Избранное
Шрифт:
— Манны небесной так не ждут, — признался он. — Без вас пропали бы. На закрытую встречу незваных понаехало. Откуда? Диву даемся! Пожаловал Линк, попечитель Алексея, младшего брата Шмита. И не один, притащил помощников — присяжного поверенного Сухаревского и Гинзберга, Ашпиза, вертлявого студента с юридического.
В среде московских присяжных поверенных открыто поговаривали, что Линк, живший последнее время открыто не по средствам, склоняет Алексея придержать капитал брата, в крайнем случае отдать на издание легальной газеты. В условиях царской цензуры это
— Прискакали на дележ наследства. — Шестернин поморщился. — Прожженный Линк — в этой своре первая скрипка.
В сумерки они вышли из гостиницы, Шестернин зычным голосом кликнул извозчика.
— До Пикирук совестно нанимать экипаж, — отговаривал Таратута. — Вечер хороший, и время есть в запасе.
— Извозчик — лишний свидетель, — посмеялся Шестернин. — Пожалуй, вы правы.
Меньше часа заняла дорога до небольшой деревянной дачи, стоявшей в сосновом лесу. Таратута провел Шестернина наверх, зажег лампу. Комната оказалась нежилой. Были здесь старенький диван, конторский стол и принесенные, видимо снизу, стулья и табуретки.
С точностью до минуты явился Линк со своей свитой. С ними был Алексей Шмит. Молодой человек был удручен и не скрывал, что ему неприятна эта крикливая компания. Он весь дергался от навязчивых наставлений Сухаревского. Выслушав их, он вдруг сел на диван к Шестернину и Таратуте, напрасно Линк держал около себя для него стул.
Наконец все расселись. Линк спешил взять председательство. Оглаживая папку, он едва успел произнести традиционное «господа», как встал и заговорил Таратута:
— Мы собрались, чтобы исполнить волю Николая Павловича, завещавшего свой капитал социал-демократической партии… Увы, нашлись люди, которые лишены чести, не знают, что такое стыд и порядочность…
— На кого намекаете? — крикнул Линк. — Маниакальная подозрительность Шестернина, представителя социал-демократов, могла бы всех собравшихся крупно поссорить. — Линк теперь говорил слащаво, с фальшивой улыбкой. — Известна и болезненная запальчивость уважаемого Таратуты, известно и то, что он здесь не случайный человек, а является выразителем воли Елизаветы Павловны, сестры покойного.
Линк бросил быстрый взгляд влево, затем вправо. Не нравился ему Алексей — с интересом шепчется с Таратутой.
— Позвольте, господа, просить отбросить мелкие препирательства. — Линк вдруг заговорил усыпляющим тоном проповедника. — Итак, вернемся к самой сути. Воля трагически погибшего Николая Павловича священна. Но в России сейчас не 1905 год, свирепствует реакция. Большевики распустили боевую техническую группу и рабочие дружины, закрыли подпольные оружейные и бомбовые мастерские. Надеюсь, эту аксиому не станет оспаривать Таратута. Обстановка изменилась, она диктует иначе распорядиться завещанным капиталом.
И тут, чего никак не ожидал Линк, вмешался не Таратута, а Алексей. Он заговорил тихо, повелительно.
— Не будем заниматься домыслами: что сейчас сказал бы и сделал бы покойный. Нашей семье известно завещание,
Линк и Сухаревский растерянно переглянулись, затеянная ими хитрая игра провалилась.
— Никто не посягает на волю покойного, — забормотал деревянным голосом Линк, — подскажите, как передать деньги партии запрещенной, находящейся в подполье.
Линк патетически вскинул руки, убежденный, что душеприказчики Шмита все же очутились в подстроенной ловушке.
— Можем подсказать, можем и предложить, как передать, — сказал Шестернин.
— Интересно, право, господа, интересно, — бубнил Линк, — узнать фамилию того банкира, который оформит эту безрассудную сделку.
— Есть два канала передачи капитала законному наследнику. — Шестернин умело использовал замешательство Линка. — Если деньги перейдут к младшему брату, чего страстно желает опекун, — он учтиво поклонился Линку, — то без разрешения сиротского суда Алексей не может передать такую большую сумму партии социал-демократов. А ждать три года, когда он достигнет совершеннолетия, мы не можем. Лучше остановиться на втором, нашем варианте: Алексей отказывается от наследства, оно переходит к сестрам — Екатерине и Елизавете, а им будет несложно выполнить волю старшего брата.
Линк добродушно закивал и поспешил согласиться. Он увидел в этом варианте скрытую для себя лазейку: деньги остаются в семье. Екатерина замужем. Как еще посмотрит муж на передачу ее доли наследства партии большевиков. Елизавета не достигла совершеннолетия. У Шестернина и Таратуты было продолжение этого варианта, но они о том, конечно, умолчали в Пикируках.
Перед отъездом в Москву Шестернин навестил Красива.
— Действуйте, — одобрил замысел Красин. — Пока Линк с присяжными потешаются над «простофилями-большевиками», мы найдем «жениха» Елизавете. И долго искать не надо, есть на примете. Знакомы с Бурениным?
— Встречался, Николай Евгеньевич собой приятен, из богатой семьи. В морозовском клане ценят деньги, влиятельные связи и положение в петербургском свете.
30
Женитьба внука известной своей набожностью и ханжеством миллионерши Лесниковой вызвала бы жгучие кривотолки. Елизавета Шмит происходила из старообрядческой семьи. Нездоровый интерес мог привлечь внимание полиции, погубить задуманную акцию с передачей партии наследства. И Николай Евгеньевич вместо себя предложил в «женихи» Игнатьева.
— Уговорите, возражать не буду, — согласился Красин. — Игнатьев тоже завидный «жених», на него можно положиться. Он передаст наследство Шмита в партийную кассу.
Явка была назначена на Царскосельском вокзале. Буренин предупредил, чтобы Александр Михайлович был прилично одет.
«Вытащил наконец медведя в свет», — сказал про себя Николай Евгеньевич, потирая от удовольствия руки, когда из толпы вынырнул элегантный, благоухающий Александр Михайлович.
В вагоне Николай Евгеньевич сунул ему программу Павловского курзала.