Избранное
Шрифт:
— Я с тобой не согласен, Богдан,— сказал Покатилов.— Есть жизнь и жизнь…
Глава десятая
1
— Можно, Константин Николаевич?
— Пожалуйста, Галя.
По старой привычке он паковал чемодан загодя, бросил на дно его ношеные рубашки и носовые платки, отложил чистую майку и последнюю свежую сорочку, чтобы завтра на рассвете в чистом обойти памятные уголки лагеря. Когда вошла Галя, он размышлял, куда поместить подарок жене, василькового цвета джерсовый костюм, который он накануне с трудом подобрал в одном из магазинчиков Брукхаузена: в последний год Вера так исхудала,
— Пожалуйста,— повторил он, поднимая голову.
Галя выглядела необычайно взволнованной. Щеки рдели, глаза опущены, какое-то смятение читалось во всей ее фигуре. Она была в том же узком вечернем платье, что и на приеме: вероятно, не успела переодеться.
— Что такое, Галя?
— Она собирается прийти к вам ночью…
— Кто? — спросил он с непритворным удивлением, хотя сразу догадался, о ком речь.
— Мари.— Галя испытующе посмотрела ему прямо в глаза.— Она специально отослала Шарля в Вену. Завтра в полдень они улетают в Брюссель, и он должен успеть привезти ей что-то из Вены. А утром отсюда Яначек на своей машине отвезет их в аэропорт. Они при мне разговаривали…
— Шарль уже уехал?
— Только что. И вы не должны… Я не хочу, чтобы она к вам приходила. Вы не можете так ронять себя… в глазах товарищей. Конечно, мой поступок может показаться странным. Но поверьте, честное слово, это некрасиво с ее стороны.
Теперь он с любопытством смотрел на нее.
— Сколько времени вы замужем?
— Полтора года.
— Вы не любите мужа?
— Почему?..
Он захлопнул крышку чемодана, убрал с кресла мятую пижаму.
— Пожалуйста, присядьте.
Она послушно, изломанной походкой обогнула стол и опустилась в кресло.
— Хотите сигарету? Рюмку мукузани?.
428
— Мукузани.— Снова потупясь, она вынула из сумочки пачку сигарет, поспешно закурила.
Он налил четверть стакана темно-красного вина и подал ей, потом столько же налил себе.
— Я заметил, Галя, что вы недовольны мной с первого дня, хотя я старался по возможности не очень неволить вас и не обременять работой…
— Слишком даже,— ответила она и улыбнулась неожиданно жалкой улыбкой.— По-моему, я вообще была не нужна вам. Немецким вы владеете не хуже меня. Вообще вы все, узники, понимаете друг друга без всяких переводчиков.— Она опять жалко улыбнулась.— В этом смысле в принципе вам, конечно, ближе Мари, хотя она годится мне в матери…— Она тут же испуганно вскинула на него свои большие глаза, и он обратил внимание на то, что белки их были чуть розоваты.
— Конечно, по возрасту Мари мне ближе. Ей тридцать восемь, мне сорок. Вы вполне годитесь нам в дочери.
— Смеетесь, Константин Николаевич…
— Просто хочу сказать, что люблю жену, хотя и страдаю, что у нас нет детей. Но если бы я даже не любил или почти не любил, я бы не стал изменять ей. Я, знаете ли, самолюбив, Галя, а ложь унижает. Кроме того, вероятно, нельзя хранить верность большому прошлому и быть предателем в любви к женщине. В человеке эти вещи взаимосвязаны.
Галя жестковато усмехнулась.
— Вы выставите за дверь женщину, которая придет к вам, переполненная нежностью, страстью?
— Я постараюсь объясниться.
— А если
— Если с нее, как в варьете Ромашер, начнет падать одежда? Это хотите сказать?..
— Я рада, что вы наконец заговорили со мной, как со взрослой…
— Ах, Галя! — Покатилов тоже закурил.— Человек не всегда может справиться с собой, даже порядочный человек. Но Мари не способна на пошлость, она бывшая смертница. А еще должен сказать вам, что она моя сестра по несчастью, так же, как Шарль, при всем том, что разъединяет нас,—брат. Я никогда не совершу подлости по отношению к Шарлю, он уверен в этом, и это знает Мари. Так что спасибо вам большое, я себя в глазах товарищей не уроню, и Мари со своей стороны тоже не совершит ничего некрасивого.
У Гали по щекам ползли крупные слезы. Она не таила их.
429
Она достала сложенный вчетверо носовой платок, высморкалась, заглянула в зеркало, щелкнула сумочкой.
— Спокойной ночи, дорогой Константин Николаевич.
— Спокойной ночи.
Он напустил в ванну теплой воды, бросил кристаллик хвойного экстракта. Когда погрузился по горло в мягкую, немного мыльную воду, что-то будто стрельнуло в голове. Острой боли не было, просто словно ударило током невысокого напряжения и перед глазами проплыло несколько искорок. Такое случалось и прежде и не особенно встревожило его. Ну, лопнул там еще какой-то микроскопический сосудик, а на его месте вроде должен образоваться новый — обычный физиологический процесс.
И он, приняв ванну, с удовольствием насухо растерся махровой простыней, надел чистую майку и трусы вместо мятой пижамы, а сверху халат, вытряхнул пепельницу, допаковал чемодан, открыл форточку, чтобы проветрить перед сном комнату.
В дверь постучали.
— Кто там?
В комнату вошла Мари. Ничего не говоря, ничего не объясняя, она стремительным шагом приблизилась к Покатилову, обняла за шею и поцеловала в губы.
От нее веяло ароматом речных кувшинок.
— Мари,— сказал он, смешавшись, забыв внезапно все немецкие слова.
— Прости, Констант.— Она поставила на стол изящную, цилиндрической формы коробку.— Если я не ошибаюсь,— говорила она по-немецки,— тебе нравится запах «Шанели». Передай жене от меня этот маленький сувенир.
— Мерси, Мари. Пожалуйста, посмотри в окно, пока я переоденусь, я только из ванны, я думал, это кто-нибудь из мужчин,— бормотал он.
— Я смотрю только на твое лицо, Констант, тебе нет нужды переодеваться. Я пришла проститься с тобой, утром мне вряд ли удастся это сделать так, как я хочу.
— Хорошо,— сказал он с пересохшим ртом.
— Я тебе нравлюсь как женщина?
— Да.
— Мне было важно это услышать. Два года назад мне сделали тяжелую операцию, Констант… последствие тех допросов в гестапо. Я не способна больше любить, как все, физически любить. Все наши товарищи — брукхаузенцы это знают, хотя старательно делают вид, что им ничего не известно. Теперь это знаешь и ты. Тем не менее в сердце своем я полюбила тебя.
430
Я представила себя той, восемнадцатилетней, и тебя тогдашнего… нет, такого, какой ты сейчас. Прощай.