Избранное

Машраб Бабарахим

* * *

Мне ныне только и к лицу стенать, томясь разлучным роком, — Припасть бы с жалобой к творцу и небо пристыдить упреком! И если молния блеснет — огонь любви придет на помощь, Я опалю весь небосвод — сожгу его в огне жестоком. Спаси от мук меня, собрат, спаси хотя бы на мгновенье, Я этим мигом буду рад утешиться хоть ненароком. Влюбленным станет меня жаль — они от скорби зарыдают, Когда я выскажу печаль моих невзгод хотя б намеком! Любовь — что океан большой, и ты, Машраб, увяз в пучине, — О, мне и телом и душой страдать в унынии глубоком.

* * *

Когда я в этот мир пришел и в бездне мук его погряз, Лекарств не ведая от зол, взывал я к небу — сколько раз! И

видел я: трясина мук — губитель тела и души, И метил я, нацелив лук, в два круга нечестивых глаз. Пил в кабачке я, не тужа, — и я познал в себе огонь, Пошел в мечеть — и, как ханжа, заледенел я и угас. С ханжою — пост, со мною — хмель, и я вовеки не отдам За сотни праведных недель бутыль вина, что я припас. Хмель единения себе из рук наставника я брал, Встречал на висельном столбе я, как Мансур, свой смертный час. Моей безумной головы молвой не пощадил весь мир, Я ж за единый звук молвы пыль двух миров от ног отряс. И не корите, о друзья, Машраба за его недуг: Познать юдоль небытия ему начертан был наказ.

* * *

О шах мой всевластный, я умер от страсти, Души светоч ясный, я умер от страсти. Так мучить меня у кого ты училась? К тебе, сладкогласной, я умер от страсти. Две брови твои — словно вздетые луки, Прицел их — опасный, — я умер от страсти. Я, словно бы Феникс, сгорев — воскресаю, Сгорел я, несчастный, я умер от страсти. Помилуй и сжалься, взгляни хоть украдкой, Палач мой всечасный, я умер от страсти. Владычице мира я раб безответный, В юдоли безгласной я умер от страсти. Душа подступает к устам у Машраба, — В любви моей страстной я умер от страсти!

* * *

Увидев тебя, всех людей я забыл, К усладам-соблазнам угас в сердце пыл. Всю душу, все сердце я отдал тебе, И сам райский сад мне навек опостыл. Других ты вином своей неги хмелишь, Мой хмель — моя кровь, я в разлуке — без сил. В жестокий тот день, о услада души, Тобой на беду, видно, встречен я был. И ночью и днем думал я и постиг: Кто в мире, как ты, и прекрасен и мил! Ты — тело мое, и душа моя — ты, Твой след я повсюду, везде находил. Поверь мне: в пустынях, томясь по тебе, Костями я слег в подземелье могил. И сердце скорбит, и тоскует душа, Безжизнен, отраву мечтаний я пил. И в сердце и в речи моей — только ты, Тебе — мои клятвы, весь мир мне постыл. И, зная, что мне не дождаться тебя, Я сердце мечтой о тебе вдохновил. Увы, не видать мне тебя, не найти, С печалью вдвоем я кручинюсь, уныл. Едва я увидел румяный твой лик, Сгорел я и пепел на небо я взвил. Любовь твоя вечно светла, о Машраб, Ты ночью и днем светишь ярче светил!

* * *

Я, лик твой увидеть мечтая, пришел, Изведать, сколь сладки уста, я пришел. Все сердце пылает, занявшись огнем, Я, в пепел сгорая и тая, пришел. О светоч мой лунный, внемли мне, молю, — Лик лунный узреть — неспроста я пришел. Пылаешь свечой ты, маня мотыльков, К тебе я, в огонь твой влетая, пришел. Откинь же завесу, открой мне чело, — К тебе я открыть вся святая пришел. Красавица, я послужить тебе рад, — Рабом быть, надежду питая, пришел. Машраб, здесь — дол времени, чаша времен, — На малый срок в эти места я пришел.

