Избранное
Шрифт:
— На правлении решим, — закончил он, натянув на голову черную фуражку. — Работать надо. Пошли! — И первый вышел из сарая.
Когда Оганес вернулся в дом, Афо стояла посредине комнаты. Ее лицо было взволновано ожиданием.
— Ну, что? Заплатят? — спросила она, едва Оганес закрыл за собой дверь.
— С грязью смешала ты имя своего мужа, женщина! Как мне теперь смотреть на твое лицо? — с гневным презрением сказал ей Оганес.
Арус ехала на бричке и плакала. У нее не текли слезы и лицо оставалось спокойным, но сердце содрогалось от рыданий.
На окраине села Арус соскочила с брички. В послеобеденный час улица была пустынной. Опустив голову, Арус медленно шла к себе. Ее окликнул глуховатый голос Овсепа. Он стоял на дороге в своем обычном синем пиджаке и защитного цвета брюках, заправленных в пыльные сапоги.
— Ты вот что, сходи сейчас к Оганесу. Определи, что с этим конем. Опоен он, что ли? Посмотри — можно его лечить? Годен он на племя?
— Я не ветеринар, — сухо ответила Арус.
— Ветеринар в горах. Ты понимаешь не хуже его.
— Спасибо за высокую оценку моих знаний! — ядовито сказала Арус. — К Оганесу я не пойду.
Овсеп внимательно посмотрел на нее. Невысокий, невзрачный, он был такой простой, такой земной, что при нем невозможно было страдать о недостижимом.
— Он меня обидел, — пояснила Арус.
— Пустое! Оганес про это давно забыл. Ты сходи.
— Я не забыла. У меня хорошая память.
Арус быстро пошла по дороге, но Овсеп зашагал с ней рядом.
— Ты хорошую память береги на хорошие дела. Что за обиды в общем деле?
— У тебя все слишком просто, Овсеп!
— Я человек простой, — согласился Овсеп. — Плохого в этом не вижу.
— Это Афо опоила коня? — спросила Арус.
— Почему Афо? Такого купил. Не смотрел. Хозяин обратно баранов пригнал — Оганес не отдал лошадь.
— Оганесу все можно! — с горечью сказала Арус. — Ему все прощаете.
— Ничего Оганесу не прощаем, — тихо сказал Овсеп. — Мы его строго любим.
— За что? — почти крикнула Арус. — За что ты его любишь?
— Оганес — хороший человек, — твердо сказал Овсеп.
— А-а! Хороший, плохой — что это значит? Ты хороший? А я какая?
— Хороший — значит хороший, плохой — плохой, — спокойно пояснил Овсеп. — На кого сердишься? Лишнее это. Был я моложе — сам немного сердился. А потом подумал: одно дело делаем. Если Оганес далеко видит, я буду под ноги смотреть…
— А я не хочу под ноги смотреть! — вызывающе сказала Арус.
Овсеп негромко засмеялся.
— Ты тоже вперед смотри, — разрешил он, останавливаясь у перекрестка, и добавил серьезно: — Значит, определи, какой толк к этому коню дать. Люди очень интересуются. Приходят один, другой. Красивый — говорят. Было время — всякому радовались. Теперь красивого людям нужно. Что сделаешь? Это хорошо! Пусть будет
…Арус распахнула дверь сарая и вывела коня во двор.
— О чем ты думал? Двое суток держал такую лошадь без движения! — строго выговаривала она Оганесу.
Конь обрадовался воздуху и солнцу. Широко раздувая ноздри чуть вздернутого носа, он переступал с места на место тонкими ногами, будто собираясь танцевать. Ребятишки, весь день караулившие у двора, осмелели и пробились в ворота. Сперва они, притихшие от восхищения, держались на расстоянии, но, быстро поняв, что их не собираются гнать, обступили коня и заверещали:
— Дядя Оганес, это конь Джалали?
— Дядя Оганес, я поеду на нем! Один раз, один раз! Можно?
— Это племенной конь нашего колхоза, золотая масть, — важно отвечал Оганес. — Когда будем вас женить, у колхоза табун таких коней будет. За невестами поедете на золотых конях. Кто таким женихам откажет?
— Поведем коня к речке, — предложила Арус.
Они шли по селу, окруженные ребятишками. Оганес взял коня под уздцы.
— Если к этому цвету и осанке прибавить выносливость наших горных лошадей… какой конь будет! А? Какое дело сделаем! Получится, Арус? Как ты думаешь?
— Будем добиваться, — отвечала Арус.
Полчаса назад она входила во двор Оганеса, сдерживая волнение. Сперва думала завернуть домой, переодеться, умыться. Потом на все махнула рукой, заторопилась и пошла как есть — в короткой юбке, помятой блузке, пыльная, растрепанная. У самого дома председателя она спохватилась, вынула из кармана пудреницу, но тут же раздумала — ни к чему!
В дом Арус не вошла. Она сразу направилась к сараю. Дверь была полуоткрыта. Оганес сидел возле коня на какой-то деревянной рухляди и что-то жевал. Он не сразу узнал Арус, а когда присмотрелся, вздохнул и поднялся, вытирая руки о брезентовую куртку.
«Оганес, — сказала Арус, — все было не так… Ничего плохого я о тебе… Никогда!» — И она замолчала.
Она могла заплакать, если бы он не сказал просто и очень искренне: «Бывает, Арус, ошибается человек. Это ты хорошо сделала, что пришла. — И тут же попросил: — Посмотри коня. Хорош?»
Будь этот конь самой последней клячей, он показался бы Арус прекрасным. Она осмотрела и выслушала его.
«Ездить ты на нем не будешь, — определила она, скрывая за деловитостью беспричинную живительную радость. — На племя мы его пустим. Золотая масть — первый приз сельскохозяйственной выставки. Нравится это тебе, председатель?»
Оганес улыбнулся.
Он и сейчас улыбался, ведя лошадь по деревне. Он радовался тому, что люди останавливались и долго смотрели вслед…
— Завидный конь, — сказала матушка Шушан. — Только слух есть — обманули нас. Болезнь у него, работать не может. Верно это, Оганес?
— Что мы его, для работы брали?! — гордо сказал Оганес. — Мы его на племя брали. Нас легко не обманешь!
Когда они подошли к речке, солнце уже садилось. Широкие лучи, как развернутый сноп, вырывались из-за волнистой линии гор. Блестела река. По одну ее сторону лежало село, по другую тянулись поля — желтые там, где уже сняли хлеб, темно-зеленые там, где стоял табак.