Избранное

Маяковский Владимир Владимирович

ЧАСТЬ III

Нерон!Здравствуй!Хочешь?Зрелище величайшего театра.Сегоднябьютсягосударством в государство16 отборных гладиаторов.Куда легендам о бойнях Цезарейперед былью,которая теперь была!Как на детском лице заря,нежна ейсамая чудовищная гипербола.Белкой скружишься у смеха в колесе,когда узнает твой прах о том:сегоднямирвесь – Колизей,и волны всех морейпо нем изостлались бархатом.Трибуны – ск'алы,и на скале там,будто бой ей зубы выломил,поднебесья соборовскелет за скелетомвыжглисьи обнеслись перилами.Сегоднязаревом в земную плешь она,кровавя толп ропот,в неболюстрой подвешенацелая зажженная Европа.Пришли,расселись в земных долинахгостив страшном наряде.Мрачно поигрывают на шеях длинныхожерелья ядер.Золото славян.Черные мадьяр усы.Негров непроглядные пятна.Всех земных широт ярусывытолпила с головы до пят она.И там,где Альпы,в закате грея,выласкали в небе лед щеки, —облаков галереейнахохлились зоркие летчики.И когдана аренувоинывышлипарадными парами,в версты шарахнув театром удвоенныйгрохот и гром миллиардных армий, —шар земнойполюсы стиснули в ожидании замер.Седоволосые океанывышли из берегов,впились в арену мутными глазами.Пылающими сходнямиспустилось солнце —суровыйвечный арбитр.Выгорая от любопытства,звезд глаза повылезли из орбит.А секунда медлит и медлит.Лень ей.К началу кровавых игр,напряженный, как совокупление,не дыша, остановился миг.Вдруг —секунда вдребезги.Рухнула арена дыму в дыру.В небе – ни зги.Секунды быстрились и быстрились —взрывали,ревели,рвали.Пеной выстрел на выстрелеогнел в кровавом вале.Вперед!СПА_СИ ГОС_ПО_ДИ ЛЮ_Вздрогнула от крика грудь дивизий.Вперед!Пена у рта.Разящий Георгий у знамен в девизе,барабаны:ТРА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТАТРА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТА_ТАБутафор!Катафалк готовь!Вдов в толпу!Мало вдов еще в ней.И взвилсяв небофейерверк фактов,один другого чудовищней.Выпучив глаза,маякиз-за горчерез океаны плакал;а в океанахэскадры корчились,насаженные мине на кол.Дантова ада кошмаром намаранней,громоголосие меди грохотом изоржав,дрожа за Париж,последнимна Марнеядром отбивается Жоффр.С югаКонстантинополь,оскалив мечети,выблевывалвырезанныхв Босфор.Волны!Мечите их,впившихся зубами в огрызки просфор.Лес.Ни голоса.Даже нароченв своей тишине.Смешались их и наши.И толькопроходятвороны да ночи,в чернь облачась, чредой монашьей.И снова,грудь обнажая зарядам,плывя по веснам,пробиваясь в зиме,армия за армией,ряд за рядомзаливают мили земель.Разгорается.Новых из дубров волок.Огня пентаграмма в пороге луга.Молниями колючих проволоксожраны сожженные в уголь.Батареи добела раскалили жару.Прыгают по трупам городов и сел.Медными мордами жрутвсё.Огневержец!Где не найдешь, карая!Впутаюсь ракете,в небо вбегу —с неба,красная,рдея у края,кровь Пегу.И тверди,и воды,и воздух взрыт.Куда направлю опромети шаг?Уже обезумевшая,уже навзрыд,вырываясь, молит душа:«Война!Довольно!Уйми ты их!Уже на земле голо».Метнулись гонимые разбегом убитые,и ещеминутубегут без голов.А над всем этимдьяволзарево зевот дымит.Это в созвездии железнодорожных линийстоитозаренное пороховыми заводаминебо в Берлине.Никому не ведомо,дни ли,годы ли,с тех пор как на полепервую кровь войне отдали,в чашу земли сцедив по капле.Одинаково —камень,болото,халупа ли,человечьей кровищей вымочили весь его.Вездешагиодинаково хлюпали,меся дымящееся мира месиво.В Ростоверабочийв праздничный отдыхзахотелводы для самовара выжать, —и отшатнулся:во всех водопроводахсочилась та же рыжая жижа.В телеграфах надрывались машины Морзе.Орали городам об юных они.Где-тона Ваганьковемогильщик заерзал.Двинулись факельщики в хмуром Мюнхене.В широко развороченную рану полкараскаленную лапу всунули прожекторы.Подняли одного,бросили в окоп —того,на ноже который!Библеец лицом,изо рваряса.«Вспомните!За ны!При Понтийстем Пилате!»А ветер ядерв клочки изорвали мясо и платье.У_ПО_КОЙ ГОС_ПО_ДИ ДУ_ШУ У_СОПША_ГО РА_БА ТВО_Е_ГОВыдернулась из дыма сотня голов.Не сметь заплаканных глаз им!Заволоклогазом.ВЕ_ЧНА_Я ПА_МЯТЬБелые крылья выросли у души,стон солдат в пальбе доносится.«Ты на небо летишь, —удуши,удуши его,победоносца».Бьется грудь неровно…Шутка ли!К богу на дом!У рая, в облака бронированного,дверь расшибаю прикладом.Трясутся ангелы.Даже жаль их.Белее перышек личика овал.Где они —боги!«Бежали,все бежали,и Саваоф,и Будда,и Аллах,и Иегова».У_ПО_КОЙ ГОС_ПО_ДИ ДУ_ШУ У_СОПША_ГО РА_БА ТВО_Е_ГОУхало.Ахало.Охало.Но уже не та канонада, —повздыхала ещеи заглохла.Вылезли с белым.Взмолились:– не надо! —Никто не просил,чтоб была победародине начертана.Безрукому огрызку кровавого обедана чёрта она?!Последний на штык насажен.Наши отходят на Ковно,на саженьчеловечьего мяса нашинковано.И когда затихливсе, кто нападали,легбатальон на батальоне —выбежала смертьи затанцевала на падали,балета скелетов безносая Тальони.Танцует.Ветер из-под носка.Шевельнул папахи,обласкал на мертвом два волоска,и дальше —попахивая.Пятый деньв простреленной головепоезда выкручивают за изгибомизгиб.В гниющем вагонена сорок человек —четыре ноги.

ЧАСТЬ IV

Эй!Вы!Притушите восторженные глазенки!Лодочки ручек суньте в карман!Этодостойная наградаза выжатое из бумаги и чернил.А мне за что хлопать?Я ничего не сочинил.Думаете:врет!Нигде не прострелен.В целехоньких висках биенья не уладить,если рукоплещутего барабанов трели,его проклятий рифмованной руладе.Милостивые государи!Понимаете вы?Боль

берешь,растишь и растишь ее:всеми пиками истыканная грудь,всеми газами свороченное лицо,всеми артиллериями громимая цитадель головы —каждое мое четверостишие.Не затемвзвелапо насыпям тел она,чтоб, горестный,сочил заплаканную гнусь,страшной тяжестью всего, что сделано,без всяких«красиво»,прижатый, гнусь.Убиты —и все равно мне, —я или он ихубил.На братском кладбище,у сердца в яме,легли миллионы, —гниют,шевелятся, приподымаемые червями!Нет!Не стихами!Лучшеязык узлом завяжу,чем разговаривать.Этогостихами сказать нельзя.Выхоленным ли языком поэтагорящие жаровни лизать!Эта!В руках!Смотрите!Это не лира вам!Раскаяньем вспоротый,сердце вырвал —рву аорты!В кашу рукоплесканий ладош невме'сите!Нет!Не вмесите!Рушься, комнат уют!Смотрите,под ногами камень.На лобном месте стою.Последними глоткамивоздух…Вытеку, срубленный,но кровью выемимя «убийца»,выклейменное на человеке.Слушайте!Из меняслепым Виемвремя орет:«Подымите,подымите мневеков веки!»Вселенная расцветет еще,радостна,нова.Чтоб не было бессмысленной лжи за ней,каюсь:яодин виноватв растущем хрусте ломаемых жизней!Слышите —солнце первые лучи выдало,еще не зная,куда,отработав, денется, —это я,Маяковский, подножию идоланесобезглавленного младенца.Простите!В христиан зубов резцывонзая,львы вздымали рык.Вы думаете – Нерон?Это я, МаяковскийВладимир,пьяным глазом обволакивал цирк.Простите меня!Воскрес Христос.Свилиодной любовьюс устами уста вы;Маяковскийеретикамв подземелье Севильидыбой выворачивал суставы.Простите,простите меня!Дни!Вылазьте из годов лачуг!Какой раскрыть за собойеще?Дымным хвостом по векам волочуоперенное пожарами побоище!Пришел.Сегодняне немец,не русский,не турок, —это ясам,с живого сдирая шкуру,жру мира мясо.Тушами на штыках материки.Города – груды глиняные.Кровь!Выцеди из твоей рекихоть каплю,в которой невинен я!Нет такой!Этотвыколотыми глазами —пленник,мною меченный.Я,в поклонах разбивший колени,голодом выглодал з'емли неметчины.Мечу пожаров рыжие пряди.Волчьи щетинюсь из темени ям.Люди!Дорогие!Христа ради,ради Христа,простите меня!Нет,не подыму искаженного тоской лица!Всех окаяннее,пока не расколется,буду лоб разбивать в покаянии!Встаньте,ложью верженные ниц,оборванные войнамикалеки лет!Радуйтесь!Сам казнитсяединственный людоед.Нет,не осужденного выдуманная хитрость!Пусть с плахи не соберу разодранные части я, —все равновсего себя вытряс,один достоинновых дней приять причастие.Вытеку срубленный,и никто не будет —некому будет человека мучить.Люди родятся,настоящие люди,бога самого милосердней и лучше.