* * *

Я изумлен безмерно: вдруг твоя краса открылась мне, Струило дивный свет вокруг чело, подобное луне. Все сердце мне и душу сжег огонь сиянья твоего, И я летел, как мотылек, себя сжигая в том огне. Стократ лукав был ее пыл, согретый хмелем кабачка, И я всю веру вмиг забыл и был я словно бы во сне. И видел я: она меня коварной красотой томит, И

я, сгорая от огня, застыл, безумный, в стороне. В любви таков уж мой удел — лишь видеть свет ее красы, И я смущением зардел, как розы рдеют по весне. И мне не надобно пути к святыням веры и красы, — Мне в море перл мой обрести желанно — хоть на самом дне. Сумела накрепко запасть в, меня, Машраб, печаль любви, Жива во мне одна лишь страсть, иное все невнятно мне!

* * *

Твой лик я увидел и стал одержим, И чужд стал мне разум — расстался я с ним. И пусть я умру, все мученья стерпев, С пути не сверну — пусть он будет прямым. Любовью вконец посрамлен на весь мир, Всем притчею стал я — и добрым и злым. Не думаю дум я о райском вине, — От уст твоих пряных я стану хмельным. Все, кроме тебя, я отверг, глух и слеп, Все кинул, единой мечтою томим. Я светоч красы твоей видел во сне, — Летел мотыльком я к огню через дым. Любовью к тебе, как вином, я налит: Я сам — и сосуд, и владеющий им. Я был малой каплей в пучине морской, Я жемчугом стал, что пучиной храним. С огнем не дружа, древу жара не знать, — Любовный огонь — мой собрат-побратим. Пал тленом я в землю, но к жизни возрос: Стал тысячей зерен, а был лишь одним. В огне того лика все в небыль сожглось: Душа вошла в душу — в любви я незрим Пал тысячью ливней из глаз твоих дождь, — Был глушью, а стал цветником я твоим. С любимою я разлучен много лет, Безумный и горестный, я нелюдим. Спокойному — век, говорят, не гореть, — Спокоен я был — ныне жаром палим. Подай же Машрабу вина в кабачке, — В мечеть не вошел я, а стал уж хмельным!

* * *

Лишь раз пришел я в этот мир и пленником утрат ушел, Один лишь миг и жил я, сир, и, не познав отрад, ушел. Искал я друга, одинок, но — нет, увы, найти не мог, И сердце я печалью сжег — отчаяньем объят, ушел. Не смог, влачась в мирском саду, я одолеть свою беду, В печалях жил я, как в аду, — измученный стократ, ушел. Корысть мой направляла шаг, в грехах плутал я так и сяк, В сей мир пришел я, гол и наг, — не сыт и не богат ушел... Глупцы-невежды день-деньской к соблазнам льнут, забыв покой, И я, пленен тщетой мирской, от неземных услад ушел. Машраб, ты о любимой млел — все ждал, во все глаза глядел, Но был столь тяжек твой удел, что ты, тоске не рад, ушел.

* * *

Соловей садов вселенной, песнь пою в мирском саду я, Для любимой, несравненной страстно свой напев веду я. Чаровница неземная! Даже ночью, сна не зная, Как Хафиз, томлюсь, стеная, и рыдаю, как в бреду я. Опьяняясь хмелем страстно, млею, как Меджнун несчастный, За Лейли моей прекрасной — за тобой, томясь, бреду я. Опален твоей красою, сердцем я горю, душою, — Весь дотла сожжен тобою, про свою пою беду я. Жду свершения обета, день и ночь мне нет ответа, Ты сказала: «Жди рассвета!» — вот теперь рассвета жду я. Слов всесведущий ценитель, всех правдивых наставитель, Мерных строчек повелитель, со стихом, Машраб, в ладу я!

* * *

О, это ужас, Судный день — с тобою разлученным быть, И счастья благостная сень — разлук с тобой лишенным быть. В огне любви сгораю я, пылает в сердце кровь моя, Увы, мне суждено, друзья, навеки обреченным быть. Огонь мне грудь и сердце сжег, от мук измен я изнемог, Со мной сдружился злобный рок, и как мне не спаленным быть! Рыдаю я в плену оков, и тяжкий жребий мой суров, И я всю жизнь отдать готов — готов испепеленным быть. Любовь к тебе палит дотла — всех тебе верных извела, — Позволь же, если ты не зла, мне одному влюбленным быть. Зачем, друзья, на небосвод пенять мне, ждя его щедрот, — От века бремени невзгод дано мне предрешенным быть. Хоть раз Машрабу зов пошли, спроси, как дни его прошли, — Позволь ему, хоть и вдали, просителем смятенным быть.