Избранное

Глазков Николай Иванович

«Рекламы города цветут…»

Рекламы города цветут Движеньем и огнем. Четыре девушки идут И думают о нем. А почему не обо мне, Чем хуже я его?! Ничем не хуже, но оне Не смыслят ничего. 1933

«Есть много в миру баллад…»

Есть много в миру баллад И много в быту болот. На всех площадях парад, Все реки проходят вброд. На всякого Цезаря — Брут, Во всякой науке Евклид, И к адской стене припрут Граниты

могильных плит. 1937

«Как из чернильницы вино…»

Как из чернильницы вино И откровенья с наковален, Я в мире — как никто иной, И потому оригинален. Но все ж судьбой неповторимой Себя напрасно я томил: Не все пути ведут из Рима, Но все они приводят в мир. Что было там? Бесславья копоть, Непобедимая тоска. Что верность средствам? Лишь окопы. А верность целям — то войска. Довольно жить на почве зыбкой, Препятствия не сокруша. Я сознаю свои ошибки, Что значит — их не совершал. 1937

«Пьяный ушел от зимнего холода…»

Пьяный ушел от зимнего холода, Пьяный вошел в кафе какое-то, Словно в июльский день. Стопка, другая, и третья, и пятая, Пьяный смеялся, падая, Задевая людей. Пьяного выволокли на улицу, Лежит человек на снегу и простудится Во имя каких идей?

Пират

В морской утонувши пучине, Мог быть достоянием крабов Иль где-нибудь в знойной пустыне Рабом разъяренных арабов. Не раз на съеденье акулы Его обрекали матросы, Но он им сворачивал скулы, Спокойно куря папиросы. Не раз с берегов Сенегала Ему угрожали кончиной,— Он вешал посланца-нахала На длинном конце парусины. Он грабил далекие страны. Под жизни скитальческой склон Залечивать старые раны Поехал на родину он. И смерть восприял на постели В одну из морозных ночей, Под северный ропот метели, Под сдержанный шепот врачей. 1937

«Люди бегут на лыжах…»

Люди бегут на лыжах, Желая кому-то добра. Налет на цинковых крышах Солнца и серебра. Так лета пролетали. Хотелось хорошего мне б! Но цинком струит планетарий Изнанку каких-то неб. Смотрит на город витрина, Ни холодно ей, ни тепло. Похоже на паутину Треснутое стекло. Загромождено мелочами Теченье большого дня. Люди не замечают Ни мелочей, ни меня. Если добраться до истин, Ни одна трава не сорняк: Пусть бесполезны листья — Значит, польза в корнях!.. Много стихов сочинил я Про то, как жизнь хороша. Пальцы мои в чернилах, Пальцы, а не душа! 1938

Ворон

Черный ворон, черный дьявол, Мистицизму научась, Прилетел на белый мрамор В час полночный, черный час. Я спросил его: — Удастся Мне в ближайшие года Где-нибудь найти богатство? — Он

ответил: — Никогда! Я сказал: — В богатстве мнимом Сгинет лет моих орда. Все же буду я любимым? — Он ответил: — Никогда! Я сказал: — Пусть в личной жизни Неудачник я всегда. Но народы в коммунизме Сыщут счастье? — Никогда! И на все мои вопросы, Где возможны «нет» и «да», Отвечал вещатель грозный Безутешным: — Никогда! Я спросил: — Какие в Чили Существуют города? — Он ответил: — Никогда! — И его разоблачили. 1938

Бюрократы

Всем смелым начинаньям человека Они дают отпор: Так бюрократы каменного века Встречали первый бронзовый топор. Им злоба затаенная дана, С какой они смотрели на Первого русского летуна, Когда тот прыгал с колокольни Ивана Великого. Они иначе не могли смотреть, Их мысли были мелки и плохи, Они всю жизнь готовили мне смерть И не печатали мои стихи. 1938

«Жизнь — путевка в Сибирь…»

Жизнь — путевка в Сибирь, И грехов отпущение, И морская вода. Жизнь люблю не за быль, За одно ощущение — Взгляд, направленный вдаль. 1938

«Книги в сонме лет летевших…»

Книги в сонме лет летевших Как огни горят. О крушение потерпевших Книги говорят, Что хотя валы горою Вились в общий вихрь, Но центральные герои Не тонули в них. 1939

Мой любимый писатель

Мой любимый писатель еще не рожден, Он еще затерялся в веках. Я учителем сделал его и вождем, Для меня он Юпитер и Вакх. И другие еще, но не только они. Он — еще, и еще, и еще. Он волнует, но впятеро больше манит, Как число, потерявшее счет. Мой любимый писатель — и дьявол, и бог, И писатель минувших веков. Он Шекспир, Пастернак, Маяковский и Блок, Достоевский, Гомер и Глазков. 1939

Антисонет

Опять классический сонет Навис проблемой для поэта, И от сонета спасу нет, И от сонета спасу нету… Ты за сонет, а я — за нет. К чему поэзии все это? Долой сюсюканье сонета! Бросай сонеты в Лету лет. Бросай сонеты, не зевай, Пускай они исчезнут в бездне. Другие жанры называй И сочиняй другие песни. Прими совет — Забудь сонет. 1939

Стансы

Явления сужать Не буду рубежи. Привыкли люди рассуждать И не привыкли жить. Завязли в книжные лиманы И утонули в иле. Как много вы прочли романов И мало как любили! Я хочу, чтоб все были поэтами, Потому что поэзия учит, Потому что Это мир Настоящих и лучших. 1939