ЧАСТЬ V

А может быть,большеу времени-хамелеонаи красок никаких не осталось.Дернется ещеи ляжет,бездыхан и угловат.Может быть,дымами и боями охмеленная,никогда не подымется земли голова.Может быть…Нет,не может быть!Когда-нибудь да выстеклится мыслей омут,когда-нибудь да увидит, как хлещет из тел ала.Над вздыбленными волосами руки заломит,выстонет:«Господи,что я сделала!»Нет,не может быть!Грудь,срази отчаянья лавину.В грядущем счастье вырыщи ощупь.Вот,хотите,из правого глазавынуцелую цветущую рощу?!Птиц причудливых мысли ройте.Голова,закинься восторженна и горда.Мозг мой,веселый и умный строитель,строй города!Ко всем,кто зубы ещезлобой выщемил,идув сияющих глаз заре.Земля,встань,тыщамив ризы зарев разодетых Лазарей!И радость,радость! —сквозь дымысветлые лица явижу.Вот,приоткрыв помертвевшее око,перваяприподымается Галиция.В травы вкуталась ободранным боком.Кинув ноши пушек,выпрямились горбатые,кровавленными сединами в небо канув,Альпы,Балканы,Кавказ,Карпаты.А над ними,выше еще —двое великанов.Встал золототелый,молит;«Ближе!К тебе с изрытого взрывами дна я».Это Рейнразмокшими губами лижетиссеченную миноносцами голову Дуная.До колоний, бежавших за стены Китая,до песков, в которых потеряна Персия.каждый город,ревевший,смерть кидая, —теперь сиял.Шепот.Вся землячерные губы разжала.Громче.Урагана ревомвскипает.«Клянитесь,больше никого не скосите!»Это встают из могильных курганов,мясом обрастают хороненные кости.Было ль,чтоб срезанные ногиискали бхозяев,оборванные головы звали по имени?Вотна череп обрубкувспрыгнул скальп,ноги подбежали,живые под ним они.С днищ океанов и морей,на реях,оживших утопших выплыли залежи.Солнце!В ладонях твоих изогрей их,лучей языками глаза лижи!В старушье лицо твоесмеемся,время!Здоровые и целые вернемся в семьи!Тогданад русскими,над болгарами,над немцами,над евреями,над всеми,под тверди небес,от зарев алой,ряд к ряду,семь тысяч цветов засиялоиз тысячи разных радуг.По обрывкам народов,по банде рассеяннойэхом раскатилосьрастерянное«А-ах!..»День раскрылся такой,что сказки Андерсенащенками ползали у него в ногах.Теперь не верится,что мог идтив сумерках уличек, темный, шаря.Сегодняу капельной девочкина ногте мизинцасолнца больше,чем раньше на всем земном шаре.Большими глазами землю обводитчеловек.Растет,главою гор достиг.Мальчикв новом костюме– в свободе своей —важен,даже смешон от гордости.Как священники,чтоб помнили об искупительной драме,выходят с причастием, —каждая странапришла к человеку со своими дарами:«На».«Безмерной Америки силу несу тебе,мощь машин!»«Неаполя теплые ночи дарю,Италия.Палимый,пальм веерами маши».«В холоде севера мерзнущий,Африки солнце тебе!»«Африки солнцем сожженный,тебе,со своими снегами,с гор спустился Тибет!»«Франция,первая женщина мира,губ принесла алость».«Юношей – Греция,лучшие телом нагим они».«Чьих голосов мощьв песне звончее сплеталась?!Россиясердце своераскрыла в пламенном гимне!»«Люди,веками граненнуюГерманиямысль принесла».«Всядо недр напоенная золотом,Индиядары принесла вам!»«Славься, человек,во веки веков живи и славься!Всякому,живущему на земле,слава,слава,слава!»Захлебнешься!А тут и я еще.Прохожу осторожно,огромен,неуклюж.О, как великолепен яв самой сияющейиз моих бесчисленных душ!Мимо поздравляющих,праздничных мимо я,– проклятое,да не колотись ты! —вот онанавстречу.«Здравствуй, любимая!»Каждый волос выласкиваю,вьющийся,золотистый.О, какие ветры,какого юга,свершили чудо сердцем погребенным?Расцветают глаза твои,два луга!Я кувыркаюсь в них,веселый ребенок.А кругом!Смеяться.Флаги.Стоцветное.Мимо.Вздыбились.Тысячи.Насквозь.Бегом.В каждом юноше порох Маринетти,в каждом старце мудрость Гюго.Губ не хватит улыбке столицей.Всеиз квартирна площадивон!Серебряными мячамиот столицы к столицераскинем веселие,смех,звон!Не поймешь —это воздух,цветок ли,птица ль!И поет,и благоухает,и пестрое сразу, —но от этогокостром разгораются лицаи сладчайшим вином пьянеет разум.И не только людирадость личьюрасцветили,звери франтовато завили руно,вчера бушевавшиеморя,мурлыча,легли у ног.Не поверишь,что плыли,смерть изрыгав, они.В трюмах,навек забывших о порохе,броненосцыпроводят в тихие гаванивсякого вздора яркие ворохи.Кому же страшны пушек шайкиэти,кроткие,рвут?Ониперед домом,на лужайке,мирно щиплют траву.Смотрите,не шутка,не смех сатиры —средь бела дня,тихо,попарно,цари-задирыгуляют под присмотром нянь.Земля,откуда любовь такая нам?Представь —тампод деревомвиделис Каиномиграющего в шашки Христа.Не видишь,прищурилась, ищешь?Глазенки – щелки две.Шире!Смотри,мои глазища —всем открытая собора дверь.Люди! – любимые,нелюбимые,знакомые,незнакомые,широким шествием излейтесь в двери те.И он, свободный, ору о ком я, человек – придет он, верьте мне, верьте!

1915-1918

ЧЕЛОВЕК

Священнослужителя мира, отпустителя всех грехов,– солнца ладонь на голове моей.Благочестивейший из монашествующих– ночи облачение на плечах моих.Дней любви моей тысячелистое Евангелие целую.Звенящей болью любовь замоля,душойиное шествие чающий,слышутвое, земля:«Ныне отпущаеши»!В ковчеге ночи,новый Ной,я жду —в разливе ризсейчас придут,придут за мнойи узел рассекут земнойсекирами зари.Идет!Пришла.Раскуталась.Лучи везде!Скребут они.Запели петли утло,и тихо входят буднис их шелухою сутолок.Солнце снова.Зовет огневых воевод.Барабанит заря,и туда,за земную грязь вы!Солнце!Что жсвоегоглашатаятак и забудешь разве?Рождество МаяковскогоПусть, науськанные современниками,пишут глупые историки: "Скушнойи неинтересной жизнью жил замечательный поэт".Знаю,не призовут мое имягрешники,задыхающиеся в аду.Под аплодисменты поповмой занавес не опустится на Голгофе.Так вот и будуВ Летнем садупить мой утренний кофе.В небе моего Вифлееманикаких не горело знаков,никто не мешалмогиламиспать кудроголовым волхвам.Был абсолютно как все– до тошноты одинаков —деньмоего сошествия к вам.и никто не догадался намекнутьнедалекойнеделикатной звезде:"Звезда – мол —лень сиять напрасно вам!Если нечеловечьего рождения день,то черта ль,звезда,тогда ещепраздновать?!"Судите:говорящую рыбешкувыудим нитями неводаи поем,поем золотуювоспеваем рыбачью удаль.Как жесебя мне не петь,если весь я —сплошная невидаль,если каждое движение мое —огромное,необъяснимое чудо.Две стороны обойдите.В каждойдивитесь пятилучию.Называется «Руки».Пара прекрасных рук!Заметьте:лучшуюшею выбрать могуи обовьюсь вокруг.Черепа шкатулку вскройте —сверкнетдрагоценнейший ум.Есть ли,чего б не мог я!Хотите,новое выдумать могуживотное?Будет ходитьдвухвостоеили треногое.Кто целовал меня —скажет,есть лислаще слюны моей сока.Покоится в нем у меняпрекрасныйкрасный язык.«О-го-го» могу —зальется высоко, высоко.«О-ГО-ГО» могу —и – охоты поэта сокол —голосмягко сойдет на низы.Всего не сочтешь!Наконец,чтоб в летозимы,могу в вино превращать чтоб мог —у меняпод шерстью жилетабьетсянеобычайнейший комок.Ударит вправо – направо свадьбы.Налево грохнет – дрожат миражи.Кого еще мнелюбить устлать бы?Кто ляжетпьяный,ночами ряжен?Прачечная.Прачки.Много и мокро.Радоваться, что ли, на мыльные пузыри?Смотрите,исчезает стоногий окорок!Кто это?Дочери неба и зари?Булочная.Булочник.Булки выпек.Что булочник?Мукой измусоленный ноль.У вдругу булокзагибаются грифы скрипок.Он играет.Все в него влюблено.Сапожная.Сапожник.Прохвост и нищий.Надона сапогикакие-то головки.Взглянул —и в арфы распускаются голенища.Он в короне.Он принц.Веселый и ловкий.Это ясердце флагом поднял.Небывалое чудо двадцатого века!И отхлынули паломники от гроба господня.Опустела правоверными древняя Мекка.Жизнь МаяковскогоРевом встревожено логово банкиров, вельмож и дожей.Вышлилаты,золото тенькая."Если сердце всё,то на что,на что жевас нагреб, дорогие деньги, я?Как смеют петь,кто право дал?Кто дням велел юлиться?Заприте небо в провода!Скрутите землю в улицы!Хвалился:«Руки?!»На ружье ж!Ласкался днями летними?Так будешь —весь! —колюч, как ёж.Язык оплюйте сплетнями!"Загнанный в земной загон,влеку дневное иго я.А на мозгахверхом«Закон»,на сердце цепь —«Религия».Полжизни прошло, теперь не вырвешься.Тысячеглаз надсмотрщик, фонари, фонари, фонари…Я в плену.Нет мне выкупа!Оковала земля окаянная.Я бы всех в любви моей выкупал,да в дома обнесен океан её!Кричу…и чу!Ключи звучат!Тюремщика гримаса.Бросаетс острия лучаклочок гнилого мяса.Под хохотливое«Ага!»бреду по бреду жара.Гремит,приковано к ногам,ядро земного шара.Замкнуло золото ключомглаза.Кому слепого весть?Навектеперь язаключенв бессмысленную повесть!Долой высоких вымыслов бремя!Бунтмуз обреченного данника.Верящие в павлинов– выдумка Брэма! —верящие в розы– измышление досужих ботаников! —моебезупречное описание землипередайте из рода в род.Рвясь из меридианов,атласа арок,пенится,звенит золотоворот,франков,долларов,рублей,крон,иен,марок.Тонут гении, курицы, лошади, скрипки.Тонут слоны.Мелочи тонут.В горлах,в ноздрях.в ушах звон его липкий.«Спасите!»Места нет недоступного стону.А посредине,обведенный невозмутимой каймой,целый остров расцветоченного ковра.ЗдесьживетПовелитель Всего —соперник мой,мой неодолимый враг.Нежнейшие горошинки на тонких чулках его.Штанов франтовских восхитительны полосы.Галстуквыпестренный ахово,с шеищипо глобусу пуза расползся.Гибнут кругом.Но, как в небе бурав,в честьтвоего – сиятельный – сана:Бр-р-а-во!Эвива!Банзай!Ура!Гох!Гип-гип!Вив!Осанна!Пророков могущество в громах винят.Глупые!Он эточитает Локка!Нравится.От смехана брюхезвенят,молнятся целые цепи брелоков.Онемелыестоимперед делом эллина.Думаем:"Кто бы,где бы,когда бы?"А этоимпокойному Фидию велено:"Хочу,чтоб из мраморапышные бабы".Четыре часа —прекрасный повод:"Рабы,хочу отобедать заново!"И бог– его проворный повар —из глинсочиняет мясо фазаново.Вытянется,самку в любви олелеяв."Хочешьбесценнейшую из звездного скопа?"И вотдля неголегион Галилеевелозит по звездам в глаза телескопов.Встрясывают революции царств тельца,менят погонщиков человечий табун,но тебя,некоронованного сердец владельца,ни один не трогает бунт!Страсти МаяковскогоСлышите?Слышите лошажье ржанье?Слышите?Слышите вопли автомобильи?Это идут.идут горожаневыкупаться в Его обилии.Разлив людей.Затерся в люд,растроенный и хлюпкий.Хватаюсь за уздцы.Ловлюза фалды и за юбки.Что это?Ты?Туда же ведома?В святошестве изолгалась!Как красный фонарь у публичного дома,кровавналившийся глаз.Зачем тебе?Остановись!Я знаю радость слаже!Надменно лес ресниц навис.Остановись!Ушла уже…Там, возносясь над головами, Он.Череп блестит,хоть надень его на ноги,безволосый,весь рассиялся в лоске.Толькоу пальца безымянногона последней фалангетрииз-под бриллианта —выщетинились волосики.Вижу – подошла.Склонилась руке.Губы волосикам.шепчут над ними они,«Флейточкой» называют один,«Облачком» – другой,третий – сияньем неведомымкакого-тотолько чтомною творимого имени.Вознесение МаяковскогоЯ сам поэт. Детей учите: «Солнце встает над ковылями». С любовного ложа из-за Его волосиков любимой голова.Глазами взвила ввысь стрелу.Улыбку убери твою!А сердце рвется к выстрелу,а горло бредит бритвою.В бессвязный бред о демонерастет моя тоска.Идет за мной,к воде манит.ведет на крыши скат.Снега кругом.Снегов налет.Завьются и замрут.И падает– опять! —на ледзамерзший изумруд.Дрожит душа.Меж льдов она,и ей из льдов не выйти!вот так и буду,заколдованный,набережной Невы идти.Шагну —и снова в месте том.Рванусь —и снова зря.Воздвигся перед носом дом.Разверзлась за оконным льдомпузатая заря.Туда!Мяукал кот.Коптел, горя,ночник.Звонюсь в звонок.Аптекаря!Аптекаря!Повис на палки ног.Выросли,спутались мысли,оленьирога.Плачем мараяпол,распластался в моленьео моем потерянном рае.Аптекарь!Аптекарь!Гдедо концасердце тоску изноет?У неба ль бескрайнего в нивах,в бреде ль Сахар,у пустынь в помешанном зноеесть приют для ревнивых?За стенками склянок столько тайн.Ты знаешь высшие справедливости.Аптекарь,дайдушубез болив просторы вывести.Протягивает.Череп.«Яд».Скрестилась кость на кость.Кому даешь?Бессмертен я,твой небывалый гость.Глаза слепые,голос нем,и разум запер дверь за ним,так что ж– еще! —нашел во мне, —чтоб ядом быть растерзанным?Мутная догадка по глупому пробрела.В окнах зеваки.Дыбятся волоса.И вдруг яплавно оплываю прилавок.Потолок отверзается сам.Визги.Шум.«Над домом висит!»Над домом вишу.Церковь в закате.Крест огарком.Мимо!Леса верхи.Вороньём окаркан.Мимо!Студенты!Вздорвсе, что знаем и учим!Физика, химия и астрономия – чушь.Вот захотели по тучамлечу ж.Всюду теперь!Можно везде мне.взбурься, баллад поэтовых тина.Пойте теперьо новом – пойте Демонев американском пиджакеи блеске желтых ботинок.Маяковский в небеСтоп!Скидываю на тучувещейи тела усталогокладь.Благоприятны места, в которых доселе не был.Оглядываюсь.Эта вотзализанная гладь —это и есть хваленое небо?Посмотрим, посмотрим!Искрило,сверкало,блестело,ишорох шел —облакоили бестелыетихо скользили.«Если красавица в любви клянется…»Здесь.на небесной тверди,слышать музыку Верди?В облаке скважина.Заглядываю —ангелы поют.Важно живут ангелы.Важно.Один отделилсяи так любезнодремотную немоту расторг:"Ну, как вамВладимир Владимирович,нравится бездна?"И я отвечаю так же любезно:"Прелестная бездна.Бездна – восторг!"Раздражало вначале:нет тебени угла одного,ни чаю.ни к чаю газет.Постепенно вживался небесам в уклад.Выхожу с другими глазеть,а не пришло ли новых.«А, и вы!»Радостно обнял.«Здравствуйте, Владимир Владимирович!»"Здравствуйте, Абрам Васильевич!Ну, как кончались?Ничего?Удобно ль?"Хорошие шуточки, а?Понравилось.Стал стоять при въезде.И еслизнакомыеявлялись, умирав.сопровождал их.показывая в рампе созвездийвеличественную бутафорию миров.Центральная станция всех явлений,путаница штепселей, рычагов и ручек.Вот сюда– и миры застынут в лени —вот сюда– и завертятся шибче и круче."Крутните, – просят, —да так, чтоб вымер мир.Что им?Кровью поля поливать?"Смеюсь горячности."Шут с ними!Пусть поливают,плевать!"Главный склад всевозможных лучей.Место выгоревшие звезды кидать.Ветхий чертеж– неизвестно чей —первый неудавшийся проект кита.Серьезно.Занято.Кто тучи чинит,кто жар надбавляет солнцу в печи.Всё в страшном порядке,в покое,в чине.Никто не толкается.Впрочем, и нечем.Сперва ругались.«Шатается без дела!»Я для сердца,а где у бестелых сердца?!Предложил им:"Хотитепо облакутеломразвалюсьи буду всех созерцать".«Нет, – говорят, – это нам не подходит!»«Ну, не подходит – как знаете! Мое дело предложить».Кузни времен вздыхают меха —и новыйгодготов.Отсюданизвергается,громыхая,страшный оползень годов.Я счет не веду неделям.Мы,хранимые в рамах времен,мы любовь на дни не делим,не меняем любимых имен.Стих.Лучам луны на мелислег,волнение снами моря.Будто на пляже южном.только еще онемелей,и по мне,насквозь излаская,катятся вечности моря.Возвращение Маяковского1, 2, 4, 8, 16, тысячи, миллионы.Вставай,довольно!На солнце очи!Доколе будешь распластан, нем?Бурчу спросонок:"Чего грохочут?Кто смеет сердцем шуметь во мне?"Утро,вечер ли?Ровен белесый свет небес.Сколько их,веков,успело уйти,вдребезги дней разбилось о даль…Думаю,глядя на млечные пути, —не моя седая развеялась борода ль?Звезды падают.Стал глаза вести.Ишьтуда,на землю, быстрая!Проснулись в сердце забытые зависти,а мозгдосужийфантазию выстроил.– Теперьна земле.должно быть, ново.Пахучие весны развесили в селах.Город каждый, должно быть, иллюминован.Поет семья краснощеких и веселых.Тоска возникла.Резче и резче.Царственно туча встает,дальнее вспыхнет облако,все мне мерещитсяблизостькакого-то земного облика.Напрягся,ищумеж другими точкамиземлю.Вот она!Въелся.Моря различаю,горы в орлином клекоте…Рядом отец.Такой же.Только на ухо больше туг,да поистерсянемногона локтеформенный лесничего сюртук.Раздражает.Тожеуставился наземь.Какая старому мысль ясна?Тихо говорит:"На Кавказе,вероятно, весна".Бестелое стадо,ну и тоску ж оногонит!Взбубнилась злоба апаша.Папаша.мне скушно!Мне скушно, папаша!Глупых поэтов небом маните,вырядилисьзвезд ордена!Солнце!Чего расплескалось мантией?Думаешь – кардинал?Довольно лучи обсасывать в спячке.За мной!Все равно без ножек —чего вам пачкать?!И галош не понадобится в грязи земной.Звезды!Довольномученический плестивенокземле!Озакатили красным.Кто тамкрыламик земле блестит?Заря?Стой!По дороге как раз нам.То перекинусь радугой,то хвост завью кометою.Чего пошел играть дугой?Какую жуть в кайме таю?Показываюмирамномераневероятной скорости.Духбездомный давнополон дум о давнихднях.Земных полушарий горстивижу —лежат города в них.Отдельные голоса различает ухо.Взмахах в ста.«Здравствуй, старуха!»Поскользнулся в асфальте.Встал.То-то удивятся не ихней силищепутешественника неб.Голоса:"Смотрите,должно быть, красильщикс крыши.Еще удачно!Тяжелый хлеб".И сноватолпав поводу у дела,громоголосый катился день ее.О, есть ли глотка,чтоб громче вгудела– города громче —в его гудение.Кто схватит улиц рвущийся вымах!Кто может распутать тоннелей подкопы!Кто их остановит,по воздухув дымахаэропланами буравящих копоть!По скату экватораиз Чикагсквозь Тамбовыкатятся рубли.Вытянув выи,гонятся все,телами утрамбовываягоры,моря,мостовые.Их тот же лысыйневидимый водит,главный танцмейстер земного канкана.То в виде идеи,то чёрта вроде,то богом сияет, за облако канув.Тише, философы!Я знаю —не спорьте —зачем источник жизни дарен им.Затем, чтоб рватьзатем, чтоб портитьдни листкам календарным.Их жалеть?А меня им жаль?Сожрали бульвары,сады,предместья!Антиквар!Покажите!Покупаю кинжал.И сладко чувствовать,что вотпред местью я.Маяковский векамКуда я,зачем я?Улицей сотоймечусьчеловечьимразжуженным ульем.Глаза пролетают оконные соты,и тяжко,и чуждо,и мерзко в июле им.Витрины и окна тушитгород.Устал и сник.И толькотуч выпотрашивает тушикровавый закат-мясник.Слоняюсь.Мост феерический.Влез.И в страшном волненье взираю с него я.Стоял, вспоминаю.Был этот блеск.И этотогданазывалось Невою.Здесь город был.Бессмысленный город,выпутанный в дымы трубного леса.В этом самом городескороночи начнутся,остекленелые,белесые.Июлю капут.Обезночел загретый.Избредился в шепот чего-то сквозного.То видится крест лазаретной кареты,то слышится выстрел.Умолкнет —и снова.Я знаю,такому, как я,накалитьсянедолго,конечно,но все-таки дико,когда не фонарные тыщи,а лица.Где было подобие этого тика?И вижу, над домомпо риску откосалучами идешь,собираешь их в копны.Тянусь,но туманом ушла из-под носа.И снова стоюонемелый и вкопанный.Гуляк полуночных толпа раскололась,почти что чувствую запах кожи,почти что дыханье,почти что голос,я думаю – призрак,он взял, да и ожил.Рванулась,вышла из воздуха уз она.Ей мало– одна! —раскинулась в шествие.Ожившее сердце шарахнулось грузно.Я снова земными мученьями узнан.Да здравствует– снова! —мое сумасшествие!Фонари вот так же врезаны былив середину улицы.Дома похожи.Вот так же,из ниши,готовы кобыльейвылеп.– Прохожий!Это улица Жуковского?Смотрит,как смотрит дитя на скелет,глаза вот такие,старается мимо."Она – Маяковского тысячи лет:он здесь застрелился у двери любимой".Кто,я застрелился?Такое загнут!Блестящую радость, сердце, вычекань!Окнулечу.Небес привычка.Высоко.Глубже ввысь зашелза этажем этаж.Завесилась.Смотрю за шелк —все то же,спальня та ж.Сквозь тысячи лет прошла – и юна.Лежишь,волоса луною высиня.Минута…и то,что было – луна,Его оказалась голая лысина.Нашел!Теперь пускай поспят.Рука,кинжала жало стиснь!Крадусь,приглядываюсь —и опять!Люблюи вспятьиду в любви и жалости.Доброе утро!Зажглось электричество.Глаз два выката.«Кто вы?» —"Я Николаев– инженер.Это моя квартира.А вы кто?Чего пристаете к моей жене?"Чужая комната.Утро дрогло.Трясясь уголками губ,чужая женщина,раздетая догола.Бегу.Растерзанной тенью,большой,косматый,несусь по стене,луной облитый.Жильцы выбегают, запахивая халаты.Гремлю о плиты.Швейцара ударами в угол загнал."Из сорок второгокуда ее дели?" —"Легенда есть:к немуиз окна.Вот так и валялисьтело на теле".Куда теперь?Куда глазаглядят.Поля?Пускай поля!Траля-ля, дзин-дза,траля-ля, дзин-дза,тра-ля-ля-ля-ля-ля-ля-ля!Петлей на шею луч накинь!Сплетусь в палящем лете я!Гремят на мненаручники,любви тысячелетия…Погибнет все.Сойдет на нет.И тот,кто жизнью движет.последний лучнад тьмой планетиз солнц последних выжжет.И толькоболь мояострей —стою,огнем обвит,на несгорающем костренемыслимой любви.ПоследнееШирь,бездомногосновалоном твоим прими!Небо какое теперь?Звезде какой?Тысячью церквейподо мнойзатянули тянет мир:«Со святыми упокой!»

