Избранное
Шрифт:
А я вчера вечером в пять минут одиннадцатого сидел в кресле, у себя дома, в Уйпеште, в полутора часах ходьбы от проспекта Юллеи! В этот момент я проснулся, потому что от усталости заснул сидя, и сразу же, как пробудился, посмотрел на часы. Я запомнил время потому, что тогда прикинул: еще целых восемь часов можно поспать до утра. Утром, как обычно, я сверил свои часы с электрическими: они шли точно. А поскольку было воскресенье, то я весь день никуда не выходил из дома.
Как же мог Сабо встретить меня в десять часов вечера у дома № 89 на проспекте Юллеи?
Правда, когда
Еще мне помнится, что на улице был густой туман. Туман плавал в пролетах меж домами, в вагонах трамваев, всюду был туман и клубами вырывался изо рта у людей.
…все сильнее и сильнее!
Иной раз я ощущаю такую усталость и такой жар во всем теле, что думается: коснись я какого-нибудь предмета, и он вспыхнет, загорится пламенем.
Коснись я мира — и весь мир загорится высоким факелом.
Гори, разгорайся, огнем занимайся!..
Я не могу видеть военную форму, мне нельзя открывать шкаф, потому что там висит мундир, обагренный кровью.
15-го сентября
За последнее время нередко случается, что, придя домой, я устраиваюсь в кресле и незаметно для себя засыпаю. В таких случаях мне снятся кошмары; я почти не помню их содержания, но мучительное воспоминание о них неотвязно преследует меня. Поэтому я решил не спать больше в кресле, но понапрасну: и позавчера, и вчера я снова уснул сидя. Теперь я не решаюсь даже садиться в кресло; вот и сейчас я пишу эти строки, примостившись на краю постели. Придется раздобыть какой-нибудь неудобный стул и поставить его у стола вместо кресла.
Сны, которые я переживаю в этом кресле, мне почти никогда не запоминаются. Но отдельные подробности так живо врезаются в память, будто я не во сне их видел, а… какое это слово я нашел?.. Ага: будто я пережил их наяву.
Вот, к примеру, вчера. Помнится, бродил я по лесу… то есть, помнится, мне снилось, что я бродил по лесу. Мне было холодно, я чувствовал запах влажной листвы, землю устилали пожухлые мокрые листья, ноги часто скользили, и приходилось ступать осторожно. Выбравшись на какую-то лужайку, я увидел слева далекие мерцающие огни ресторанчика на горе Янош…
Сейчас я усомнился, во сне ли я это видел, ведь как-то на днях я действительно бродил ночью в тех краях; но было это не вчера… Вчера я был дома и спал в кресле. Или это было не вчера? Нет, конечно же, вчера! Домой я вернулся рано, в шесть часов… Значит, мне это приснилось? Когда же я гулял в парке?.. Не помню…
Прохладный ветер заставлял меня зябко поеживаться, я чувствовал запах влажной листвы… Да, да! И в то же время я ощущал твердый подлокотник кресла, я цепко обхватил его пальцами… И оба эти ощущения я испытывал одновременно!
Я насилу решаюсь выйти на улицу: стоит мне только увидеть военную форму…
Эти записи Кухар обнаружил, возвращаясь домой в тот вечер, когда ему посчастливилось снять
Листки эти, судя по всему, выпали из какой-то растрепанной тетради, на двух из них текст шел подряд, на остальных были отрывочные записи без начала и без конца, Последовательность записей так и не удалось установить, потому что не было найдено ни самой тетради, ни каких-либо других листков.
Кухар не очень сумел вникнуть в смысл написанного, однако он чувствовал, что записи эти имеют отношение к загадочным событиям и в какой-то мере дополняют их. Поначалу ему пришла мысль передать листки в полицию: тогда, пожалуй, больше веры будет, если рассказать кому-либо о ночных происшествиях. Кухар до сих пор не решался даже заикнуться об этом — ведь ему все равно бы не поверили… Да если бы и поверили: чем тут поможешь?!
Но затем Кухар отбросил мысль о полиции и спрятал листки в ящик стола. К вечеру, когда начало смеркаться и к дневным заботам прибавились ночные тревоги, Кухара вдруг охватил суеверный страх, и он вынул странички из ящика. Не хотелось ему держать у себя дома листки, на которые наложил лапу нечистый. «Может, сжечь?» — подумал Кухар.
— А что, если нечистая сила вздумает отомстить за свою уничтоженную собственность? — тут же возразил он сам себе.
Кухар долго размышлял, куда бы спрятать листки. У него все время было такое ощущение, словно «хозяин» знает, что происходит с его листками, а значит, надо любой ценой постараться не озлобить его против себя. Охваченный этими раздумьями, Кухар внезапно оглянулся, будто чей-то горящий взгляд ожег ему спину.
Наконец он решил спрятать листки в парадном. Ему вспомнилось, что на самой верхней лестничной площадке одна из каменных плиток прилегала неплотно. Каждый раз, когда на нее наступали, она шаталась под ногой. И с наступлением темноты Кухар спрятал листки под этой плиткой.
Рано утром, едва забрезжил рассвет, Кухар встал с постели и вышел в парадное. Он был почти уверен, что не найдет спрятанные листки на старом месте, поэтому испуганно вздрогнул и почувствовал разочарование, когда из-под приподнятой плитки выпали листки и шурша рассыпались у его ног. Кухар огляделся по сторонам, затем поспешно вставил плитку и прошмыгнул к себе домой.
Ночь прошла спокойно, зато утро принесло новые страхи, а за последующий день Кухар уверился, что жена его заболела, повредилась в уме.
Когда он вернулся к себе домой, жена еще спала. Кухар тоже лег и стал озабоченно всматриваться в ее осунувшееся, бледное лицо. За последние дни женщина исхудала, слова роняла тихо и скупо, а взгляд ее, прежде безмятежный и ясный, теперь сделался мутным. Кухар с бессильной болью отметил, что жена его тает на глазах.
Ко всем прочим бедам в то утро он готов был поверить, что у жены помрачение рассудка. Вскоре после того, как он опять лег, жена проснулась. Она резко села в постели и посмотрела на мужа помутневшим взглядом.