Избранное
Шрифт:
Так воздал Час каждому, что ему положено: нечестивым варварам – вечное прозябание в дикости, христианам – свободу и почести, а мавру – заслуженную кару.
XXXVI
Чилийцы и голландцы
Буря загнала в чилийскую гавань судно голландцев, ибо ярость штормов и неистовство ветров часто приносят в дар чужим берегам сих пришельцев, весьма склонных к бунту и грабежам. Чилийские индейцы, охранявшие сию гавань, подобно тому как вообще всякий народ этого побежденного нами Нового Света на погибель свою с оружием в руках охраняет свою свободу и свое идолопоклонство, напали на мореплавателей, потрясая оружием, ибо приняли их за испанцев, чьей власти они не желают подчиняться и чье господство упрямо тщатся сбросить.
Капитан успокоил их, заверив, что судно принадлежит Голландии и прибыло из сей республики с важным посольством к индейским касикам и вождям; а поелику он подкрепил сии доводы славным вином, обретшим особую крепость после многолетнего пребывания в северных краях, и смягчил гнев чилийцев коровьим маслом и прочими дарами, голландцы были допущены на берег и приняты с радушием.
Индеец, стоявший во главе остальных, пошел сообщить властям о новоприбывших и их намерениях. На встречу с ними собрались все должностные лица и множество жителей, соблюдая чинный порядок, но не выпуская оружия из рук. Народ сей постоянно пребывает начеку и не доверяет обманчивой видимости, а потому оказывает иноземным послам столь же торжественный прием, как иноземному войску.
Капитан судна явился в сопровождении четырех своих воинов и раба-толмача; его спросили, кто он таков, откуда держит путь, куда следует и кем послан. Капитан ответствовал, не без страха перед воинственными своими слушателями:
– Я голландский капитан; держу путь из Голландии, республики, что расположена на крайней западной оконечности нашей земли,
Жители Чили поблагодарили капитана и сказали, что, для того, чтобы выслушать, достаточно одного внимания, но для того чтобы ответить, им должно получить решение Совета; и завтра в тот же час они сообщат ответ. На том и порешили. Голландец, зная природу индейцев, весьма охочих до игрушек и диковинок, надумал отвлечь их внимание и с этой целью поднес им несколько бочонков с маслом, сыры, корзины с бутылками вина, шпаги, шляпы, зеркала и, наконец, оптическое устройство, именуемое подзорной трубой. Он всячески расхваливал этот инструмент и широковещательно разъяснял его полезность; труба-де поможет увидеть корабли, кои находятся в море или на расстоянии десяти – двенадцати лиг, и распознать по флагам и платью моряков, какова их цель, мирная она или воинственная, и из какой страны они идут; к тому же, добавил он, с помощью сей трубы можно разглядеть в небе звезды, коих простым глазом никто не видывал и не увидит; отчетливо и ясно различить тени, кои на лунном лике обманчиво кажутся глазами и ртом, а также черное пятно на солнечной окружности; совершат же все эти чудеса два стекла, которые приближают к глазу предметы далеко отстоящие и даже такие, что пребывают в бесконечной дали.
Трубу попросил индеец, занимавший среди прочих первое место; голландец расставил ее во всю длину, наладил для глаза и отдал ему. Индеец приложился к трубе правым глазом, навел ее на горы и громко вскрикнул, проявив свое изумление, а затем сказал, что с удивительной ясностью и четкостью увидел стадо, птиц, людей, скалы и кусты, отстоящие от него на четыре лиги и явившиеся ему в стекле поистине в исполинских размерах.