1916-1917

150 000 000

150 000 000 мастера этой поэмы имя.Пуля – ритм.Рифма – огонь из здания в здание.150 000 000 говорят губами моими.Ротационной шаговв булыжном верже площадейнапечатано это издание.Кто спросит луну?Кто солнце к ответу притянет —чегоночи и дни чините?!Кто назовет земли гениального автора?Таки этоймоейпоэмыникто не сочинитель.И идея одна у нее —сиять в настающеезавтра.В этом самом году,в этот день и час,под землей,на земле,по небуи выше —такие появилисьплакаты,летучки,афиши:«ВСЕМ!ВСЕМ!ВСЕМ!Всем,кто больше не может!Вместевыйдитеи идите!»(подписи):МЕСТЬ – ЦЕРЕМОНИЙМЕЙСТЕР.ГОЛОД – РАСПОРЯДИТЕЛЬ.ШТЫК.БРАУНИНГ.БОМБА.(триподписи:секретари).Идем!Идемидем!Го, го,го, го, го, го,го, го!Спадают!Ванька!Керенок подсунь-ка в лапоть!Босому, что ли, на митинг ляпать?Пропала Россеичка!Загубили бедную!Новую найдем Россию.Всехсветную!Иде-е-е-е-е-м!Он сидит раззолоченныйза чаемс птифур.Я приду к немув холере.Я приду к немув тифу.Я приду к нему,я скажу ему:«Вильсон, мол,Вудро,хочешь крови моей ведро?И ты увидишь…»До самого дойдемдо Ллойд-Джорджа —скажем ему:«Послушай,Жоржа…»– До него дойдешь!До него океаны.Страшен,как же,российский одёр им.– Ничего!Дойдем пешкодером!Идемидем! —Будилась призывом,из лесовспросонок,лезла сила зверей и зверят.Визжал придавленный слоном поросенок.Щенки выстраивались в щенячий ряд.Невыносим человечий крик.Но зверийдушу веревкой сворачивал.(Я вам переведу звериный рык,если вы не знаете языка зверячьего):«Слушай,Вильсон,заплывший в сале!Вина людей —наказание дай им.Но мыне подписывали договора в Версале.Мы,зверье,за что голодаем?Свое животное горе киньте им!Дос'ыта наесться хоть раз бы еще!К чреватым саженными травами Индиям,к американским идемте пастбищам!»О-о-гу!Нам тесно в блокаде-клетке.Вперед, автомобили!На митинг, мотоциклетки!Мелочь, направо!Дорогу дорогам!Дорога за дорогой выстроились

