Избранное
Шрифт:
Автор не помнит этих стихов. Жизнь, заботы и огорчения изгнали из памяти изящные строки и поэтические рифмы, но какие-то отрывки и отдельные строфы запомнились в силу их неподдельного чувства:
Лепестки и незабудки Осыпались за окном…Автор не запомнил всего этого стихотворения "Осень", но помнится, что конец его был полон гражданской грусти:
Ах, скажите же, зачем, ОтчегоДругое стихотворение Мишеля говорило о его любви к природе и ее бурным стихийным проявлениям:
Гроза прошла. И ветки белых роз В окно мне дышат Дивным ароматом. Еще трава полна Прозрачных слез, А гром гремит вдали Раскатом.Впрочем, это стихотворение настолько хорошо написано, что есть подозрение — уж не списано ли оно откуда-нибудь начинающим поэтом.
Во всяком случае, Мишель Синягин выдавал его за свое, и мы не считаем себя вправе навязывать читателю наши на этот счет соображения.
Во всяком случае, это стихотворение было разучено всей семьей, и старые дамы ежедневно нараспев повторяли его автору.
А когда приходили гости, Анна Аркадьевна Синягина волокла их в комнату Мишеля и там, показывая на письменный стол карельской березы, вздыхала и с увлажненными глазами говорила:
— Вот за этим столом Мишель написал свои лучшие вещи: "Гроза", "Лепестки и незабудки" и "Дамы, дамы…".
— Мамаша, — говорил, смущаясь, Мишель, — бросьте… Ну, зачем же… Какая вы, право…
Гости покачивали головами и, не то одобряя, не то огорчаясь, трогали пальцами стол и неопределенно говорили: "Н-да, ничего себе".
Некоторые же меркантильные души тут же спрашивали, за сколько куплен этот стол, и тем самым переводили разговор на другие рельсы, менее приятные для матери и Мишеля.
Поэт отдавал внимание и женщинам.
Однако, находясь под сильным влиянием знаменитых поэтов того времени, в частности А. Блока, он не бросал свои чувства какой-нибудь отдельной женщине. Он любил нереально какую-то неизвестную женщину, блестящую в своей красоте и таинственности.
Одно прелестное стихотворение "Дамы, дамы, отчего мне на вас глядеть приятно" отлично раскрывало это отношение. Это стихотворение заканчивалось так:
Оттого-то незнакомкой я любуюсь. А когда Эта наша незнакомка познакомится со мной, Неохота мне глядеть на знакомое лицо, Неохота ей давать обручальное кольцо.Тем не менее поэт увлекся одной определенной девушкой, и в этом смысле его поэтический гений шел несколько вразрез с его житейскими потребностями.
Однако справедливость требует отметить, что Мишель тяготился своим земным увлечением, находя его несколько вульгарным и мелким. Его главным образом пугало,
Мишель рассчитывал на другую, более исключительную судьбу. И о своей будущей жене он мечтал как о какой-то удивительной даме, вовсе не похожей на псковских девушек.
Он не представлял в точности, какая у него будет жена, но, думая об этом, он мысленно видел каких-то собачек, какие-то меха, сбруи и экипажи. Он выходит с какой-то роскошно одетой дамой из экипажа, и лакей, почтительно кланяясь, открывает дверцы. Такие картины ему рисовались, когда он думал о своей будущей супруге.
Девушка же, которой он увлекался, была более простенькая девушка. Это была Симочка М., окончившая в тот год псковскую гимназию.
Увлечение. Короткое счастье. Страстная любовь к поэту. Вдова М-ва и ее характеристика. Неожиданный визит. Некрасивая сцена. Согласие на брак.
Относясь несколько небрежно к Симочке, Мишель все же порядочно был увлечен ею, ни на минуту, впрочем, не допуская мысли, что он может жениться на ней.
Это было просто увлечение, это была несерьезная и, так сказать, черновая любовь, которой и не следовало бы забивать своего сердца. Симочка была миленькая и даже славненькая девушка, но личико ее, к сожалению, чрезмерно было осыпано веснушками.
Но поскольку она не входила глубоко в жизнь Мишеля, он и не протестовал против этого явления природы и даже находил это весьма милым и нелишним.
Оба они уходили в лес или в поле и там нараспев читали стихи или бегали взапуски, как дети, резвясь и восторгаясь солнцем и ароматом.
Тем не менее в одно прекрасное время Симочка почувствовала себя матерью, о чем и сообщила другу. Она любила его первым девичьим чувством и даже могла подолгу глядеть на его лицо не отрываясь.
Она страстно и трогательно любила его, отлично понимая, что он ей, провинциальной девушке, не пара.
Известие, сообщенное Симочкой, глубоко ошеломило и даже напугало Мишеля. Он не столько боялся Симочки, сколько боялся ее матери, известной в городе гр. М., очень энергичной, живой вдовы, отягченной большой семьей. У нее было что-то около шести дочерей, которых она довольно успешно и энергично устраивала замуж, идя ради этого на всевозможные хитрости, угрозы и даже оскорбления действием.
Это была очень такая смуглая, несколько рябая дама. Несмотря на это, все девочки у нее были белокурые и даже скорей белобрысенькие, похожие, вероятно, на отца, умершего два года назад.
В то время не было еще алиментов и брачных льгот, и Мишель с ужасом думал о возможных последствиях.
Он решительно не мог жениться на ней. Он не о такой мечтал жене, и не на такую провинциальную жизнь он рассчитывал.
Ему казалось все это временным, случайным и преходящим. Ему казалось, что вскоре начнется другая жизнь, полная славных радостей, восторгов, подвигов и начинаний.
И, глядя на свою подругу, он думал, что она ни в коем случае не должна быть его женой — эта белобрысенькая девушка с веснушками. Кроме того, он знал ее старших сестер — все они, выходя замуж, быстро увядали и старели, и это тоже было не по душе поэту.