Избранное
Шрифт:
— Это моя комната, — шепнул он. — Когда нет гостей. Из-за вас меня переселили. Я сплю здесь один, — добавил он. Ему не хватало слов. Он помог Дики снять куртку и стоял, держа ее, не произнося ни слова. Повисла такая тишина, что было слышно, как в других комнатах во сне сопят женщины.
Дики тоже не нарушал молчание. Каждый развивается в этой жизни по-своему, и случилось так, что в возникшей ситуации он разобрался прекрасно. Если Холл будет настаивать, он не станет поднимать шум, но лучше обойтись без этого… примерно таковы были его мысли.
— Я наверху, — выдохнул Морис, так ни на что и не осмелившись. — На чердаке, прямо над вами… Если
Первым желанием Дики было запереть за Морисом дверь на задвижку, но он решил, что это будет не по-мужски… Проснулся он от звона колокольчика, созывавшего обитателей дома на завтрак, на лице его блуждали солнечные блики, а вчерашние опасения память услужливо стерла.
Этот эпизод изодрал жизнь Мориса в мелкие клочья. Толкуя его на основе прежнего опыта, он принял Дики за второго Клайва, но три года не проживешь за один день, и языки пламени угасли так же быстро, как вспыхнули, оставив после себя опасно тлеющие уголья. Дики уехал в понедельник, и к пятнице образ его изрядно стерся. Потом к нему в контору нагрянул клиент, бойкий красавчик француз, и накинулся на него с мольбами: мсье Олл, только не надувайте меня! Последовала шутливая перебранка, и вновь возникло знакомое чувство, но на сей раз он сразу уловил сопутствующий аромат, идущий из бездны. «Нет, боюсь, таким, как я, лучше всего трудиться без передышки», — ответил он на приглашение француза пообедать, ответил столь по-английски чопорно, что выходец с континента в голос расхохотался и скорчил рожицу.
Когда он ушел, Морис заставил себя посмотреть правде в глаза. Его чувство к Дики называется очень просто и примитивно. Раньше он позволил бы себе посентиментальничать и назвать это «обожанием», но последнее время выработал привычку быть честным. Да он просто изверг! Бедняга Дики! Перед его мысленным взором возникла следующая картина: парень вырывается из его объятий, со звоном сигает в окно и ломает конечности… либо вопит как резаный, пока не является помощь. Полиция…
— Похоть, — произнес он вслух.
Похоть не дает о себе знать, когда нет причины. Морис полагал, что в тиши своего кабинета он сумеет ее подавить, раз уж поставил диагноз. Мозг его, как всегда практичный, не стал тратить время на теологические изыски и предаваться отчаянию, но сразу принялся трудиться. Итак, он предупрежден, а значит, вооружен, надо держаться от мальчиков и молодых людей подальше, и спасение ему обеспечено. Да-да, подальше от молодых людей. С некоторых событий, случившихся в последние полгода, вдруг слетела шелуха неясности. Например, один из его учеников в Южном Лондоне… Морис наморщил нос — такую гримасу делают люди, когда на них нисходит озарение. Что же это за чувство, которое побуждает джентльмена опуститься до человека из низшего сословия… разве оно не достойно презрения?
Он не представлял, что ждет его впереди. Состояние, в которое он погружался, приведет его либо к бессилию, либо к смерти. Клайв приход этого состояния отодвинул. Мысль о Клайве, как обычно, повлияла на него. У них была договоренность: их любовь хоть и распространяется на тело, но отнюдь ему не потворствует, вдохновителем этой договоренности — молчаливым вдохновителем — был Клайв. Он был близок к тому, чтобы сказать об этом — в самый первый день, в Пендже, когда отверг поцелуй Мориса, или там же в последний день, когда они лежали среди густого папоротника. Тогда и возникло правило, за которым последовал их золотой век,
Но постичь всего этого он не мог. Прошлое было столь ослепительно неземным, что возврат к нему он почитал за высшее счастье. Работая в кабинете, он был не способен увидеть гигантскую кривую своей жизни, равно как и призрак сидевшего напротив отца. Жизнь мистера Холла-старшего прошла бесконфликтно и бездумно — конфликтовать или всерьез думать просто не представилось случая. Он уважал требования общества и безо всякого кризиса перешел от непозволительной любви к любви позволительной. Теперь он смотрит на сына с завистью — только эта боль и ощутима в мире теней. Ибо он видит, что плоть закаляет дух — его дух подобной закалки не знал, — тренирует вялое сердце и ленивый ум вопреки их воле.
Мориса позвали к телефону. Он поднес трубку к уху и после полугодичного забвения услышал голос единственного друга.
— Здравствуй, Морис, — начал тот, — ты, наверное, слышал мои новости.
— Слышал, но ты мне ничего не писал, так что, можно считать, я не в курсе.
— Да, верно.
— Где ты?
— В ресторане. Мы бы хотели, чтобы ты приехал. Приедешь?
— Боюсь, не смогу. Меня только что приглашали на ленч, я отказался.
— Ты сейчас не очень занят, говорить можешь?
— Вполне.
Явственный вздох облегчения.
— Моя дама — со мной. Она тебе тоже скажет несколько слов.
— Ну хорошо. Какие у тебя планы?
— Через месяц — свадьба.
— Желаю удачи.
Оба не знали, что еще сказать.
— Передаю трубку Энн.
— Здравствуйте, я Энн Вудс, — объявил девичий голос.
— А я — Холл.
— Что?
— Морис Кристофер Холл.
— А я — Энн Клер Уилбрэм Вудс, но что еще сказать, не знаю.
— Я тоже.
— Вы — восьмой друг Клайва, с которым я вот так сегодня говорю.
— Восьмой?
— Не слышу?
— Вы сказали «восьмой»?
— Ну да, ладно, передаю трубку Клайву. До свидания.
Снова заговорил Клайв:
— Кстати, приезжай в Пендж на той неделе, а? Знаю, надо было пригласить тебя пораньше, но я тут совсем закрутился.
— Сомневаюсь, удастся ли. Мистер Хилл тоже женится, так что я более или менее занят.
— Кто женится? Твой старший партнер?
— Да, а потом Ада выходит за Чэпмена.
— Слышал. Может быть, в августе? В сентябре поздно, почти наверняка будут дополнительные выборы. А в августе приезжай, поддержишь нас в крикетном матче против местных.
— Спасибо, из этого, может, что и выйдет. Ближе к августу напиши.
— Конечно, само собой. Кстати, у Энн в кармане сто фунтов. Не поможешь ей во что-нибудь их вложить?
— Пожалуйста. Какие у нее вкусы?
— Подбери что-нибудь сам. Проявлять вкус ей позволено не больше чем на четыре процента.
Морис назвал несколько ценных бумаг.
— Мне понравилась последняя, — вставила Энн. — Только названия не расслышала.
— Я пришлю вам контракт, там прочтете. Скажите, пожалуйста, ваш адрес.