в ряд.Слушайте, что говорят дороги.Что говорят?«Мы задохлись ветрами и пылями,вьясь степями по рельсам голодненькими.Немощеными хлипкими миляминадоело плестись за колодниками.Мы хотим разливаться асфальтом,под экспрессов тарой осев.Подымайтесь!Довольно поспали там,колыбелимые пылью шоссе!Иде-е-е-е-м!»И-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и-и.К каменноугольным идемте бассейнам!За хлебом!За черным!Для нас засеянным.Без дров ходить —дураков наймите!На митинг, паровозы!Паровозы,на митинг!Скоре-е-е-е-е-е-е-е!Скорейскорей!Эй,губернии,снимайтесь с якорей!За Тульской Астраханская,за махиной махина,стоявшие недвижимодаже при Адаме,двинулисьи надругиепрут, погромыхивая городами.Вперед запоздавшую темь гоня,сшибаясь ламп лбами,на митинг шли легионы огня,шагая фонарными столбами.А по верху,воду с огнем миря,загнившие утопшими, катились моря.«Дорогу каспийской волне-баловнице!Обратно в России русло не поляжем!Не в чахлом Баку,а в ликующей Ниццес волной средиземной пропляшем по пляжам».И, наконец,из-под громабега и езды,в ширь непомерных легких завздыхав,всклокоченными тучами рванулись из дыри пошли грозой российские воздуха.Иде-е-е-е-м!Идемидем!И все этисто пятьдесят миллионов людей,биллионы рыбин,триллионы насекомых,зверей,домашних животных,сотни губерний,со всем, что построилось,стоит,живет в них,все, что может двигаться,и все, что не движется,все, что еле двигалось,пресмыкаясь,ползая,плавая —лавою все это,лавою!И гудело над местом,где стояла когда-то Россия:– Это же ж не важно,чтоб торговать сахарином!В колокола клокотать чтоб – сердцу важно!Сегодняв райРоссию ринемза радужные закатов скважины.Го, го,го, го, го, го,го, го!Идемидем!Сквозь белую гвардию снегов!Чего полезли губерний тушииз веками намеченных губернаторами зон?Что, слушая, небес зияют уши?Кого озирает горизонт?Оттогосегодня:на нас устремленыглаза всего светаи уши всех напряжены,наше малейшее ловя,чтобы видеть это,чтобы слушать эти слова:это —революции воля,брошенная за последний предел,это —митинг,в махины машинных тел вмешавший людей и зверьи туши,это —руки,лапы,клешни,рычаги,туда,где воздух поредел,вонзенные в клятвенном единодушье.Поэтов,старавшихся выть поднебесней,забудьте,эти слушайте песни:«Мы пришли, сквозь столицы,сквозь тундры прорвались,прошагали сквозь грязи и лужищи.Мы пришли, миллионы,миллионы трудящихся,миллионы работающих и служащих.Мы пришли из квартир,мы сбежали со складов,из пассажей, пожаром озаренных.Мы пришли, миллионы,миллионы вещей,изуродованных, сломанных,разоренных.Мы спустились с гор,мы из леса сползлись,от полей, годами глоданных.Мы пришли,миллионы,миллионы скотов,одичавших, тупых,голодных.Мы пришли,миллионыбезбожников,язычникови атеистовбиясьлбом,ржавым железом,полем —всеистовогосподу богу помолимся.Выйдьне из звездногонежного ложа,боже железный,огненный боже,боже не Марсов,Нептунов и Вег,боже из мяса —бог-человек!Звездам н'а мельне загнанный ввысь,земноймежду намивыйди,явись!Не тот, который«иже еси на небесех».Самина глазах у всехсегоднямызаймемсячудесами.Твое во имябиться дабы,в громе,в дымевстаем на дыбы.Идем на подвигтруднее божеского втрое,творившего,пустоту вещами д'аруя.А намне только, новое строя,фантазировать,а еще и издинамитить старое.Жажда, по'и!Голод, насыть!Времяв боитело носить.Пули, погуще!По оробелым!В гущу бегущимгрянь, парабеллум!Самое это!С донышка душ!Жаром,жженьем,железом,светом, жарь,жги,режь,рушь!Наши ноги —поездов молниеносные проходы.Наши руки —пыль сдувающие веера полян.Наши плавники – пароходы.Наши крылья – аэроплан.Идти!Лететь!Проплывать!Катиться! —всего мирозданья проверяя реестр.Нужная вещь —хорошо,годится.Ненужная —к черту!Черный крест.Мытебя доконаем,мир-романтик!Вместо вер —в душеэлектричество,пар.Вместо нищих —всех миров богатство прикарманьте!Стар – убивать.На пепельницы череп'а!В диком разгроместарое смыв,новый разгр'омимпо миру миф.Время-оградувзломим ногами.Тысячу радугв небе нагаммим.В новом свете раскроютсяпоэтом опоганенные розы и грезы.Всёна радостьнашимглазам больших детей!Мы возьмеми придумаемновые розы —розы столиц в лепестках площадей.Все,у когомучений клейма нажжены,тогда приходите к сегодняшнему палачу.И выузнаете,что людибывают нежны,как любовь,к звезде вздымающаяся по лучу.Будетнаша душалюбовных Волг слиянным устьем.Будешь– любой приплыви —глаз сияньем облит.По каждойтончайшей артериипустимпоэтических вымыслов феерические корабли.Как нами написано, —мир будет такови в среду,и в прошлом,и ныне,и присно,и завтра,и дальшево веки веков!За летостолетнеебейся,пой: – «И это будетпоследнийи решительный бой!»– Залпом глоток гремим гимн!Миллион плюс!Умножим н'а сто!По улицам!На крыши!За солнца!В миры —слов звонконогие гимнасты!И вотРоссияне нищий оборвыш,не куча обломков,не зданий пепел —Россиявсяединый Иван, и рукау него —Нева,а пятки – каспийские степи.Идем!Идемидем!Не идем, а летим!Не летим, а молньимся,души зефирами вымыв!Мимобаров и бань.Бей, барабан!Барабан, барабань!Были рабы!Нет раба!Баарбей!Баарбань!Баарабан!Эй, стальногрудые!Крепкие, эй!Бей, барабан!Барабан, бей!Или – или.Пропал или пан!Будем бить!Бьем!Били!В барабан!В барабан!В барабан!Революцияцаря лишит царева званья.Революцияна булочную бросит голод толп.Но тебекакое дам названье, вся Россия, смерчем скрученная в столб?!Совнарком —его частица мозга, —не опередить декретам скач его.Сердце ж было так его громоздко,что Ленин еле мог его раскачивать.Красноармейца можно отступить заставить,коммуниста сдавить в тюремный гнет,но такогов какой удержишь заставе,еслитакойшагнет?!Гром разодрал побережий уши,и брызги взметнулись земель за тридевять,когда Иван,шаги обрушив,пошелгрозою вселенную выдивить.В стремя фантазии ногу вденем,дней оседлаем порох,и самиза этим блестящим виденьемпойдем излучаться в несметных просторах.Теперьповернем вдохновенья колесо.Наново ритма мерка.Этой части главное действующее лицо —Вильсон.Место действия – Америка.Мир,из света частейсобирая квинтет,одарил ее мощью магической.Город в ней стоитна одном винте,весь электро-динамо-механический.В Чикаго14 000 улиц —солнц площадей лучи.От каждой —700 переулковдлиною поезду н'а год.Чудно человеку в Чикаго!В Чикагоот светасолнцене ярче грошовой свечи.В Чикаго,чтоб брови поднять —и тоэлектрическая тяга.В Чикагона верстыв небоскачут дорог стальные циркачи.Чудно человеку в Чикаго!В Чикагоу каждого жителяне менее генеральского чин.А служба —в барах быть,кутить без забот и тягот.Съестногов чикагских барахчего-чего не начудено!Чудн'о человеку в Чикаго!Чудн'о человеку!И ч'удно!В Чикаготакой свирепеет грохот,что грузовозс тысчесильной машиноюказался,что ветрится тихая кроха, что онпрошелёстывал тишью мышиною.Русскихв город тотне везет пароход,не для нас дворцов этажи.Я один там был,в барах ел и пил,попивал в барах с янками джин.Может, пустят и вас,не пустили пока —начиняйтесь же и вы чудесами —в скороходах-стихах,в стихах-сапогахисход'ите Америку сами!Аэростанцияна небоскребе.Вперед,пружиня бока в дирижабле!Сожмутся мосты до воробьих ребер.Чикаго внизуземлею прижаблен.А после,с неба,видные еле, сорвавшись,камнем в бездну спланируем.Тоннелем в метроподземные версты выроеми выйдем на площадь.Народом запружена.Версты шириною с три.Отсюда начинается то, что нам нужно: —«Королевская улица» —по-ихнему– «Рояль-стрит».Что за улица?Что на ней стоит?А стоит на ней —Чипль-Стронг-Отель.Да отель ли тоили сон?!А в отеле томв чистоте,в теплоте сам живетВудроВильсон.Дом какой – не скажу.А скажу когда,то покорнейше прошу не верить.Места нет такого, отойти куда,чтоб всего его глазом обмерить.То,что можно увидеть,один уголок,но и тотакая диковина!Посмотреть, например,на решетки клок —из гущённого солнца кована.А с боков обойдешь —гора не гора!Верст на сотни,а может, на тыщи.За седьмое небо зашли флюгера.Да и флюгерне богом ли чищен?Тоже лестница там!Не пойдешь по ней!Меж колоночек,балкончиков,портиковсколько в ней ступеней,и не счесть ступне, —ступеней этих самыхдо чертиков!Коль пешком пойдешь —иди молодой!Да и тодойдешь ли старым!А для лифтов —трактиры по лестнице той,чтоб не изголодались задаром.А доехали —если рады нам —по пяти впускают парадным.Триста комнат сначала гости идут.Наконец дошли.Какое!Тутопять начались покои.Вас встречает лакей.Булава в кулаке.Так пройдешь лакеев пять.И опять булава.И опять лакей.Залу кончишь —лакей опять.За лакеямигуще ещекурьер.Курьера курьер обгоняет в карьер.Нет числа.От числа такогодух займет у щенка-Хлестакова.И толькоуставшиот страшных снований,когдане кажется больше,что выйдешь,а кажется,нет никаких оснований,чтоб кончилось это —приемную видишь.Вход отсюда прост —в триаршинный ростсекретарь стоит в дверях нем.Приоткроем дверь.По ступенькам – (две) —приподымемся,взглянем,ахнем! —То не солнце днем —цилиндрище на немвозвышается башней Сухаревой.Динамитом плюети рыгает о нем,рыжий весь,и ухает ухарево.Посмотришь в ширь —йоркширом йоркшир!А длина —и не скажешь, какая длина,так далеко от ног голова удалена!