За таким занятием застиг их Час, и тогда индеец разгневанно забормотал что-то на своем языке, переложил трубу в левую руку и сказал голландцу:
– Стекло, коему дано обнаружить пятна на солнце, разоблачать обманы луны и показывать то, что скрывает небо, есть стекло-бунтарь, стекло-сплетник и не может быть угодным небесам. Возможность приблизить к себе то, что на деле отстоит далеко, вызывает у нас недоверие, ибо мы живем вдали от вас. С помощью этой трубы вы, должно быть, и увидели нас на столь большом расстоянии, мы же с ее помощью, в свой черед, разглядели тайный умысел, скрытый за вашими предложениями. Сие хитрое устройство учит вас заглядывать в глубь стихий и на даровщинку подчинять их себе. Вы умудрились даже море одурачить и сухими выйти из-под его вод. Не столь глупа наша страна, чтоб назвать друзьями тех, кого опасно назвать вассалами, и не доверит она свое жилище тем, кто отнял жилище у рыб. Вы, бывшие подданные короля Испании, вознеслись, отобрав у него исконные земли его предков, а теперь хвалитесь, что восстали против него, и мните, что мы доверчиво послужим пищей вашему коварству. Неправда, что мы с вами схожи, ибо мы-то остались на родине, коей одарила нас природа, и, защищая ее, защищаем свободу, а не добываем ее в грабежах. Вы предлагаете нам поддержку против короля Испании и признаетесь меж тем, что отняли у него Бразилию, принадлежавшую ему. Но ежели вы норовите отнять нашу Индию у того, кто отнял ее у нас, на каком основании должны мы опасаться не вас, а его? Да будет вам известно, что Америка – богатая и красивая шлюха, и коли она мужьям изменяла, она и любовникам верна не будет. Христиане говорят, что небо покарало Индию за то, что она поклонялась идолам, а мы, индейцы, говорим, что небу следует покарать христиан, ибо они поклоняются Индии. Вы думали, что увозите отсюда золото и серебро, а на деле вы увозите ненависть без примеси и нужду чистейшей пробы. Вы грабите нас, дабы вас, в свой черед, ограбили другие; и, став врагами нам, становитесь врагами друг другу. Даем вам два часа сроку, чтобы покинуть наш порт. Ежели вы в чем-либо нуждаетесь, скажите нам; а ежели хотите заслужить расположение наше, придумайте, коль скоро вы мастера изобретать, такое устройство, которое отдалит на возможно большее расстояние то, что сейчас у нас перед глазами; мы же клянемся, что никогда не станем заглядываться ни на вашу землю, ни на Испанию с помощью трубы, приближающей все, что отстоит далеко. И заберите своего стеклянного соглядатая, подсматривающего за небесами: он нам не нужен, ибо даже простым глазом мы видим, глядя на вас, куда больше, чем хотелось бы. А солнце должно быть благодарно вашей трубе за то, что вы обнаружили черное пятно на его поверхности; иначе, прельстившись его золотым блеском, вы надумали бы вычеканить из него монету и обратить светило небесное в золотой дублон.
XXXVII
Негры
Негры собрались, дабы поговорить о свободе, коей они давно и страстно добивались. Посему сошлось их превеликое множество. Один из них, весьма почитаемый остальными и выделявшийся среди них цветом кожи, как черное сеговийское судно среди коричневой байки, заговорил первым, ибо подобную же речь он уже держал пред римскими властями, и сказал так:
– Порабощение наше не имеет иной причины, кроме цвета, оный же случайность, а не преступление. Жестокость тех, кто держит нас в рабстве, по цвету своему может сравниться только с нашей кожей, однако черный цвет наш создан природой под воздействием прекраснейшей из сил – Солнца. Менее существенным поводом к порабощению послужили наши головы, вытянутые огурцом, волосы в крутых завитках шерсти, сплющенные носы и безобразные рты. По таким признакам немало белых можно обратить в рабство. По справедливости удел сей должен скорее постигнуть носатейших – всех, чьи носы подобны корабельным, и кто сморкает не нос, а целую рыбу-меч, нежели страдающих насморком втихомолку и отнюдь не страшных на вид. Почему белые не возьмут в толк, что точно так же, как один из нас среди них подобен кляксе, один из них среди нас схож с пятном? У них еще было бы оправдание, кабы они порабощали мулатов, ибо это подлый сброд без царя, сумерки меж тьмой и светом, грязные тряпки среди белых и черновики темнокожих, недоделанные негры, ничтожный выброс сажи. А среди людей нашего цвета кожи во все времена блистали великие мужи, искусные в ратном деле и науках, прославленные добродетелью и святостью. Они столь известны, что незачем их и перечислять. Говорит в нашу пользу и то, что мы, в отличие от белых, никогда не идем наперекор природе, обрядившей нас в черную ливрею. Белые женщины, недовольные чернявым или смуглым цветом лица своего, отбеливают его снадобьем из свинцовых белил, а тем из них, кто может похвалиться истинно белой кожей, все еще мало этой белизны, и они притирают лицо сулемой, дабы сияло оно чище снега; в то время как наши, радуясь
На этом застиг их Час, и тут поднялся с места негр, чьи седины, знак старческой немощи, опровергали пословицу «черного не перекрасишь», и сказал:
– Следует тотчас же отправить послов ко всем правителям Европы с двумя предложениями. Первое: ежели причина рабства негров – цвет кожи, надлежит вспомнить о рыжих, среди коих был Иуда, и позабыть о черных, среди коих был один из трех волхвов, пришедших в Вифлеем; коль скоро пословица гласит: «Рыжий, красный – человек опасный», имеются все основания избавиться от рыжих, будь то мужчины или женщины; посему послы от нашего имени и предложат возможно скорее истребить всех рыжих, чтоб и следа их не осталось. Второе: предлагаем белым смешаться с нами и, разбавив, так сказать, белое вино красным, вывести новую породу, розоватую, наподобие кларета, или же черноватую, ибо горький опыт научил опасаться белесых и пепельных на примере белобрысых фламандцев и немцев, которые всему миру принесли смятение и беды, залили кровью поля и ввергли столь многие страны в пучину предательства и ереси, да и красногубых французов забывать не след. А нашим советуем, на случай, коли доведется им чихнуть, тотчас же побаловаться табачком и сказать: «Будем здоровы!», обратив, таким образом, пожелание на самих себя.
