Избранное
Шрифт:
Это мы — «старики». Ведь мы здесь уже были час тому назад! Мы старожилы. Знаем каждый камушек. Да! Этот камушек я знаю. На нем я сидел пять минут. Желтый, пыльный камень, правильной формы, он мог бы послужить прямо основанием для статуи, конечно, если его подровнять. Пустяковый камень, но факт, я его помню.
Домика без крыши мы достигаем очень быстро. Но обходим его справа. Фашисты держат его под непрерывным огнем. По-моему, там еще остался один мертвец. Воображаю, что с ним стало.
Теперь бойцы, и новые и «старики», держатся по-иному.
У нас с собой четверо носилок, и постепенно они, нагруженные, возвращаются вниз.
Теперь осталась последняя, у самой макушки, часть склона. Она покрыта довольно свежей травой. Артиллерия правительства почти ничего здесь не разрушила. Странно — ведь она стреляет сюда больше месяца, безостановочно. Не было ли тут какого-нибудь обмана, честно ли стреляла артиллерия?
Мы ползем совсем пластом. Если бы можно втереться в землю, как червякам! Ограда военной академии в двадцати, в пятнадцати, вот уже в десяти шагах, вот перед нами. Она не выше, чем в полтора человеческих роста. Две лесенки приставлены к ней, — это лесенки фашистов, по ним они влезали к себе в академию, возвращаясь снизу, из своих, уже потерянных владений.
Мы хватаем лесенки, сейчас мы переберемся через стену. Начинается даже легкая толкотня, каждому хочется первым взобраться на стену. Тут есть Бартоломео Кордон, комиссар колонны «Виктория», в кожаном пальто, красная звезда на фуражке, смуглое лицо, обросшее юношеским пухом, хмуро воодушевлено. Люди слушаются его, он их размещает, велит ложиться.
Фашисты сильно стреляют, но мы неплохо защищены их же собственной оградой. Пули ложатся позади нас, по откосу. Все-таки надо дождаться хотя бы еще одной группы. Нас тут сотня человек с небольшим. Ни одного пулемета с собой, только ручные гранаты. Внутри ограды две тысячи человек, хорошо вооруженных и отчаявшихся. Надо подождать пять или десять минут, пока взберутся анархисты с пулеметами.
Мы ложимся на спину. Зеленый откос совсем как на Владимирской горке в Киеве. Вот так я лежал школьником, внизу пылали золотые маковки церквей, на Александровской улице торговали готовым платьем и хватали покупателей за фалды, у пристаней бурлила серая толпа босяков и третьеклассных пассажиров, Днепр уходил двойной синей полосой вверх, дряхлый пароходишко «Никодим» полз на Слободку…
Где же вторая группа? Мы смотрим вниз — там заминка. Анархисты не подымаются. Мятежники перестали экономить патроны, они устроили пулеметную завесу на середине холма. Анархистская часть не решается подняться.
Но мы-то ведь пробрались! Рабочий с бородкой встает, машет платком, зовет тех, что внизу. Мы все
— Подымайтесь! Коммунисты здесь! Не робейте! Вы здесь нужны!
Видно, как маленькая группка, пять человек, ринулась вверх. Один упал, остальные четверо взбираются к нам.
Лежим еще десять минут. Ярость душит нас. Ну что ж, мы сами переберемся через ограду. Кордон делит нас на три группы. Две получают по лесенке, третья взберется по спинам товарищей.
Первые взобравшиеся, среди них рабочий с бородкой, бросят несколько гранат, за ними, после взрыва, бросимся мы.
И потом? Потом ничего. За нами нет второй волны. Но все равно.
Мы все встали с земли, и вдруг Кордон тяжело падает, желтое пальто сразу стало багровым. И гранатчик с бородкой ранен в поднятую с гранатой руку. Бомба чудом не разорвалась — поникшая рука мягко уронила ее на землю.
Их берут на руки, несут. Кордон хрипло кричит:
— Анимо, компаньерос! (Бодрее, товарищи!) Кровь капает из него частыми каплями.
Маленький гранатчик с бородкой машет окровавленной рукой. Он звонко повторяет;
— Анимо, компаньерос!
Бойцы говорят уходящим:
— Сделайте все, чтобы донести Кордона вниз. Не торопитесь. Перебегайте. А мы останемся здесь. Будьте спокойны, мы останемся здесь, пока снизу не придет подкрепление. Мы коммунисты. Мы из Пятого полка.
Так мы лежим, но подкреплений нет. Мы лежим долго, и стрельба постепенно стихает. Наступило время еды. Внизу, под нами, в монастыре Санта-Крус, анархисты обедают. Сзади, в Алькасаре, над нами, фашисты обедают. Мы одни, очень голодно, и нечеловечески хочется пить.
Ведь это просто смешно: штурмом, под огнем, впереди всех взобраться по склонам Алькасара, лежать у его стены, держать в руках штурмовую лесенку — и думать только о холодной котлете, о бутылке лимонада!
Еще полтора часа. Стало совсем тихо. Солнце плавит мозги. И тогда, в озорном отчаянии, взобравшись на лесенки, став друг другу на плечи, бойцы забрасывают гранатами, всеми, сколько их есть, двор академии. Алькасар, получай!
Страшный грохот, дым; ветви старых дерев во дворе падают, сломившись; стекла звенят, адская пулеметная трескотня в ответ. А мы несемся вниз, как мальчишки, что позвонили у парадной двери и удирают по лестнице.
<Премьера фильма>
…Вот как выглядит премьера нового фильма в октябре 1936 года в Мадриде.
На фронтоне «Капитоля» световая надпись: «Министерство просвещения, отдел культурной пропаганды». У входа ни пройти, ни проехать. В густой толпе беспомощно застряли десятки автомобилей. На фонарных столбах кончают укреплять яркие плакаты. Время от времени музыка играет встречу, приветственные крики и аплодисменты перекатываются по площади Кальяо. Толпа расступается, дает дорогу членам правительства, лидерам республиканских партий, популярным депутатам.