То ль заряжен чем,то ли с присвистом зуб,что ни звук —бух пушки.Люди – мелочь одна,люди ходят внизу,под ним стоят,как избушки.Щеки жтакой сверхъестественной мякоти,что сами просятся —придите,лягте.А одежда тонка,будто вовсе и нет —из тончайшей поэтовой неги она.Кальсоны Вильсонане кальсоны – сонет,сажени из ихнего Онегина.А работает как!Не покладает рук.Может заработаться до см'ерти.Вертит пальцем большимбольшого вокруг.То быстрей,то медленней вертит.Повернет —расчет где-нибудьна заводе.Мнеплатить не хотят построчной платы.Повернет —Штраусы вальсы заводят,золотым дождем заливает палаты.Чтоб его прокормить,поистратили рупь.Обкормленный весь,оп'оенный.И на случай смерти,не пропал чтоб труп,салотопки стоят,маслобойни.Все емуамериканцы отданы,и онигордо говорят:я —американский подданный.Я —свободныйамериканский гражданин.Под ним склоненныестоятего услужающих сонмы.Вся зала полнаЛинкольнами всякими.Уитмэнами, Эдисонами.Свита егоиз красавиц,из самой отборнейшей знати.Его шевеленья малейшего ждут.АделинуПаттизнаете?Тоже тут!В тесном смокинге стоит Уитмэн,качалкой раскачивать в невиданном ритме.Имея наивысший американский чин —«заслуженный разглаживатель дамских морщин»,стоит уже загримированный и в шляпевсегда готовый запеть Шаляпин.Паркеты песком соря,рассыпчатые от старости стоят профессора.Сам знаменитейший Мечниковстоит и снимает нагар с подсвечников.Конечно,ученыхсюдапривелтеорий потоп.Художниковкакое-нибудьвеликолепнейшееэкольдебозар.1Ничего подобного!Всесошлись,чтобходить на базар.Ежеутренневсе этилюбимцы муз и славнагрузятся корзинами,идут на рыноки несут,несутмяс'а,масла'.Какой-нибудь король поэтовЛонгфеллосто волочит со сливками крынок.Жрет Вильсон,наращивает жир,растут животы,за этажом этажи.Небольшое примечание:ХудожникиВильсонов,Ллойд-Джорджев,Клемансорисуют —усатые,безусые рожи —и напрасно:всёэтоодно и то же.Теперьдовольно смеющихся глав нам.В умеАмерикуясно рисуете.Мы переходимк событиям главным.К невероятной,к гигантской сути.Деньэтотбылогнеупорный.В разливе зноя з'емли тихли.Ветр'ов иззубренные боронывотще старались воздух взрыхлить.В Чикагожара непомерная:градусов 100,а 80 – наверное.Все на пляже.Кто могли – гуляли себе.А в большей части лежали даже.Потблагоухална их холеном теле.Ходили и пыхтели.Лежали и пыхтели.Барышни мопсиков на цепочках водили,и мопсикраскормленный был,как теленок.Даме одной,дремавшей в идиллии,в ноздрюсжаревший влетел мотыленок.Некоторые вели оживленные беседы,говорили «ах»,говорили «ух».С деревьев слетал пух.Слетал с деревьев мимозовых.Розовелна белых шелках и кисеях.Белел на розовых.Такдовольно долго все занималисьприятным времяпрепровождением.Но ужечас тому назадстало кое-чтоменяться.Еле слышное,разве только что кончиком души,дуновенье какое-то.В безветренном мореширятся всплески.Что такое?Чего это ради ее?А утромв молнийном блескеАТА(Американское Телеграфное Агентство)город таким шарахнуло радио:«Страшная буря на Тихом океане.Сошли с ума муссоны и пассаты.На Чикагском побережье выловлены рыбы.Очень странные.В шерстях.Носатые».Вылазили сонные,не успели еще обсудить явление,а радиоспешныевывешивало объявления:«Насчет рыб ложь.Рыбак спьяну местный.Муссоны и пассаты на месте.Но буря есть.Даже еще страшней.Причины неизвестны».Выход судам запретили большие,к нимприсоединилисьмаленькие пароходныекомпанийки.Доллар пал.Чемоданы нарасхват.Биржа в панике.Незнакомогона улицеостанавливали незнакомые —не знает ли чего человек со стороны.Экстренный выпуск!Радио!Выпуск экстренный!«Радиограмма переврана.Не бурь раскат.Другое.Грохот неприятельских эскадр».Радио расклеили.И, опровергая оное,сейчас женовое,последнее,захватывающее,сенсационное.«Не пушечный дым —океанская синева.Нет ни броненосцев,ни флотов,ни эскадр.Ничего нет. Иван».Что Иван?Какой Иван?Откуда Иван?Почему Иван?Чем Иван?Положения не было более запутанного.Ни одного объяснениядостоверного,путного.Сейчас же собрался коронный совет.Всю ночь во дворце беспокоился свет.Министр ВильсонаАртур Круппзаговорился так,что упал, как труп.Капитализма верный трезор,совсем умаялся сам Крезо.Вильсоннеобычайноепроявил упорствои к утрурешил —иду в единоборство.Беда надвигается.Две тысячи верст.Верст за тысячу.З'а сто.И…очертанья идущегонащупали,заметили,увидели маяки глазастые.Строкиэтой главы,гремите,время ритмом роя!В песне —миф о героях Гомера,история Трои,до неузнаваемости раздутая,воскресни!Голодный,с теплом в единственный градусжизни,как милости д'аренной,радуюсь,ход твой следя легендарный.Куда теперь?Где пеш?Какими идешь морями?Молнию рвущихся депешхолодным стихом срамим.Ворвался в Дарданеллы Иванов разбег.Туркис разинутыми ртамисмотрят:человек —голова в Казбек! —идет над Дарданелльскими фортами.Старики улизнули.Молодые на мол.Вышли.Песни бунта и молодости.И лишьдо берега вал домёл,и лишь волною до мола достиг —бросились,будто в долгожданном сигнале,человек на человека,класс на класс.Одних короновали.Других согнали.Пешком по морю —и скрылись из глаз.Других глотает морская ванна,другимиакула кровавая кутит,а этивошли,ввалились в Иванаи в нем разлеглись,как матросы в каюте.(А в Чикагоничто не сулило покадля чикагцев страшный час.Изогнувшись дугой,оттопырив бока,веселились,танцами мчась.)Замерли римляне.Буря на Тибре.А Тибр,взъярясь,папе римскому голову выбрили пошел к Ивану сквозь утреннюю ясь.(А в Чикагоусы в ликеры вваля,выступ мяса облапив бабистый, —Илл-ля-ля!Олл-ля-ля! —процелованный,взголённый,разухабистый.)Черная ночь.Без звездных фонарей.К Вильсону,скользя по водным массам,коронованный поэтамикрадется Рейн,слегка посвечивая голубым лампасом.(А Чикагоспит,обтанцован,спит,рыхотелье подушками выхоля.Синь уснула.Сопит.Море храпом храпит.День встает.Не расплатой на них ли?)Идет Иван,сиянием брезжит.Шагает Иван,прибоями брызжет.Бежит живое.Бежит, побережит.Вулканом мир хорохорится рыже.Этого вулкана нет насоставленной старыми географами карте.Вселенная вся,а не жалкая Этна,народов лавой брызжущий кратер.Ревя, несетсястранами стертымиживое и мертвоеот ливня лав.Одни к Ивану бегутс простертымируками,другие – к Вильсону стремглав.Из мелких фактов будничной тинывыявился факт один:вдругуничтожились все середины —нет на земле никаких середин.Ни цветов,ни оттенков,ничего нет —кромецвета, красящего в белый цвет,и красного,кровавящего цветом крови.Багровое все становилось багр'овей.Белое все белей и белее.Иванчерез царствашагает по крови,над миром справляя огней юбилеи.Выходит, что крепости строили даром.Заткнитесь, болтливые пушки!Баста!Над неприступным прошел Гибралтаром.И мирокеаном Ивану распластан.(А в Чикагона пляжевыводок шлюхбеснованием моря встревожен.Погоняет время за слухом слух,отпустив небылицам вожжи.)Какой адмиралв просторе намытомтак пути океанские выучит?!Идет,начиненный людей динамитом.Идет,всемирной злобою взрывчат.В четыре стороны расплылосьтихоокеанское лоно.Иванбез карт,без компасной стрелкишели видел цель неуклонно,как будтоне с моря смотрел,а с тарелки.(А в Чикагодо Вильсонадокатился вал,брошенный Ивановой ходьбою.Он боксеров,стрелков,фехтовальщиков сзывал,чтобы силу наяривать к бою.)Вот так открыватели,так Колумбысияли,когдаИванудо носа —как будтос тысячезапахой клумбы —земли приближавшейся запах донесся.(А в Чикагобоксеровраспирает труд.Положили Вильсона наземьи…ну тереть!Натирают,трут,растирают силовыми мазями.)Сверльнуло глаз'а маяка одноглазье —и вотв мозги,в глаза,в рот,из всех океанских щелей вылазя,Америка так и прет и прет.Взбиралась с разбега верфь на верфь.На виадук взлетал виадук.Дымище такой,что, в черта уверовав,идешь, убежденный,что ты в аду.(Где Вильсона дряблость?Сдули!Смолодел на сорок годов.Животами мышцы вздулись,Ощупали.Есть.Готов.)Доходит,пеной волну опеня,гигантам-домам за крыши замча,на берег выходит Иванв Америке,сухенький,даже ног не замоча.(Положили Вильсону последний заклепна его механический доспех,шлем ему бронированный возвели на лоб,и к Ивану он гонит спех.)Чикагцысебяне любятв тесных улицах площить.И без тогов Чикагоплощади самые лучшие.Но дажедля чикагцев непомернаяплощадьбыла приготовлена для этого случая.Люди,место схватки орамив,пускай непомерное! —сузили в узел.С одной стороны —с горностаем,с бобрами,с другой —синевели в замасленной блузе.Лошадив кашу впуталисьв ту же.К бобрам —арабский скакун,к блузам —тяжелые туши битюжьи.Вздымают ржанье,грозят рысаку.Машины стекались, скользя на мази.На классы разбилсяи вывози ввоз.К бобрамизящный ушел лимузин,к блузамсталстосильный грузовоз.Ни песне,ни краске не будет отсрочки,бой вас решит – судия строгий.К бобрам —декадентов всемирных строчки.К блузам —футуристов железные строки.Никто,никто не избегнет возмездья —звезде,и тойне уйти.К бобрам становитесь,генералы созвездья,к блузам —миллионы Млечного Пути.Наружу выпустив скованные лавины,земной шар самыйна две раскололся полушарий половиныи, застыв,на солнцеповис весами.Всеми сущими пушкаминадплощадью объявлен был «чемпионатвсемирной классовой борьбы!».В ширьворота Вильсону —верста,и то он боком стали еле лез ими.