Избранное
Шрифт:
Реки здесь прорывают русла поперек хребтов. Продольные реки немногочисленны. Подпочвенных вод очень мало. Озера и болота образуются в результате стока вод с гор в низины.
Интересны «исчезающие» озера в выветренном известняке и высокогорные озера ледникового происхождения. Многие горы заповедника покрыты вечными снегами и льдами. Ледников насчитывается свыше сорока.
Погода в районе заповедника очень капризна. Поразительна частота смены дождей, туманов и ясной погоды на протяжении одного дня. Среди лета нередко выпадает снег и на длительное время делает перевалы недоступными.
Любопытное зрелище
Процесс горообразования Кавказского хребта до сих пор еще не окончился. Он характеризуется многократной сменой — миллионы лет назад — морей и новых поднятий, беспрерывными сжатиями и сдвигами, перемещением и тасованием пластов. Наиболее интересны и типичны для района заповедника геологические формации: палеозой, триас, полная свита которого представлена Большим Тхачем, и юра. Горные массивы Северо-Кавказского главного хребта сложены преимущественно из известняков и сланцев, но есть и глубинные породы.
…В широко распахнутые окна и дверь вливаются влажные запахи ночи, летят на свет бабочки и жуки. Они кружатся над лампой, бьются под потолком, садятся на листы рукописей и диаграмм. Где-то в лесу хохочет неясыть.
Решил пройти на Горелое. Со мной отправились научный работник — климатолог и студенты, попутчики из Даховской. Оба идут по маршруту: Гузерипль — Бабук-Аул, будут изучать ледники Фишта. Они все время измеряют и описывают встречные террасы, отбивают геологическими молотками образцы породы.
По дороге на прииски через Белую построен постоянный мост. В этом месте река сжата сланцевыми стенами. Сланцы поросли яркозелеными мхами, серо-голубыми и розовыми лишайниками. С отвесных стен сквозь трещины слоистой породы миллионами капель просачивается вода.
Неподалеку в Белую впадает река Гузерипль, и немного дальше видно устье реки Тепляка. Притоки эти скатываются, гремя, по наклонному узкому ущелью и падают в Белую пенящимися, бурными каскадами.
Узкая тропа вьется в высоких травах и папоротниках, в путаных колючих зарослях ожинника, малины и вечнозеленых рододендрона и лавровишни. У рододендрона и лавровишни листья толстые, кожистые, продолговато-овальные. Они коричнево-зеленого цвета и блестят, как лакированные.
В конце мая или начале июня понтийский рододендрон покрывается красно-фиолетовыми цветами, большими, красивыми, но лишенными запаха. Там, где рододендрон заглушил остальную растительность, почти невозможно пробраться: настолько густы его заросли. Недаром они служат любимым убежищем для диких свиней.
Высоко над травой вздымаются старые буки и пихты. Они перевиты кавказской лианой — плющом и ломоносом. Со стволов и крон свисают зелено-желтые пучки омелы и седые клоки косматого лишайника-уснеи. Лес загроможден ветровалом. Мшистые стволы упавших буков и пихт похожи на сраженных в бою гигантов, лежащих с раскинутыми корнями-руками.
Слышен однозвучный и гулкий стук дятла. Тут дятлам раздолье: в гнилой мякоти мертвых деревьев гнездятся миллионы жуков и жирных личинок.
Климатолог показал мне странное растение — орхидею-гнездовку. Она лишена хлорофилла.
…Чем ближе к прииску, тем чаще в зелени трав зияют темные отверстия старых разведочных шурфов — вырытых в земле колодцев четырехугольной формы, глубиной в несколько метров. Деревянные поперечные и продольные крепления вдоль стен уже успели покрыться плесенью и мхом. Некоторые из шурфов до половины залиты зеленоватой водой.
Золотой прииск утонул в дремотной лесной глуши. Это небольшой поселок: пять дощатых построек и прочный бревенчатый дом, в котором помещаются приисковая лавка и красный уголок. На прииске работают старатели-«золотничники». В Красном уголке мы застали человек пять. Старатели читали газеты и журналы, играли на биллиарде.
У самого прииска, на берегу Белой находится карьер. Разрез пластов карьера свидетельствует о частом перемещении русла реки: сверху лежит песчаная почва, под ней толстый слой гальки и под галькой «погребенная» почва.
…Недалеко от карьера два золотничника моют золото с помощью простого приспособления. В реку против течения наклонно опущена металлическая труба, и в нее ударяет сильная струя воды. Один из приискателей равномерно движет поршень, вставленный в трубу. К концу поршня приделан кусок кожи, обращенный вогнутой стороной кверху и похожий на маленький парашют. Поданная в трубу вода увлекает гальку и песок из верхнего деревянного ящика в расположенный ниже ящик с «ситом». Золотоносный песок уносится водой сквозь отверстия сита в третий, самый нижний ящик. Тут золото задерживается поперечными планками и оседает, а более легкая порода вымывается напором струи.
Старатели показывают нам консервную банку с намытым с утра песком: в воде, на дне жестянки тускло мерцают тяжелые чешуйки золота.
Бродя рано утром в лесу неподалеку от Гузерипля, я встретил наблюдателя заповедника Алексея Григорьевича Лабинского, жителя станицы Темнолесской. Станица эта населена потомками польских повстанцев, которых царское правительство ссылало на Кавказ и насильно зачисляло в солдаты и казаки. Фамилии старожилов Темнолесской почти сплошь польские: Поппели, Вербицкие, Крышневские, Вольвичи, Домбровские…
Лабинский рассказывает мне о своих охотничьих приключениях:
— Засел я на ночь в кукурузе с ружьем. Караулю. Слышу — словно ветка хрустнула. Гляжу: медведь кукурузу ломает. Почуял он мой дух да как грохнется со скалы, — больше ему некуда было податься, — только загудело. Я засел там и на другую ночь. На этот раз место выбрал немного поодаль, чтобы был виден весь огород. Ночь темная. Смотрю: идет медведь, как копна, поднимает голову (против неба мне заметно), поведет носом и дальше по тропе — прямо на меня. Шумит: шу-шу. А мне и повернуться нельзя — я боком к нему сижу. Он поравнялся со мной, опять голову поднял, покрутил носом. Я затаил дыхание. Медведь прошел мимо. Я тогда навел на него двустволку — мушки не видно, так я по стволам метил. Прицелился, а сам думаю: «Надо лучше навести». Навел еще раз и ударил из одного ствола. Медведь только зашумел опять: шу-шу. Я же думаю: «Должно быть, затаился». Когда медведь не знает, откуда опасность, он затаивается.