Не взыщи, мои признанья грубы,Ведь они под стать моей судьбе.У меня пересыхают губыОт одной лишь мысли о тебе.Воздаю тебе посильной данью —Жизнью, воплощенною в мольбе,У меня заходится дыханьеОт одной лишь мысли о тебе.Не беда, что сад мой смяли грозы,Что живу — сама с собой в борьбе,Но глаза мне застилают слезыОт одной лишь мысли о тебе.
1941
«Проснемся, уснем ли — война, война…»
Проснемся, уснем ли — война, война.Ночью ли, днем ли — война, война.Сжимает нам горло, лишает
сна,Путает имена.О чем ни подумай — война, война.Наш спутник угрюмый — она одна.Чем дальше от битвы, тем сердцу тесней,Тем горше с ней.Восходы, закаты — все ты одна.Какая тоска ты — война, война!Мы знаем, что с намиРассветное знамя,Но ты, ты, проклятье, — темным-темна.Где павшие братья, — война, война!В безвестных могилах…Мы взыщем за милых,Но крови святой неоплатна цена.Как солнце багрово! Все ты, одна.Какое ты слово: война, война…Как будто на словеНи пятнышка крови,А свет все багровей во тьме окна.Тебе говорит моя страна:Мне трудно дышать, — говорит она, —Но я распрямлюсь, и на все временаТебя истреблю, война!
1942
«Завтра день рожденья твоего…»
Завтра день рожденья твоего.Друг мой, чем же я его отмечу?Если бы поверить в нашу встречу!Больше мне не надо ничего.Ночью здесь такая тишина!Звезды опускаются на крышу,Но, как все, я здесь оглушенаГрохотом, которого не слышу.Неужели ото всех смертейОткупились мы любовью к детям?Неужели родине своейЗа себя достойно не ответим?Это вздор! Не время клеветеИ не место ложному смиренью,Но за что же мы уже не те?Кто мы в этом диком измеренье?..Завтра день рожденья твоего.Друг мой, чем же я его отмечу?Если бы поверить в нашу встречу!Больше мне не надо ничего.
1942
Севастополь
Бело-синий город Севастополь,Белокрылый город в синеве…Моря ослепительная опыльВ скверах оседала на траве.Город с морем сомкнуты в содружье,Синей соли съедены пуды.Дымной славой русского оружья,Пушечным дымком несло с воды.Белый камень в голубой оправе,Ты у недруга в кольце тугом.Город русской доблести, ты вправеГоревать о времени другом.Шрам широкий над крутою бровьюТы через столетие пронес,А теперь лежишь, залитый кровью,И морских не осушаешь слез.Слезы эти — зарева кровавей —Отольются гибелью врагу…Белый пепел в голубой оправеНа осиротевшем берегу!Тяжко, Севастополь, о как тяжко!Где ж прославленная на векаБелая матросская рубашка,Праздничная синь воротника!Плачь о тех, кто смертной мглой объяты,Чьи могилы волнами кругом…Ты еще начнешься, но себя тыНе узнаешь в облике другом.
Ветер воет, ветер свищет —Это ничего.Поброди на пепелищеСердца моего.Ты любил под лунным светомПобродить порой.Ты недаром был поэтом,Бедный мой герой.Я глазам не верю — ты ли,Погруженный в сон,Преклонившийся к ДалилеГибнущий Самсон.То ль к Далиле, то ль к могиле,Только не ко мне,Не к моей невольной силе,Выросшей в огне,Взявшейся на пепелищеСердца моего,Там, где только ветер свищет,Больше ничего.
1
Даты
в квадратных скобках указаны составителями.
1942
«Год, в разлуке прожитый…»
Год, в разлуке прожитый,Близится к весне.Что же ты, ах, что же тыНе придешь ко мне!Мне от боли старящейТесно и темно,В злой беде товарищаПокидать грешно.Приходи, не думая,Просто приходи.Что ж тоску угрюмуюПестовать в груди!Все обиды кровныеЗамела пурга.Видишь — поле ровное,Белые снега.
1942
Апрель 1942 года
Свирепая была зима,Полгода лютовал мороз.Наш городок сходил с ума,По грудь сугробами зарос.Казалось, будет он сметен —Здесь ветры с четырех сторон,Сквозь город им привольно дуть,Сшибаясь грудь о грудь.Они продрогший городокДавно бы сдули с ног,Но разбивалась в прах пургаО тяжкие снега.И вот апрель в календаре,Земля в прозрачном серебре,Хрустящем на заре.И солнце светит горячей,И за ручьем бежит ручей.Скворцы звенят наперебой,И млеет воздух голубой.И если б только не война,Теперь была б весна.
1942
«Не плачь, не жалуйся, не надо…»
Не плачь, не жалуйся, не надо,Слезами горю не помочь.В рассвете кроется наградаЗа мученическую ночь.Сбрось пламенное покрывало,И платье наскоро надень,И уходи куда попалоВ разгорячающийся день.Тобой овладевает солнце.Его неодолимый жарВ зрачках блеснет на самом донце,На сердце ляжет, как загар.Когда в твоем сольется телеВладычество его лучей,Скажи по правде — неужелиТебя ласкали горячей?Поди к реке, и кинься в воду,И, если можешь, — поплыви.Какую всколыхнешь свободу,Какой доверишься любви!Про горе вспомнишь ты едва ли,И ты не назовешь — когдаТебя нежнее целовалиИ сладостнее, чем вода.Ты вновь желанна и прекрасна,И ты опомнишься не вдругОт этих ласково и властноСтруящихся по телу рук.А воздух? Он с тобой до гроба,Суровый или голубой,Вы счастливы на зависть оба, —Ты дышишь им, а он тобой.И дождь придет к тебе по крыше,Все то же вразнобой долбя.Он сердцем всех прямей и выше,Всю ночь он плачет про тебя.Ты видишь — сил влюбленных много.Ты их своими назови.Неправда, ты не одинокаВ твоей отвергнутой любви.Не плачь, не жалуйся, не надо,Слезами горю не помочь,В рассвете кроется наградаЗа мученическую ночь.
1942
«Глубокий, будто темно-золотой…»
Глубокий, будто темно-золотой,Похожий тоном на твои глаза,Божественною жизнью налитой,Прозрачный, точно детская слеза,Огромный, как заоблаченный гром,Непогрешимо-ровный, как прибой,Незапечатлеваемый пером —Звук сердца, ставшего моей судьбой.
24/VIII.1942
«Лишь в буре — приют и спасение…»
Лишь в буре — приют и спасение,Под нею ни ночи, ни дня.Родимые ветры осенние,Хоть вы не оставьте меня!Вы пылью засыпьте глаза мои,И я распознать не смогу,Что улицы все те же самыеНа том же крутом берегу,Что город все тот же по имени,Который нас видел вдвоем…Хотя бы во сне — позови меня,Дай свидеться в сердце твоем!