Избранное

Ласкин Борис Савельевич

И тогда она решила, что должна узнать больше, чем слышала о нем от других, от Тарасова, и от симпатичного Сивкова, и от Михайленко — секретаря заводского комитета комсомола. Ей нужно встречаться с Алексеем по-дружески, встречаться, говорить, приглядываться к нему.

Неделю назад она пригласила его в Третьяковскую галерею.

Они переходили из зала в зал, и она поглядывала на Алексея, пытаясь по выражению лица составить хотя бы примерное представление о его художественном вкусе. Сперва ей показалось, что его больше привлекают

вещи сюжетные, событийные. Но, вероятно, это было не так. Дольше всего они стояли у пейзажей Левитана.

— Вы знаете, — сказал Алексей, — когда я мальчишкой пришел сюда, у меня для оценки всего два слова и было: похоже, не похоже.

«Значит, он уже бывал в Третьяковке». Она думала, что он здесь впервые. Она даже хотела спросить об этом, но не решилась, полагая, что такой вопрос может его обидеть.

— Иногда это нетрудно понять, — сказала Наташа, — мы сегодня видели Крамского «Неутешное горе». Там все ясно из сюжета: женщина потеряла близкого, любимого человека.

— Нет, я не о том. Я, когда смотрю на картину, я знаете про кого думаю?

— Вы думаете о художнике? — спросила Наташа. Ей хотелось, чтобы он ответил утвердительно, это совпало бы с ее мыслями.

— Да, — сказал Алексей, — я думаю про художника. Вот смотрите: картина — тихая вода, мостик, природа. Людей на картине нет, а мне кажется, что я вижу человека. И этот человек — художник Левитан. И представляю я его себе: душевный, мягкий. В годах. Много кой-чего в жизни повидал, а всего дороже ему родина… Вы Чехова «Степь» не читали?

— Давно, еще в школе.

— Там тоже природа замечательно описана.

— Чехов и Левитан жили в одно время, — сказала Наташа, — и очень дружили.

— Да? Значит, крепко они Россию любили, если так хорошо сумели ее показать, так правдиво…

— И поэтично, — подсказала Наташа.

Позднее в репинском зале у них была забавная встреча.

В зал деловой походкой вошел лысоватый толстяк с румяным лицом. Он шагал вдоль картин, окидывая их беглым взглядом, Алексей повернулся к Наташе и тихо сказал:

— Во дает темп, а?.. Так муж жену встречает на вокзале. Поезд пришел, а он бежит вдоль вагонов, в окна заглядывает…

Сравнение было до смешного точным. Толстяк между тем задержался у большого полотна, записал что-то в блокнот и двинулся дальше.

— Как думаете, — спросил Алексей, — кто этот товарищ?

— Может быть, сотрудник галереи, проверяет, все ли картины на месте.

— Нет! Могу спорить: это командировочный. Вырвался в Москву на неделю, дел до черта!.. А жена, когда в столицу ехал, наверно, сказала: «Не гоняй по ресторанам, в Большой театр сходи, в Третьяковскую галерею. Имей в виду: вернешься домой, я у тебя полного отчета потребую — где был, что видел!»

— Похоже! — засмеялась Наташа. — Вот бы ему сказать!

Сойдя с троллейбуса, Наташа пошла вперед по шоссе. Остановившись

у гранитных перил над обрывом, щурясь от яркого солнца, она посмотрела вниз. За ажурными пролетами моста раскинулся город. Он был неоглядно велик. Покрытые снегом крыши казались горной грядой.

Часы у входа на лыжную базу показывали без двадцати одиннадцать. Нужно было торопиться. Встав на лыжи, Наташа пошла вдоль пологого склона горы. Обойдя полосу кустарника, она вышла на открытое место и по накатанной до блеска лыжне спустилась вниз.

— Пламенный привет! — услышала она знакомый голос. Это был Гена Сивков.

Наташа отсалютовала палкой.

— Привет! А где Алексей?

— Готовится совершить небольшой подвиг. Пройдемте вон туда. Видите трамплин?

Начинаясь на гребне горы, трамплин как бы опрокидывался вниз, потом, набрав высоту, обрывался. По трамплину спускался лыжник. Взлетев и ритмично махая руками, словно пытаясь уцепиться за упругий морозный воздух, описав большую дугу, спортсмен мягко коснулся снега и на большой скорости помчался прямо на них. Круто повернув раз, другой, третий, лыжник погасил скорость и затормозил.

— Ой, даже смотреть и то страшно, — сказала Наташа, с уважением глядя на лыжника.

— И не говорите! — Сивков сделал комично-испуганное лицо. — Я слазил туда, на верхотуру, поглядеть. Просто-таки кошмар и ужас!.. Вы с вышки в бассейне не прыгали? Там, когда вниз посмотришь, все же воду видно, виден пункт назначения. А тут… трамплин кончается, и все, лети, голубчик, в полном отрыве от коллектива!..

Рассеянно слушая Сивкова, Наташа смотрела наверх.

— Такое отчаянное мероприятие техники требует, — продолжал Сивков, — но одной техники мало. Тут еще и смелость большая нужна. А Алексей — парень исключительно смелый…

Наташа промолчала. «Говорит явно со значением, — подумала она, — давай, давай, расхваливай своего друга и только не делай вид, что говоришь это так, между прочим».

— Внимание! Во-он он в красной фуфайке…

Присев и пружинисто подогнув ноги, Алексей уже мчался вниз. Вот, оторвавшись от трамплина, как от взлетной полосы, он взмыл в воздух. Взмахнув руками и обретя равновесие, пролетел воздушный участок пути и с ураганной быстротой несся уже по снегу. Резко бросая корпус из стороны в сторону, вздымая лыжами искристую пыль, он описал полукруг и остановился.

— Все в порядке! — крикнул Сивков. — Зайдите к нам в кабинет!..

Помахав рукой, Алексей побежал им навстречу.

— А вы все же волновались, — заговорщицки улыбнувшись, заметил Сивков.

— Почему вы думаете? — торопливо спросила Наташа. Ей не хотелось, чтобы Алексей услышал этот разговор.

— А я не думаю. Я это почувствовал. Вернее, не я, а мое плечо, так вы его сжали!..

Подошел Алексей. Дыша открытым ртом и улыбаясь, он сдернул варежку и протянул Наташе руку.

— Здравствуй!