XXXVIII
Его величество король Англии
Его величество король Англии, властелин острова, который являет собой лучшую из родинок на лице океана, созвал в своем лондонском дворце парламент и повел там такую речь:
– Страну, над коей я властвую, держит в крепких объятиях океан, бури же заменяют ей и крепость и тюрьму. Я государь королевства, где открыто господствует реформатская церковь, а тайно – католическая. Я возвел на королевский престол папу римского; я корона, я же и митра, ибо у меня две головы, мирская и церковная. Я догадываюсь о духовном расколе среди моих вассалов, хоть он и скрыт от моих глаз; боюсь, что они немало места отдали Риму в сердцах своих и что град сей отомкнул лондонские врата ключами святого Петра и втайне разгуливает по его улицам. Сие для меня тем опаснее, чем старательнее утаено. Разгневанными очами созерцаю я, как крепнет в самой могущественной из республик мятежный дух голландцев. Знаю, что зависть к величию Испании, терзавшая меня и предков моих, способствовала превращению голландцев из мелкой морской ракушки, говоря словами Ювенала, в чудище, превосходящее величиной британского кита. Вижу я, как они, подобно раковой опухоли, расползлись по обеим Индиям, и терплю вшей, кои пожирают меня, ибо сам их развел. Известно мне и то, что чуть ли не каждый год приносит им во владение корабли ограбленных ими стран и что они прибрали к рукам большую часть, если не весь флот, короля-католика. Стало быть, разбойничьи набеги обильно пополнили их казну. Проведя многие годы на поле брани, они и на суше в совершенстве овладели ратным ремеслом и не счесть побед, одержанных их солдатами под водительством мудрых и опытных военачальников. На кораблях они также располагают несметным множеством воинов, не ведающих поражений, не имеющих равных по знаниям, превосходящих всех прочих в военном искусстве. С другой стороны, вижу я, что король Франции, ненавистный мне издавна за свои притязания, жаждет господства над Германией и Римом; войска его уже раскинули палатки в Италии, где за ним последовал кое-кто из князей; даже сам папа римский, по видимости, благосклонен к нему. Юный монарх сей рожден был для ратных подвигов и сызмальства к ним приучен, ибо уже в детские годы утехой ему служили не игрушки, а победы. Я уважаю его, видя, как блестяще он со своими вассалами разгромил даже неприступные крепости гугенотов, лютеран и кальвинистов, давая власть и могущество в руки католиков. Но за деяния сии назову его все же не столь добрым католиком, сколь ловким политиком; по убеждению моему, он ищет только собственной выгоды, почитает свое мнение за евангельскую истину и верует в то, чего желает достичь, а не в то, чему поклоняется: подобную веру исповедуют многие, прикрываясь видимости ради другою. Он притворствует и, затаив ко варное намерение покорить Милан и Неаполь, хитроумно помогает у себя в королевстве католикам, коих там несравненно больше, чем прочих. Стало быть, числу своему, а не вере, обязаны они королевской помощью. Прикидываясь ревностным католиком, он норовит под сей личиной мало-помалу распространить господство свое на всю Италию, ибо алчет все большего могущества, а посему не доблесть, а лицемерие его принесло католикам благосостояние. В Германии, задумав привлечь на свою сторону шведов и подбить на мятеж Саксонию, Бранденбург и ландграфа, он приносит клятву in verba Luteri, [332] а возжаждав при своить владения герцога Лотарингского, тотчас начинает исповедовать кальвинистскую веру. Итак, в религии он, подобно Янусу, обращен одним ликом к турку, другим – к папе и лишь для того натягивает на папскую ногу пурпурную туфлю, чтоб Ришелье твердой ногой стал у папского престола. Неукротимый гнев охватывает меня при мысли, что он, затевая сии козни, не посчитался со мной, могущественным и близким соседом, и прибегнул к помощи удачливых голландцев, презрев Англию, как будто у него завелась новая Жанна д'Арк, чудотворная девица, снискавшая, по вине плохого перевода, прозвище «девственницы». На мой вкус, деяния эти весьма дурно припахивают; они набили мне оскомину столь изрядную, что даже воздух, коим дышу, стал мне горек, а как припомнятся события на острове Рэ, [333] то и вовсе стошнит. Одно осталось лезвие, с которым мог бы я сочетать свое в единые острые ножницы, коими обкорнать можно недругов, – то король Испании. Сей высочайший монарх могуч и богат безмерно и властвует ныне, будучи во цвете лет, над самым воинственным народом в мире. Однако не должно забывать, что возвращение Пфальца может стоить мне крови и чести, а коль скоро на католиков в этом деле надежда плоха, стали одолевать меня сомнения относительно испанского короля и имперских подданных, по причине различия их верований и великой неприязни протестантов к австрийскому дому. Мнится мне, что король Испании еще помнит о моем прибытии ко двору его, подобно тому как я не позабыл о своем возвращении оттуда, ибо памяткой служит нам вступление моих кораблей в Кадис. [334] Желал бы я удержать в берегах христианнейшего короля, ибо он, издавна покинув родное русло, разлился могучим половодьем по всей Европе, и вернуть одновременно голландцев в их прежнее жалкое состояние. Хочу, чтоб вы дали мне наилучший и разумнейший совет, но предупреждаю, что я не только принял решение самолично выйти на бранное поле, но и жажду сего: ежели князь, ведущий кровопролитную войну, сам не сражается во главе воинов своих, оные идут в бой подобно каторжникам, а не солдатам, и, терпя сию жестокую кару, более страдают, нежели действуют, и, стало быть, жаждут не победы, а поражения, дабы обрести свободу и отомстить за свои мучения. Повести армию на поле сражения [335] или послать ее туда – два дела, столь же различных меж собой, как ложь и истина: судья тому – успех в бою. Ответ ваш должен пойти всем нам на пользу, а не мне одному в угоду. И пусть не придется мне услышать в ответе вашем заботы о целях второстепенных, мнение ваше должно принести мне ценные сведения, а не запутать меня.
332
Верности Лютеру (лат.).
333
…события на острове Рэ… – Имеется в виду высадка английского десанта в помощь протестантскому городу Ларошель, осажденному Ришелье. Десант был оттеснен, и город взят Ришелье (1628).
334
…вступление моих кораблей в Кадис. – В 1596 году город был захвачен и разграблен англичанами.
335
Повести армию на поле сражения… – Кеведо здесь обиняком дает советы изнеженному Филиппу IV.
Все застыли в благоговейном и осторожном молчании, втайне обдумывая решение, и наконец первый министр приступил к ответу в таких словах:
– Ваше величество, светлейший наш повелитель, умение ваше задать вопрос даровало нам умение на него ответить. Для коронованной особы подобное искусство ценно вдвойне, ибо оно – залог истинного познания, исключающего обман. Сеньор наш, правда всегда бывает едина и ясна; она не нуждается во множестве слов, ибо многословные речи только затмевают суть. Она редко нарушает молчание, в то время как ложь говорит без умолку. Речи ваши о короле Франции и о голландцах преисполнены истинно королевского ясновидения. Неотвратимая опасность требует решения отважного и незамедлительного. Король Испании – единственный союзник, могущий поддержать ваши намерения, и он окажет вам эту поддержку, ежели вы собственной персоной будете вкупе с ним громить обоих сих соседей-недругов. Верно рассудили вы, что послать есть одно, а сделать – другое, и что отличны они друг от друга, как слово от дела. Мы признаем, что наследник ваш еще слишком юн, чтоб вам оставить его за себя; однако лучше сыну в младенчестве расстаться с отцом, нежели отцу остаться с сыном, уподобившись младенцу.