Избранное
Шрифт:
— Я собаку звал, — сказал Симка.
— Я знаю, — улыбнулась девушка. — Пошли за рыжиками. Чего без толку-то ходишь?
— Мне Клуню надо найти.
— Я и есть Клуня, — улыбнулась девушка. — Чего тебе еще искать?
— Какая же ты Клуня, — усмехнулся Симка. — Никто тебя так и не зовет.
— Или узнал, что не зовут меня так?
— Узнал.
— Звать не зовут. А не Клуня ли я? Одна на свете, как клуня во поле. Пошли. Или уж мне все одной за рыжиками ходить?
— Чего же ты одна ходишь? Замуж бы выходила…
— Кто же на мне женится? Я с плотниками вино пью. Парням не нравится,
— Пошли, — сказал Симка. — Только ночь скоро.
— Что ночь, у нас не семеро по лавкам, — сказала грустно девушка. — Выходной завтра. А ночь за костром поторопеем, а там и пошли по солнцу по грибы.
Девушка вернулась в сруб. Оттуда вышла с тапочками, она несла тапочки в руках. И они вдвоем направились на Ветлугу. Они шли в теплых летних сумерках, которые снижаются, как снегопад, и в которых все дальние, все ближние кусты и сараи становятся похожими на странные подвижные предметы. Девушка немного отстала и шла позади, словно Симка сам вел ее.
Уже далеко за селом, когда проселок заковылял по болотистому низкому ельнику и туда и сюда стали отворачивать в чаще робкие мшистые росстани, девушка спросила:
— Ну, знаешь, как меня зовут-то?.
— Нет, — отозвался Симка.
— Мария меня зовут.
Рыжики — это маленькие восковато-красные грибы, которые и ногой не раздавишь, если наступишь на них среди мха. Рыжики любят забытые пригорные проселки среди ельника молодого, открытого, тихого. Они твердо сидят в заросшей колее тесными кучками, и к утру в их вогнутых шляпках неподвижно поблескивают крупные чистые капли росы. Рыжики рассыпаются по теплому ровному склону и сидят у самой земли, как маленькие красные человечки, которые задумали было куда-то идти, да не то заробели от лесного далекого шороха, не то осторожно вздремнули в тиши.
Дети собирают рыжики шапками. Грибы эти солят в больших стеклянных банках и ставят в тихие холодные чуланы. Нет ничего отраднее черпать потом посиневшие обмягчавшие рыжики деревянной ложкой из сметаны и долго перекатывать их во рту, словно упругие скользкие ледышки.
Утром Клуня выбежала к Ветлуге в открытый мелкий ельник и еще издали увидела Симку и Марию. Они ходили между елками и собирали грибы. Клуня долго стояла в кустах. Потом осторожно тявкнула. Но Симка не расслышал. Она тявкнула еще раз, уже тише. Потом она долго сидела на теплой мелкой траве и к вечеру вернулась вместе с ними к дому Марии, но шла далеко стороной, так, что ее не заметили.
Тем же вечером Симка и Мария условились во вторник идти на лесоповальный участок, там получить квартиру, а дом в селе тогда уж продать.
В понедельник каждый из них получил расчет, и весь день прошел в хлопотах. Под вечер Симка принялся плести из бересты в дорогу кузов, а Мария пошла в магазин за чаем да сахаром.
Кузов Симка смастерил и сел у окна. Марии не было. Симка вышел на крыльцо. Вечерело. Симка посидел-посидел и направился в село. Возле сруба он услышал говор. Он подошел ближе и увидел, что в траве среди бревен сидят плотники. Один резал ножом длинную буханку, а другой положил на бревно консервную банку и одним ударом топора пополам разрубил ее. Третий что-то расставлял на
— Держи, Мария, в честь разлуки…
Симка повернулся и тихо пошел вниз под обрыв, в луга, к Ветлуге. Он слышал, как его окликнул один из плотников, позвал опять и тихо засмеялся. Еще он слышал, как Мария с расстановкой сказала что-то плотнику растерянным голосом.
Симка шел не оглядываясь. Уже далеко в поле, когда перестали доноситься длинные звуки репродуктора, он заметил Клуню, которая бежала рядом и била его хвостом по ногам. Симка свернул с дороги, которая вела в ельник и на Ветлугу, он просто зашагал в луга.
В темном воздухе слышался далекий запах костра. В лесу по гулкой гати громко стучала торопливая телега, В стороне чей-то пожилой женский голос пел среди луга:
Ничто в полюшке Не колышется…Голос выговаривал лишь эти первые слова, потом продолжал только напев. Клуня вдруг бросилась в темноту в сторону, заворчала и быстро стала рыть лапами землю. В это время возле села послышался оклик:
— Си-ма-а!
Симка решительно зашагал в темноту, дальше в сторону от дороги.
— Си-ма-а! — послышалось опять.
Симка остановился.
— Сима…
Клуня перестала рыть землю, вздернула голову и подняла уши. Крик не повторился. Симка лег на землю, заложил руки под голову и уставился в небо. Оклик раздался ближе, возле самого леса, где дорога уходит в ельник.
Симка молчал.
— Ну где же ты? — позвала наконец Мария.
Клуня подошла к Симке, села рядом и осторожно, как тогда над Ветлугой в ельнике, тявкнула. Вскоре Симка увидел во тьме Марию. Она шла быстро и прямо. Не доходя нескольких шагов, она бросилась к Симке, упала лицом ему в колени и горько, бесшумно заплакала.
ЕЗИКОВЫ НОРЫ
Анатолий спустился песчаной тропинкой в овраг. По дну оврага между трав остро бежал ручей. Анатолий вошел в воду, резиновые сапоги его мгновенно похолодели, словно промокли.
Анатолий перешел ручей и зашагал оврагом, скошенной травой, уже широко усыпанной красными листьями. На мокрых головках сапог переливалось чистое небо.
Анатолий прошел мимо копен. От копен пахло теплом и сыростью. Анатолий поднялся кустами на взгорок и вышел к хутору. Хутор состоял из двух изб. В ближнем дворе мужчина в большой черной кепке и в телогрейке колол дрова, коротко взмахивая большими красными руками.
Мужчина увидел Анатолия, крепко сжал вспотевшие красные скулы, разогнулся и посмотрел.
— Здорово, — сказал он.
— Здорово, — сказал Анатолий и прошел в избу.
В сенях все так же стояли мешки с мукой, широкие кадки под грибы и капусту, потемневшая от времени, словно чугунная, самопрялка, ткацкий стан и пахло солодом, вениками, можжевельником.
Анатолий отворил дверь и, низко пригнувшись, вошел в избу. Антонина сидела на лавке у окна и маленькой алюминиевой ложкой размешивала в маленькой алюминиевой кастрюльке манную кашу. Антонина подняла на Анатолия длинные синие глаза, сузила веки, кивнула и сказала: