Избранное
Шрифт:
С у в о р и н. Успокойтесь, ведь еще, может, обойдется. Все будет хорошо.
Т о с я. Нас не надо утешать, Сергей Николаевич. Мы уже большие.
С у в о р и н. А почему вы думаете, что я вас утешаю? Может быть, я больше себя утешаю?
Т о к а р е в а. У меня смешно было. За мной один человек ухаживал. Ну, как ухаживал? Не ухаживал, конечно, а любил просто. И сейчас любит. Он на штурмовике летает, на «ИЛе». Сережей его зовут. Они тут стоят недалеко, в восемнадцати километрах. Он всегда над нашим аэродромом проходит, в мою честь виражит или пикирует. А знаете, от штурмовика гром какой! Вот как-то мы лежим, у нас личное время — отдыхаем,
Т о с я. Рассказывать много можно, Сергей Николаевич. Вы запомните, что мы вам рассказали, и напишите о Кате в газету или в книгу, куда лучше… А сейчас извините нас, Сергей Николаевич. У нас занятия штурманов будут. Нам идти надо.
С у в о р и н (встает). Пожалуйста, пожалуйста. Я понимаю.
Все выходят.
Некоторое время сцена пуста. Из левой двери появляется К а т я. Она в юбке, кофточке, платке, в деревенских башмаках, с узелком в руках. Она оглядывается. Замечает свою фотографию, обрамленную зеленью.
К а т я. Вот как… Мне уж и венок сделали. (Неожиданно начинает утирать слезы.) «Ты ушла от нас, боевая подруга!» А я не ушла, я домой вернулась… Хорошие слова, наверно, обо мне говорили… (Достает из чемоданчика под нарами гимнастерку, надевает ее поверх кофточки.) «Вот оно, перед нами, ее красивое лицо, ее синие глаза…» А я, может, не хочу, чтобы у меня были синие глаза… Я хочу… чтоб стальные глаза…
В дверях справа появляется В е т р о в а. Ахнув и всплеснув руками, она скрывается. Через несколько мгновений с криком, визгом, со слезами врываются девушки — Т о с я, В а р в а р а, Т о к а р е в а, В е т р о в а, С м и р н о в а. Кто-то прибежал в одном унте, кто-то в наполовину надетом комбинезоне. Объятия, слезы, голоса.
— Катя! Катенька!
— Катя вернулась! Ермолаева!
— Девочки, девочки, Катя дома!
— Нина! Катя пришла!
Катя обнимает подруг. А девушки плачут, обнимают друг друга и снова бросаются к Кате. Входит С у в о р и н. Тося бросается к нему.
Т о с я. Сергей Николаевич! Катя пришла. Смотрите, кто пришел? Катя наша пришла!
С у в о р и н (взволнован). Позвольте уж мне, как самому старшему. (Целует Катю.) Девочка вы моя дорогая… Небесное создание… (Вытирает слезы.)
Т о с я. Катя, Катя, смотри! Писатель тоже плачет, беллетрист, прозаик… Все плачут. Почему ты не плачешь?
К а т я. И я плачу, Тося.
Т о с я. Пожалуйста, плачь. Все плачут.
К а т я. Тося, а где майор? Где начальник штаба?
Т о с я. Они на аэродроме. Они скоро приедут.
В а р в а р а. Я на тебя смотрю и не верю. Неужели это ты?
К а т я. Это я, Варя. Честное слово, я.
Т о к а р е в а. Совсем живая… Как была!
К а т я. Ну уж не как была. Смотри, обмундирование…
В а р в а р а. Через фронт перешла?
К а т я.
В а р в а р а. Помогли?
К а т я. Партизаны помогли… Девочки, я дома была… Я маму видела…
В а р в а р а. Нет, ты подожди. Ты все расскажи. По порядку.
Т о с я. Катя, ты, наверно, голодная. Пошли в столовую.
К а т я. Нет. Я сыта. Меня кормили.
Т о с я. Ну, тогда рассказывай. Все рассказывай…
К а т я. Ну, садитесь все…
Все усаживаются вокруг Кати. Она сидит в центре под самым своим портретом.
С у в о р и н. Вы уж и мне разрешите.
К а т я. Конечно, Сергей Николаевич, садитесь.
Т о с я. Ну, рассказывай, рассказывай.
К а т я. Как все было?.. Ну, миновала линию фронта благополучно. До места посадки осталось минут десять. Вдруг по самолету луч, потом второй, третий. Схватили и повели. Зенитчики сразу открыли обстрел. Кругом начали рваться снаряды… Я стала маневрировать по курсу… Вдруг самолет резко подбросило, и я почувствовала, как его начало лихорадочно, прямо трясти… У меня сразу мысль — разбит винт… Ну, я выключила зажигание и перешла на пологое планирование. Смотрю — прожектора выключились, зенитки замолчали. Кругом такая тишина, я даже слышу, как сердце бьется…
Т о с я. Ой, Катя, я не могу.
В а р в а р а. Погоди. Ну, ну?..
К а т я. Да… Ну высота была еще тысяча двести. Район я хорошо знала — ведь это мои места, родные. Оврагов там полно. Ну, думаю, теперь как земля встретит…
В дверях, никем не замеченный, появляется П а в е л. Он снова выбрит, опрятен. Он такой же, каким мы его видели в полку. Он задерживается на пороге.
Смотрю на высотометр — стрелка идет к нулю… (Замечает его.) Павел!..
Все оборачиваются. Тося прыгает с нар и, бросившись к Павлу, в порыве радостного волнения неожиданно целует его.
Т о с я. Смотрите! Вот она… Ой! Катя (Тосе.) Я рассказываю, а ты целуешься… Странно… Здравствуй, Павел!
Он подходит к Кате. Он кажется очень спокойным.
П а в е л. Здравствуй, Катя… Здравствуй…
Т о с я. Господи, да поцелуйтесь, же.
П а в е л. А что случилось?
Т о с я. Девочки, он ничего не знает… Смотрите! (Указывает на Катино фото, обрамленное зеленью, вскакивает и бросает ветки.) Вот. Мы думали, что она погибла. А она жива. Ее там подбили. Она фронт перешла…
П а в е л. Фронт перешла? Это как фронт перешла?
В а р в а р а. Подождите. Она все расскажет.
К а т я. Сядь, Павел. Вот сюда…
Он садится.
Да… Ну, смотрю я на высотомер, стрелка идет к нулю. Вот уже остается пятьдесят метров. Приземлилась я и не успела еще удивиться, что мягко села, сразу чувствую правый крен, глубже и глубже… Потом треск, а дальше уж я и ничего не помню. Потом мне рассказали, что правое колесо попало в овражек и самолет перевернуло кверху колесами.