Избранное

Ласкин Борис Савельевич

Надя почертила «шариком» по газете — пишет хорошо, пасты хватит.

На раскладушке на пороге маленькой комнаты спал Павлик. Как он выдвинул свою раскладушку, так она и осталась. Он спал, уткнувшись лицом в подушку. Руки, как при зарядке, разведены на ширину плеч, кисти сжаты в кулаки. Если сейчас поднять раскладушку вместе со спящим Павликом и поставить ее вертикально, получится, что Павлик застыл в боксерской стойке — а ну, подходи любой!..

Надя посмотрела в окно, чирикнула прилетевшему на подоконник очень озабоченному воробышку и перечитала написанное. Письмо получается длинным, но ничего, Алена прочтет не отрываясь. Она же понимает, что кроме ее щипковых в жизни есть кое-что не менее интересное.

Надя прислушалась, ей показалось,

что Павлик проснулся и смотрит на нее. Нет. Ничего похожего. Электромонтажник Коротеев спит как сурок и неизвестно кому грозит во сне кулаком.

«…Ты, конечно, удивишься, скажешь: только уехала — и сразу письмо. Кстати, я вернусь домой раньше, чем ты его получишь. Но это не важно.

Я сижу в большом новом доме, на шестом этаже, у окна. В соседней комнате спит П. Ты, наверно, заметила, Алена, когда твои родители утром просыпаются, несмотря что на работу они уходят вместе, первой всегда встает мама, женщина. И у себя дома я тоже сколько раз это замечала. А знаешь почему? Потому что у нас, у женщин, есть такая черта характера — проявлять заботу о главе семьи. Он еще только проснулся, а жена уже ему говорит: «С добрым утром!..» Я проснулась давно, но будить П. не хочу. Пускай спит. У меня пока что нет такой черты характера — проявлять заботу о главе семьи. Эта проблема у нас с тобой не стоит на повестке дня.

П. мне очень нравится. Он скромный, очень надежный и чистый в моральном отношении. Я ему об этом, конечно, не сказала, но я уверена, он и сам это чувствует. Я тебе уже на первой странице написала, что у него дед — Герой Советского Союза и в его честь даже названа улица, но ведь П. мне про это не сразу сказал, вот, мол, какая я славная личность — отойди, подвинься, или же наоборот — подойди, придвинься. Ты понимаешь, что я имею в виду. Но П. так все интересно преподнес, приеду — расскажу. И особенно, Алена, в нем то хорошо, что он нисколько не похож ни на Эдика, ни на Юрку. Нет! П. совсем другой…»

Надя взяла новый листок, написала в правом верхнем уголке цифру «три» и оглянулась на Павлика. Вдруг он уже не спит и читает ее мысли, но Павлик все еще спал, хотя уже не был похож на боксера. Теперь он лежал на боку, подсунув под голову ладони.

«Вчера, — продолжала писать Надя, — он вдруг сказал мне: «Надя, я тебя сейчас поцелую», а я ему сказала: «Не разрешаю». И П. сказал: «Извини».

Она перечитала последний абзац и, подумав, старательно его зачеркнула.

«Посылаю тебе нашу фотокарточку, — писала Надя, но только умоляю, никому ее не показывай. Карточка получилась не очень удачная. Посмотришь — как будто П. нет до меня никакого дела, и у меня такой же вид. Но это потому, что мы снимались, когда были совсем еще мало знакомы. Я, когда приеду, расскажу тебе, почему у нас так получилось».

Надя вспомнила, как смешно им сказал тогда фотограф: «Каждый из вас возьмет себе ту часть, которую он заслуживает».

«А теперь, Алена, расскажу тебе самое интересное, ты, конечно, мне не поверишь, скажешь — неправда, этого не может быть. Представляешь, мы с П. пришли в зоопарк, подходим к вольеру, где проживает лев со своей львицей. Там такая невысокая загородка, и под ней канавка с водой, которая отделяет публику от хищников. Стоим мы у этой загородки, вдруг я как-то неудачно нагнулась и упала вниз, в воду. Я, конечно, до ужаса перепугалась. Кругом паника. Лев и львица ожидают — что будет? И вдруг мой П. прыгнул за мной, подхватил меня на руки и вынес наружу. Тут все кругом прямо ахнули. Даже лев и тот, наверно, удивился — какие смелые бывают люди. А П. посмотрел на меня, улыбнулся и говорит: «На моем месте так поступил бы каждый»…

Ты все это, Алена, сейчас читаешь и, безусловно, мне не веришь, считаешь, что это я все выдумала.

Теперь, Алена, представь себе, я это не выдумала. Но вообще-то, конечно, в действительности не было ничего

похожего. П. все это представил мне как свою фантазию, потом, когда уже признался мне в любви. Я, конечно, посмеялась, а П. жутко обиделся. Он говорит: «Тебе это показалось каким-то необыкновенным, ты думаешь, что такие происшествия бывают только в художественной литературе или в кино. А я, — говорит, — искренне хотел, чтоб именно все так и случилось».

Не знаю, как тебе, Алена, а мне не нравится, когда все знаешь заранее. По-моему, в сто раз интересней, когда что-то бывает вдруг, вдруг — встреча, вдруг — приключение».

Павлик заворочался во сне, раскладушка заскрипела, и он открыл глаза.

Он увидел Надю. Она сидела к нему спиной и что-то писала.

Тогда Павлик снова закрыл глаза и заговорил глухо и отрывисто:

— А?.. Что?.. Товарищи… Это какой… торт?.. «Наполеон»?.. Да?..

Надя уже дописала свое письмо и заклеила конверт. Услышав голос Павлика, она обернулась.

— А кто… испек… торт?.. Не Надя Фирсова?.. Тогда уберите его… Я его и даром не возьму!..

Надя засмеялась.

— Это ты со сна высказываешься?

— Да, — не открывая глаз, подтвердил Павлик, — это у меня такой бред…

— Хороший у тебя бред, Павлик. И главное — очень по делу. Вставай. Тетя Наташа придет скоро, а нам еще убраться надо как следует. У меня там чайник стоит на маленьком газу. Наверно, уже булочная открылась, я за хлебом сбегаю…

— Спокойно, Фирсова. За хлебом сбегаю я, тем более что…

Он не успел закончить фразу. Раздался телефонный звонок — громкий и длинный, так звонит междугородная. Павлик схватил трубку и, дурачась, сказал:

— Але! Коротеев на проводе!..

Услышав ответ, он изменился в лице.

— Да, она здесь. Сейчас передам трубку. Тебя…

Надя взяла трубку:

— Алло!.. — Она подняла ладонь, что означало — тише, предстоит непростой разговор. — Бабуля, это ты?

— Нет, это не я. Это артист Вячеслав Тихонов. Наденька, я получила твою телеграмму. В чем дело? Куда я сейчас звоню?

— Ты… мне звонишь…

— Чей это номер телефона? Ты где, в гостинице? В общежитии? Где ты?

— Я… у тети Наташи…

— У какой тети Наташи?

— Ты ее… пока не знаешь… — ответила Надя.

Бабушка была явно встревожена.

— А ты откуда ее знаешь?

— Может, тебе что-нибудь нужно сказать ей по секрету? — спросил Павлик.

— Никаких у меня нет секретов, — на мгновение прикрыв трубку, ответила Надя.

«Жаль, — подумал Павлик, — возможно, если б меня сейчас не было рядом, она бы сказала: «Бабуля, в моей жизни произошло большое событие, я встретила человека, в которого сразу влюбилась».

Надя слушала и молчала. В трубке рокотал женский голос, и даже на расстоянии Павлик понял, что на другом конце провода выражается неудовольствие.

— Ты подожди… Подожди! — взывала к бабушке Надя. — Ты меня выслушай…

Она безнадежно махнула рукой, и этот ее жест обозначал: «Теперь завелась, уже не остановишь».

— Бабуля, ты не даешь мне сказать. Слушай, и ты все поймешь… Слушай!.. Был такой Герой Советского Союза Павел Коротеев. У него есть внук, тоже Павел. Он мой ровесник. Мы с ним ночевали у его тети, раньше она была стюардессой, а вчера она ушла дежурить на всю ночь…

В ответ из трубки грянула грозная скороговорка.

«Во дает! Как радиокомментатор, когда свалка у ворот», — подумал Павлик и отошел в сторонку.

— Надя! — кричала из трубки бабушка, потом началась длинная фраза без пауз, в которую просто невозможно было вставить хотя бы одно слово. — Подумай, что ты говоришь!.. Ты приехала в чужой город, отец с матерью в экспедиции, они сейчас бог знает где. А ты? Ты подумай! Я несу перед твоими родителями полную ответственность за твое здоровье, за твою нравственность, узнаю, что ты, оказывается, проводишь ночь у какой-то стюардессы в обществе какого-то Павла. Надя, мне не тридцать лет, я прожила длинную и не такую уж легкую жизнь, наконец, я прошла всю войну…