Избранное
Шрифт:
— Поздравляю тебя — ты стала на год старше!
— И я поздравляю тебя с тем же! — Потом Су Нин подумала и добавила: — Нет, извини, по новым законам на год подрастают только в день рождения.
Ян Сэюнь носилась по школе и поздравляла всех подряд. Она поздравила У Чанфу («Желаю тебе, чтобы твои волосы стали еще длиннее»), поздравила Су Нин («Желаю твоему брату крепкого здоровья»), а натолкнувшись на учителя, она смело поздравила и его («Учитель, желаю вам вечной молодости!..»).
10
У
Пасмурным январским днем Чжэн Бо похоронила мать. Ян Сэюнь и еще несколько учениц тоже пришли на похороны, отпросившись с уроков. Пришла и Хуан Личэн, хотя Чжэн Бо ничего не сообщила ей. В тот же день одноклассницы Чжэн Бо, не сговариваясь, устроили маленький поминальный вечер. Все прикололи к платью и волосам белые траурные цветы. У Су Нин из глаз непрерывно лились слезы. Ху Мали сидела рядом с Чжэн Бо и держала ее за руку. Ян Сэюнь взволнованно морщила лоб. Побледневшая У Чанфу подчеркнуто внимательно смотрела по сторонам. Юань Синьчжи открыла вечер.
— Мы живем как одна большая семья, — сказала она после некоторого молчания, — и мы должны делить со своими друзьями их радости и их горе. Для Чжэн Бо смерть матери — это, конечно, большое несчастье, но это и для всех нас несчастье. Ведь мы часто бывали у Чжэн Бо и виделись с ее доброй и трудолюбивой матерью…
Юань Синьчжи не могла продолжать, в классе наступила тишина. Наконец она заговорила снова:
— Надеюсь, что Чжэн Бо не будет чересчур переживать и горе не отразится на ее здоровье. Чжэн Бо — добрая подруга для каждой из нас, она во всем нам помогает, и все мы очень ее любим…
Юань Синьчжи села, а Су Нин громко разрыдалась.
— Не плачь, Су Нин, — сказала Чжэн Бо и продолжала тихим, глухим голосом: — Я благодарю всех вас за то, что вы пришли почтить память мамы. Мама умерла, и у меня нет больше родственников, но вы все для меня как родные. Моя мама никакая не революционерка, она была простая женщина. Но у нее было доброе сердце, и она никогда не делала зла людям… За всю свою жизнь она даже ни разу не выехала из родного города, и учиться ей довелось очень мало. Не было у нее возможности жить так весело и счастливо, как мы живем, и уже никогда не сможет она увидеть нашу новую, настоящую жизнь… И вот я думаю: нужно мне за маму прожить свою жизнь хорошо и трудиться за десятерых! Прожить свою жизнь за десятерых!
Девушки восхищенно смотрели на Чжэн Бо. Су Нин перестала всхлипывать, вынула платок и вытерла слезы…
Незадолго до начала экзаменов Ли Чунь послала свою пьесу в «Циннянь жибао». С почты она вернулась радостная и возбужденная, как артиллерист, который впервые в жизни выстрелил из пушки. Теперь она всегда носила с собой полученную на почте квитанцию на отправление бандероли, время от времени бережно вынимала ее и разглядывала. Иногда она даже шутя загадывала: если сегодня в обед съесть не рис, а пампушки, то ее рукопись напечатают. Или:
Начались каникулы, а она еще ничего не знала о судьбе своей пьесы.
Ли Чунь внимательно проглядывала все номера «Циннянь жибао», но не находила никаких вестей о своей пьесе. Это ее очень тревожило. Может быть, на почте потеряли ее рукопись? Или бюрократ редактор просто выбросил сочинение никому не известной школьницы в мусорную корзину? С каждым днем она тревожилась все больше и уже почти потеряла сон…
Однажды утром, как раз во время завтрака, ее позвали к телефону. Голос в трубке сообщил, что с ней говорит литературный редактор «Циннянь жибао». Сердце Ли Чунь бешено забилось в груди, и она еле-еле выдавила из себя:
— Ну как?
— Мы прочитали вашу рукопись, — сказал голос в трубке, — и хотим с вами побеседовать. Когда бы вы смогли зайти в редакцию?
Ли Чунь ответила, что она как раз свободна, и, не мешкая, пошла туда.
Вот и здание редакции «Циннянь жибао». Она вошла в просторный холл, села на диван недалеко от жаровни с углями и стала ждать редактора, слушая, как колотится ее сердце.
К ней подошел высокий и худой мужчина в очках, а за ним еще какой-то служащий, который поднес им обоим кипятку.
— Ты школьница Ли Чунь? — спросил мужчина в очках.
— Да, я Ли Чунь, это я.
— Сиди, сиди, пожалуйста. Меня зовут Тянь Линь.
Они поговорили немного о посторонних вещах, а Ли Чунь не терпелось узнать, что же они там решили насчет ее пьесы.
Наконец Тянь Линь достал из кармана уже потрепанную рукопись, полистал ее, улыбнулся, сунул в рот сигарету. Внезапно он положил сигарету на стол.
— Можно спросить тебя, Ли Чунь, почему ты написала эту пьесу?
Ли Чунь прямо-таки остолбенела. Она была готова к любому вопросу, но только не к этому.
— Я хотела, — пробормотала она, — я написала эту пьесу…
— Давай поговорим спокойно, — мягко сказал Тянь Линь. — Мне твоя пьеса не очень понятна, да и для моих коллег ее смысл не совсем ясен. Чем хороша героиня твоей пьесы и за какие качества ты критикуешь секретаря комсомольского бюро?
Ли Чунь стала невнятно объяснять, Тянь Линь внимательно слушал, кивая головой и иногда переспрашивая ее. Немного осмелев, Ли Чунь сказала:
— Я хотела покритиковать тех, кто болтает попусту, а сам учится плохо, да еще другим завидует…
— Ты продумала для себя смысл пьесы, это хорошо, — сказал Тянь Линь. — Но ты не сумела его четко выразить. К тому же тебя можно обвинить в том, что ты стоишь на позициях индивидуализма, что ты против коллектива. Ты пишешь о школьницах, но твои школьницы как будто живут не в сегодняшнем дне.
Когда Ли Чунь брала из рук Тянь Линя рукопись своей пьесы, в глазах у нее стояли слезы. Рукопись приятно посылать, да неприятно получать обратно. Тянь Линь словно понял, что творится в душе Ли Чунь, и сказал ей спокойно и просто: