Избранное
Шрифт:
— А зачем бежать? — сказал он, переводя разговор в область абстрактной философии. — От беды все равно не сбежишь, а за счастьем все равно не угонишься.
В ответ на это броненосец дал задний ход, чтобы его было как следует видно с дерева, и опять пошел на приступ, так страшно бряцая панцирем, что ленивец Ай побежал бы непременно, если б не боялся показаться смешным.
Объявив всем войну, барсук Сурильо никак не рассчитывал на такое серьезное сопротивление. В военных действиях должны участвовать две
— Ладно, пускай сидит, — сказал он броненосцу Татупойу. — Но передай ему, что я его все равно победил.
— Он тебя все равно победил, — сказал ленивцу броненосец Татупойу.
Ленивец Ай не стал возражать против этого.
— Если дерево остается деревом, а земля землей и если все остается по-прежнему, то не все ли равно, кто кого победил?
Так сказал ленивец Ай, и слова его разнеслись по лесу, потому что мысль, заключенная в них, вносила ясность в создавшееся положение.
И свинка Пекари, которая все еще бежала, с трудом поспевая за ламой Викуньей, вдруг остановилась и воскликнула:
— Но если все остается по-прежнему?!
— То не все ли равно, кто кого победил! — подхватила лама Викунья, и они побежали обратно.
Барсук Сурильо с удовольствием обнаружил в себе победителя, но деревья оставались деревьями, а земля землей — и он никак не мог доискаться, в чем же, собственно, состояла его победа? И он снова и снова гонял по лесу свою живую силу и технику, чтобы еще раз напомнить всем, что он победил.
— Вы знаете, кто победил? Вы все знаете, кто победил? — допытывался броненосец Татупойу.
— Побеждает тот, кто не ищет победы, — сказал на это ленивец Ай, которому было уже не впервой выражаться столь глубокомысленно.
И слова эти тоже разнеслись по лесу.
— Мы никогда не искали победы, — сказали лама Викунья и свинка Пекари.
В конце концов барсук Сурильо уже и сам не мог понять, что же он здесь одержал: победу или поражение? Что же он здесь потерпел: поражение или победу?
И броненосец Татупойу ничего не мог ему на это ответить. Потому что в глубине души, если отбросить всю эту технику и оставить только живую силу, он и сам восхищался этим ленивцем Аем, который умел говорить такие замечательные слова.
Потому что опять-таки, если отбросить всю эту технику, мудрость — это удел побежденных.
Так подумал броненосец Татупойу, подумал и тяжело вздохнул, впервые почувствовав себя победителем.
КАК ДИНОЗАВР ЗАКОПАЛ СЕБЯ ВДАЛИ ОТ ЦИВИЛИЗАЦИИ
Мы лежали на траве, перед нами была речка, за нами — горы, над нами — небо, и я сказал:
— Значит, так тебя никуда и не тянет?
— Нет, — сказал Динозавр. —
У него были грустные глаза. Видимо, он понимал, что живет в Мезозойскую эру. А может, он вообще ничего не понимал, и потому у него были грустные глаза.
Он лежал, распластав свое двадцатиметровое тело, и задумчиво смотрел на реку, которая вся была полна его отражением. Когда смотришь вот так на реку, в голову приходят печальные мысли, быть может, потому, что все реки текут сверху вниз.
— Удивительное дело, — сказал я. — Я знаю тебя миллион лет, и из них ты и дня не прожил по-настоящему. Ну отчего бы тебе чем-нибудь не заняться, не изобрести, например, паровоз?
— А, — сказал Динозавр, — все равно вымирать!
Жизнь на земле была еще совсем не налажена. Вокруг, насколько хватит глаз, не было ни одного населенного пункта, ни одного дорожного указателя, который бы куда-нибудь указывал путь.
— И все-таки, — сказал я, — здесь тоже можно что-то придумать. Проложить дорогу, поставить дорожный знак и так постепенно прийти к цивилизации.
Динозавр сунул голову в речку и похлебал воды.
— Выдумываешь ты все, — сказал он. — Нет, чтоб спокойно полежать на траве…
Мы лежали на траве. Перед нами была речка, за нами — горы, над нами — небо. И я сказал:
— Если эту речку повернуть туда, а вон ту гору перенести сюда и потом проложить между ними дорогу…
— Зачем? — спросил Динозавр. — Ведь все равно вымирать…
Вверху над нами пролетел Птеродактиль. Он легко рассекал воздух крыльями и кого-то высматривал на земле, — возможно, нас с Динозавром. Когда он летел, он был похож на большую бабочку. Потом он сел на вершину и стал похож на орла.
— Летает, — сказал я.
— Летает, — сказал Динозавр. — Подумаешь…
И тут я понял, что он никогда не изобретет паровоза, не проложит дороги и даже не поставит указателя, по которому другие могли бы прийти к цивилизации. Я понял, что он так и закопает себя здесь — до тех дней, когда его обнаружат в раскопках.
Можно жить в Мезозойскую эру и все-таки не быть динозавром…
Я сунул голову в речку и похлебал воды.
КУНИЦА ИЛЬКА
Нас было трое: куница Илька, жук Кузька и енот Полоскун. Из всех троих я не был ни могучим енотом, ни прекрасной куницей — я был жуком Кузькой, и этим все сказано.
Они меня не замечали. Случилось так, что я сидел в траве рядом с ними, нас было трое, и сидели мы в тесном кругу, и все-таки они меня не замечали. Или только делали вид?
— Илька, — говорил енот Полоскун, — я опять боюсь, что ты простудишься. Может, тебе что-нибудь подстелить? — и он делал такой жест, будто хотел снять свою великолепную шкуру.