Избранное
Шрифт:
Она решительно выпрямилась в своем кресле.
– О, нет, я начну все с новой страницы, - сказала она.
– Все эти веща останутся в прошлом. Кроме того, я все-таки медиум. Взгляните на меня! Разве я не более реальна для вас, чем все остальные? Разве ваш мир не доступен мне, в отличие от прочих? Может быть, иногда я мошенничала, может быть, вызвать сюда Наполеона я не сумею так же, как не умею летать, но все равно я - самый настоящий медиум. О, мистер Тилли, проявите снисхождение к нам, бедным человеческим созданиям! Ведь вы же совсем недавно были одним из нас.
Упоминание
– Признавайтесь!
– вскричал он.
– Откуда вы узнали те сведения, которые сообщал мне Наполеон? Вы говорили, что никогда не читали книги лорда Розбери и даже разрешили осмотреть вашу библиотеку, чтобы убедиться в ее отсутствии. Будьте честны хотя бы в этот раз, миссис Камбербетч.
Она всхлипнула.
– Я читала ее, - призналась она.
– Книга все время стояла на полке. Я поместила ее в старую обложку с названием "Лучшие извлечения"... Но я не совсем обманщица. Мы ведь разговариваем: вы - дух, и я - смертная женщина. Никто из них не слышит наш разговор. Взгляните на меня, и вы увидите... Вы можете говорить с ними через меня, если будете настолько добры. Мне не часто удается войти в контакт с настоящим духом, вроде вас.
Мистер Тилли взглянул на сидевших за столом, а затем снова на медиума, которая, чтобы сохранить заинтересованность, издавала странные булькающие звуки, словно испорченный сифон. Конечно, она была реальнее для него, нежели все прочие, а ее аргумент, что она может видеть и слышать его, был весьма весом. А потом у него возникло новое, странное ощущение. Ее разум вдруг представился ему, подобно бассейну со слегка мутноватой водой; он увидел себя как бы стоящим над ним на доске и был вполне способен, если бы того пожелал, погрузиться в него. Этому препятствовала его материальность, его "загрязненность". Но он чувствовал, что для того, чтобы быть услышанным другими, а может быть даже и увиденным, - вступить с ними в контакт, - ему придется это сделать. Все-таки даже самые сильные удары, которые он наносил по столу, были едва слышны.
– Я начинаю понимать, - сказал он.
– О, мистер Тилли! Просто прыгните туда, как все прочие духи, - сказала она.
– Проверьте все сами. Зажмите мне рот рукой, чтобы убедиться, что я буду молчать, и держите рупор у себя.
– А вы обещаете больше не обманывать?
– спросил он.
– Никогда!
Он решился.
– Ладно, - сказал он и, если можно так выразиться, нырнул в ее разум.
Он испытал странное ощущение. Это было нечто сродни тому, как со свежего, пропитанного солнцем, воздуха, вдруг оказаться в давно не проветривавшемся помещении. Пространство и время вновь стали для него реальностью; голова кружилась, глаза, казалось, потяжелели.
Оглядевшись, он увидел, что, несмотря на царивший в комнате мрак, очертания фигур, сидевших за столом, стали значительно четче.
– А вот и я!
– заявил он.
Мисс Соулсби испуганно вскрикнула.
– Это голос мистера Тилли!
– прошептала она.
– Ну конечно, это я, - сказал мистер Тилли.
– Только что на Гайд-Парк меня задавил паровой трактор...
Он почувствовал, как мертвый груз разума медиума, ее традиционных представлений, ее удивительной набожности, давят на него со всех сторон, путая и подавляя его. Что бы он ни сказал, проходило как бы сквозь мутную воду...
– Здесь удивительно легко и радостно, - продолжал он.
– Я даже не могу сказать вам, до какой степени. Мы все очень заняты и активны, помогая другим. И это такое удовольствие, дорогие друзья, снова иметь возможность войти с вами в контакт. Смерть - это не смерть, это ворота жизни...
Внезапно он прервался.
– Нет, я так не могу, - сказал он медиуму.
– Вы заставляете меня произносить пустые фразы. Вашим дурацким представлениям следует посторониться. Нельзя ли сделать что-нибудь такое, чтобы они мне не мешали?
– А вы не могли бы зажечь в комнате духовный свет?
– предложила миссис Камбербетч сонным голосом.
– Вы прекрасно прошли через меня, мистер Тилли. Это так мило с вашей стороны!
– Могу я быть уверенным, что вы нигде не прикрепили фосфоресцирующих наклеек?
– с подозрением осведомился мистер Тилли.
– Да, одна или две рядом, на камине, - ответила миссис Камбербетч, - но больше нигде.
– Клянусь вам, уважаемый мистер Тилли! Зажгите для нас на потолке большую звезду с длинными лучами!
Мистер Тилли был из числа тех добродушных мужчин, которые всегда готовы помочь женщине, даже если она не слишком привлекательна, а потому, прошептав: "Я требую, чтобы после окончания сеанса эти фосфоресцирующие наклейки были отданы мне", приступил, простым усилием своего воображения, к созданию красивой большой звезды с красными и фиолетовыми лучами на потолке. Конечно, она получилась совсем не такой красивой, как он задумал, ибо ему сильно мешал непрозрачный разум медиума, но она все-таки зажглась, вызвав ахи-охи и аплодисменты присутствующих. Для усиления произведенного эффекта, он произнес несколько очень красивых строк о звездах из Аделаиды Анны Проктор, чьи стихи, как ему всегда казалось, достойны вершины Парнаса.
– О, благодарю вас, мистер Тилли!
– прошептала медиум.
– Это было восхитительно! Не разрешите ли вы сфотографировать звезду на других сеансах в том случае, если вы будете столь любезны воспроизвести ее снова?
– О, я не знаю, - раздраженно сказал мистер Тилли.
– Я хочу выйти. Здесь очень жарко и некомфортно. К тому же все это так дешево.
– Дешево?
– воскликнула миссис Камбербетч.
– Да в Лондоне нет такого медиума, который не сделал бы себе имени, показывая подобную настоящую звезду, скажем, два раза в неделю.