Сапожищамиподгибает бетон.Чугунами гремит,железами.Во Ивана входящего вперился он —осмотреть врага,да нечегосмотреть —ничего,хорошо сложен,цветом тела в рубаху просвечивал.У того —револьверыв четыре курка,сабляв семьдесят лезвий гнута,а у этого —рукаи еще рука,да и таза пояс ткнута.Смерил глазом.Смешок по усам его.Взвил плечом шитье эполетово:«Чтобы я —о господи! —этого самого?Чтобы яне смогвот этого?!»И казалось —растет могильный холмпосреди ветров обвываний.Ляжет в гроб, и отныненикто,никогда,ничегоне услышито нашем Иване.Сабля взвизгнула.От плечаи внизна четыре версты прорез.Встал Вильсон и ждет —кровь должна б,а изранывдругчеловек полез.И пошло ж идти!Люди,дома,броненосцы,лошадив прорез пролезают узкий.С пением лезут.В музыке.О горе!Прислали из северной Троиначиненного бунтом человека-коня!Метались чикагцы,о советском строевесть по оторопевшим рядам гоня.Товарищи газетчики,не допытывайтесь точно,где была эта битваи была ль когда.В этой главев пятиминутье всредоточеныбывших и не бывших битв года.Не Ленину стих умиленный.В боюславлю миллионы,вижу миллионы, миллионы пою.Внимайте же, историки и витии,битв не бывших видевшему перипетии!«Вставай, проклятьем заклейменный» —радостная выстрелила весть.В ответмиллионныйголос:«Готово!»«Есть!»«Боже, Вильсона храни.Сильный, державный», —они голос подняли ржавый.Запела земли половина красную песню.Земли половина белую песню запела.И вотза песней красной,и вотза песней за белой —тараны затарахтели в запертое будущее,лучей щетины заскребли,замели.Руки разрослись,легко распутывающиеневедомые измерения души и земли.Шарахнутые бунта веникомлавочники,не доведя обычный торг,разбежались ошпаренным муравейникомиз банков,магазинов,конторок.На толщь душивших набережных и дамбк городамиз океановдвинулась вода.Столбы телеграфные то здесь,то тамсоборы вздергивали на провода.Бросив насиженный фундамент,за небоскребом пошел небоскреб,как тигр в зверинце —мясофунтами,пастью ворот особнячишки сгреб.Сами себя из мостовых вынув, —где, хозяин, лбище твой? —в зеркальные стекла бриллиантовых магазиновбросились булыжники мостовой.Не боясь сесть на мель,не боясь на колокольни напороть туши,просто —как мы с вами —шагали киты сушей.Красное всеи все, что б'ело,билось друг с другом,билось и пело.Танцевал Вильсонво дворце кэк-уок,заворачивал задом и передом,да не доделала нога экивок,в двери смотрит Вильсон,а в дв'ери там —непоколебимые,походкой зловещею,человек за человеком,вещь за вещьювваливаются в дверь в эту:«Господа Вильсоны,пожалте к ответу!»И вот,притворявшиеся добрыми,кольена Вильсонихбросились кобрами.Выбирая,которая помягче и почище,по гостинымза миллиардершамигонялись грузовичищи.Не убежать!Сороконогаямебель раскинула лов.Топтала людей гардеробами,протыкала ножками столов.Через Рокфеллеров,валяющихся ничком,с горлами,сжимаемыми собственным воротничком,растоптав,как тараканов, вывалилась,в Чикаго канув.По улицамв саж'енидома не видно от дыма сражений.Как в кинематографебывает —вдругкрупно —видят:сквозь ха'осползущую спекуляцию добивает,встав на задние лапы,Совнархоз.Но Вильсон не сдается,засел во дворце,нажимает золотые пружины,и выстраивается цепь —нечеловеческие дружины.Страшней, чем танки,чем войск роты,безбрюхий встал,пошел сторотый,мильонозубыйринулся голод.Город грызнет – орехом расколот.Сгреб деревню – хрустнула косточкой.А людей,а людей и зверей —просто в рот заправляет горсточкой.Впереди его,вывострив ухо,путь расчищая, лезет разруха.Дышит завод.Разруха слышит.Слышит разруха – фабрика дышит.Грохнет по фабрике —фабрика свалена.Сдавит завод —завод развалина.Рельс обломком крушит, как палицей.Все разрушается,гибнет,валится.Готовься!К атаке!Трудись!Потей!Горло голода,разрухи глоткузатянемпетлей железнодорожных путей!И когда пресекаться дух странстал,голодом сперт,тогда,раскачивая поездов таран,двинулся вперед транспорт.Ветрилась паровозов борода седая,бьются,голод сдал,и по нем,остатки съедая,груженные хлебом прошли поезда.Искорежился, —и во гневеВудро,приказав:«Сразите сразу»,новых воинов высылает рой —смертоноснейшую заразу.Идут закованные в грязевые брониспирохет на спирохете,вибрион на вибрионе.Ядом бактерий,лапами вшейкровь поганят,ползут за шей.Болезни явилисьнебывалого фасона:вдругчеловекстановится сонный,высыпает ряб'о,распухаети лопается грибом.Двинулись,предводимые некоюрадугоглазой аптекою,бутыли карболочные выдвинув в бойницы,лазареты,лечебницы,больницы.Вши отступили,сгрудились скопом.Вшейв упоррасстреливали микроскопом.Молотит и молотит дезинфекции цеп.Враги легли,ножки задрав.А поверху,размахивая флаг-рецепт,прошел победителем мировой Наркомздрав,Вырывается у Вильсона стон, —и в болезнях побит и в еде,и последнее войско высылает онядовитое войско идей.Демократизмы,гуманизмы —идут и идутза измами измы.Не успеешь разобраться,чего тебе нужно,а ужефилософиейголова заталмужена.Засасывали романсов тиной.Пением завораживали.Завлекали картиной.Пустые головыкнижкамидля веса нагрузив,пошел за профессором профессор.Ихмолодая встретила орава,и дулам браунингов в провалрухнуло римское правои какие-то еще права.Простонародью очки втирая,адом пугая,прельщая раем,и лысые, как колено,и мохнатые, как звери,с евангелиями вер,с заговорами суеверий,рясами вздыбив пыль,армией двинулись черно-белые попы.Под градом декретовот красной лавинырассыпалисьпопы,муллы,раввины.А ну, чудотворцы,со смертных одрвстаньте-ка!На месте кровавого спораопора веры валяется —Петрс проломанной головой собственного собора.Тогдапоэты взлетели н'а небо,чтоб сверху стрелять, как с аэроплана бы.Ихна приманку академического пайказаманивали,ждали, не спустятся пока.Поэты бросались, камнем пав, —в работу их,перья рифм ощипав!В «Полное собрание сочинений»,как в норкиклассики забились.Но жалости нет!НапрасноихнаседкойГорькийприкрыл,распустив изношенный авторитет.Фермами ног отмахивая мили,кранами рук расчищая пути,футуристыпрошлое разгромили,пустив по ветру культуришки конфетти.Стенкой в стенку,валяясь в п'ыли,билась с адмиралтействомЛувра труха,покау адмиралтействана штыке-шпилене повисли Лувра картинные потроха.Последняя схватка.Сам Вильсон.И в ужасе видят вильсонцы —испепелен он,задом придавить пытавшийся солнце.Кто вспомнит безвестных главковерхов имя,победы громоздивших одна на одну?!Загрохотав в международной Цусиме,эскадра старья пошла ко дну.Фабриками попирая прошедшего труп,будущее загорланило триллионом труб:«Авелем называйте насили Каином,разница какая нам!Будущее наступило!Будущее победитель!Эй, века,на поклон идите!»Горизонт перед солнцем расступился злюч.И только чтомира пол заклавший,Каин гением взялся за луч,как музыкант берется за клавиши.История,в этой главекак на ладони бег твой.Голодая и ноя,города расступаются,и над пылью проспектовойсолнцем встает бытие иное.Год с нескончаемыми нулями.Праздник, в святцахне имеющий чина.Выфлажено все.И людии строения.Может быть,Октябрьской революции сотая годовщина,может быть,простоизумительнейшее настроение.Разгоняя дирижабли небесам под уклон,поездами,на палубах бесчисленных эскадр,извилинами пеших колоннза кадром выстраивают человечий кадр.Большеголовые,в красном сиянье,с Марса слетевшие, встали марсияне.Взыграет аэро,и снова нет.И снова птицей солнце заслонится.И сновас отдаленнейших слетаются планет,винтами развеерясь из-за солнца.Пустыни смыты у мира с хари,деревья за стволом расфеерили ствол.На площади зелени —на бывшей Сахаре —сегодняежегодное торжество.День за днем спускались дни,и снова густела тьма ночная.Прежде чем выстроиться сумев,онигрянули:– Начинаем!«Голоса людские,зверьи голоса,рев рекввысь славословием вьем.Пойте все, и все слушайтемира торжественный реквием.Вам, давнишние,года проголодавшие,о рае сегодняшнем раструбливая весть,вам,мильонолетию давшиепеть,пить,есть.Вам, женщины,рожденные под горностаевыемантии,тело в лохмотья рядя,падавшие замертво,за хлебом простаиваяв неисчислимых очередях.Вам,легионы жидкокостых детей,толпы искривленной голодом молодежи,те, кто дожили до чего-то,и те,кто ни до чего не д'ожил.Вам,звери,ребрами сквозя,забывшие о съеденном людьми овсе,работавшие, кого-то и что-то возя,пока исхлестанные не падали совсем.Вам,расстрелянные на баррикадах духа,чтоб дни сегодняшние были пропеты,будущее ловившие в ненасытное ухо,маляры,певцы,поэты.Вам, которыесквозь дым и чад,жизнью, едва державшейся на иотке,ржавым железом, шестерней скрежеща,работали все-таки,делали все-таки.Вам неумолкающих слав слова,ежегодно расцветающие, вовеки не вянув,за нас замученные – слава вам,миллионы живых,кирпичныхи прочих Иванов».Парад мировой расходился ровно, —ведь горе давнишнее душу не бесит.Годамипечальв покой воркестрованаи песней брошена ввысь поднебесить.Еще гудят голосов отголоскипро смерти чьи-то,про память вечную.А людиужев многоуличном лоскекатили минуту, весельем расцвеченную.Ну и катись средь песенного лада,цвети, земля, в молотьбе и в сеятьбе.Это тебереволюций кровавая Илиада!Голодных годов Одиссея тебе!

1919-1920

ЛЮБЛЮ

ОБЫКНОВЕННО ТАК

Любовь любому рожденному дадена, —но между служб,доходови прочегосо дня на деньочерствевает сердечная почва.На сердце тело надето,на тело – рубаха.Но и этого мало!Один —идиот! —манжеты наделали груди стал заливать крахмалом.Под старость спохватятся.Женщина мажется.Мужчина по Мюллеру мельницей машется.Но поздно.Морщинами множится кожица.Любовь поцветет,поцветет —и скукожится.

МАЛЬЧИШКОЙ

Я в меру любовью был одаренный.Но с детствалюдьётрудами муштровано.А я —убёг на берег Рионаи шлялся,ни черта не делая ровно.Сердилась мама:«Мальчишка паршивый!»Грозился папаша поясом выстегать.А я,разживясь трехрублевкой фальшивой,играл с солдатьём под забором в «три листика».Без груза рубах,без башмачного грузажарился в кутаисском зное.Вворачивал солнцу то спину,то пузо —пока под ложечкой не заноет.Дивилось солнце:«Чуть виден весь-то!А тоже —с сердечком.Старается малым!Откудав этомв аршинеместо —и мне,и реке,и стоверстым скалам?!»

ЮНОШЕЙ

Юношеству занятий масса.Грамматикам учим дурней и дур мы.Меня жиз 5-го вышибли класса.Пошли швырять в московские тюрьмы.В вашемквартирноммаленьком мирикедля спален растут кучерявые лирики.Что выищешь в этих болоночьих лириках?!Меня вотлюбитьучилив Бутырках.Что мне тоска о Булонском лесе?!Что мне вздох от видов на море?!Я вотв «Бюро похоронных процессий»влюбилсяв глазок 103 камеры.Глядят ежедневное солнце,зазнаются.«Чего – мол – стоят лученышки эти?»А яза стенногоза желтого зайцаотдал тогда бы – все на свете.

МОЙ УНИВЕРСИТЕТ

Французский знаете.Делите.Множите.Склоняете чудно.Ну и склоняйте!Скажите —а с домом спетьсяможете?Язык трамвайский вы понимаете?Птенец человечий,чуть только вывелся —за книжки рукой,за тетрадные дести.А я обучался азбуке с вывесок,листая страницы железа и жести.Землю возьмут,обкорнав,ободрав ее —учат.И вся она – с крохотный глобус.А ябоками учил географию —недаром женаземьночевкой хлопаюсь!Мутят Иловайских больные вопросы:– Была ль рыжа борода Барбароссы? —Пускай!Не копаюсь в пропыленном вздоре я —любая в Москве мне известна история!Берут Добролюбова (чтоб зло ненавидеть), —фамилья ж против,скулит родовая.Яжирныхс детства привык ненавидеть,всегда себяза обед продавая.Научатся,сядут —чтоб нравиться даме,мыслишки звякают лбенками медненькими.А яговорилс одними домами.Одни водокачки мне собеседниками.Окном слуховым внимательно слушая,ловили крыши – что брошу в уши я.А послео ночии друг о другетрещали,язык ворочая – флюгер.

ВЗРОСЛОЕ

У взрослых дела.В рублях карманы.Любить?Пожалуйста!Рубликов за сто.А я,бездомный,ручищав рваныйв карман засунули шлялся, глазастый.Ночь.Надеваете лучшее платье.Душой отдыхаете на женах, на вдовах.МеняМосква душила в объятьяхкольцом своих бесконечных Садовых.В сердца,в часишкилюбовницы тикают.В восторге партнеры любовного ложа.Столиц сердцебиение дикоеловил я,Страстною площадью лежа.Враспашку —сердце почти что снаружи —себя открываю и солнцу и луже.Входите страстями!Любовями влазьте!Отныне я сердцем править не властен.У прочих знаю сердца дом я.Оно в груди – любому известно!На мне жс ума сошла анатомия.Сплошное сердце —гудит повсеместно.О, сколько их,одних только весен,за 20 лет в распаленного ввалено!Их груз нерастраченный – просто несносен.Несносен не так,для стиха,а буквально.