший, словно неживой. Может быть, и правда там не было никого живого?
Но едва раскрылись одуванчики на лугу, с кокона слетела верхушка и какое-то странное существо неуклюже выползло наружу и уселось на сухом листе.
Боже, какое жалкое это было создание! Мокрое, беспомощное, всё измятое, и вдобавок на спине у него висели две сморщенные, тоже мокрые, тряпочки!
Но солнце, доброе весеннее солнце, для которого все равны, поглядело на него так же ласково, как на самый прекрасный цветок; и под его тёплым взглядом морщинистые лоскутки расправились, развернулись - и ослепительными красками засияла пара чудесных крыльев!
Да, никто бы не узнал в этой прелестной Бабочке нашу старую знакомую Гусеницу!
Да и кому было её узнавать? Ведь ни Кузнечика, ни Лесного Клопа, ни Тлей давно не было на свете...
И всё-таки кто-то её узнал.
– Ну, что... соседка?
– прозвучал скрипучий медленный голос.
– Вот... видишь... у тебя... теперь... есть крылья...
– Ах, здравствуйте, милая Улитка!
– отвечала Бабочка.
– Да, да, у меня теперь и правда есть крылья! Крылья!
– И ты... можешь... полететь... и сгрызть весь... лес... как ты... собиралась...
– Сгрызть?
– удивлённо приподняла крылышки Бабочка - Что это значит сгрызть?
Улитка тихонько хихикнула.
– Ах, да!
– вспомнила Бабочка.
– Помню, помню! Но почему-то мне совсем не хочется грызть! Да и нечем, по правде говоря!
– смущённо засмеялась она.
Она говорила правду: вместо зубастого рта у неё теперь был нежный, тоненький хоботок, пригодный разве для того, чтобы пить цветочный нектар.
– Без... еды... долго... не протянешь...
– начала было
– У меня есть крылья! Крылья!
– ликующе повторяла она.
– Я могу лететь, куда хочу, и любоваться всем на свете! Ведь крылья... ведь для того и даются крылья, правда?
И Улитка - впервые на своём долгом веку - не знала, что сказать.
Она ещё обдумывала свой ответ, когда рядом с Бабочкой опустился на листик молоденький Мотылёк.
Он был горд и взволнован: ведь это был первый его полёт, и даже когда он сел на листик, крылышки его так и ходили!
– Полетим?
– крикнул он, заметив Бабочку.
– Полетим!
– радостно откликнулась она.
Оба вспорхнули и полетели туда, где на лугу пестрели цветы, где ослепительно блестела речка, где вдали синела зубчатая полоса леса, - оба юные, сами прелестные, как два цветка...
А Улитка всё думала...
Почему рыбы молчат
В старину рыбы любили поговорить, а Судак - так тот уж даже слишком. Добро бы он дело говорил, а то всё пустяки: то лясы точит, то ерунду мелет, то чепуху несёт, а бывало и того хуже: лишнее болтает.
И до того он как-то всем рыбам надоел, что ни одна с ним и разговаривать не желает: только разлетится он к какой-нибудь рыбе побеседовать, а она вильнёт хвостом - и поминай как звали!
Вот плавал он, плавал, молчал-молчал - до того намолчался, хоть топись!
А язык чешется смерть как!
Подплыл Судак с горя к берегу. Думает: нет ли хоть там кого, с кем бы посудачить.
Высунул нос из воды, смотрит - верно, сидит на берегу кто-то мохнатенький, четыре лапки, пятый - хвост.
– Эй ты, Мохнатенький, - говорит Судак.
– Ты кто будешь? Рыба?
– Да что ты, - говорит Мохнатенький, - какая же я рыба! Я зверь Выдра.
– Вот и я думаю, что не рыба, - говорит Судак.
– Что рыбе на сухом месте делать? Дура она, что ли?
Сказал - и тут же язык прикусил.
Но Выдра - ничего, не обиделась, только облизнулась.
– Почему же это сразу - дура?
– спрашивает.
– Разве на бережку плохо?
– Ещё бы не плохо, - говорит Судак.
– Совсем жить нельзя!
– А в воде, выходит, можно?
– В воде-то? Сравнила тоже! В воде знай плавай в своё удовольствие!
– А если я плавать не умею?
– Плавать не умеешь?
– удивился Судак.
– Вот смехота! Да ведь это проще всего - плавать! Войди в воду - сразу и поплывёшь!
– А не утону?
Судак со смеху чуть не захлебнулся. Даже пузыри пустил.
– Да что ты, - говорит, - кто же это в воде тонет? Мы вот, рыбы, всю жизнь в воде живём, и ни одна, слава богу, не утонула!