Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
Сергею, как любому человеку в невыносимой ситуации, требовалось срочно найти виноватого, и он нашел. Его бесило ее интеллигентное спокойствие, неспешность движений, ее умные ясные глаза. Он самого себя бесил потому, что ему больше всего на свете хотелось, чтобы она посидела с ним еще немного, просто так, без всяких процедур, чтобы сняла свою маску и сказала что-нибудь, не относящееся к делу.
Ему хотелось знать, как она выглядит без маски и шапочки, какие у нее волосы, какие губы, есть ли муж и дети. Он ненавидел ее потому, что его к ней тянуло, и это было ненормально.
Крупно, печатными буквами он написал:
«Нет, доктор,
Глава двенадцатая
В шестьдесят четвертом году все носили короткие юбки. Даже старые, толстые, кривоногие. Даже профсоюзные чиновницы и заведующие идеологическими отделами райкомов. Даже беременные на последних месяцах.
Наташа Герасимова без конца одергивала подол короткого широкого платья, которое сшила себе еще в Москве специально для последних месяцев на старенькой зингеровской машинке. Она стеснялась огромного живота, худых коленок, развалистой бабьей походки. Впрочем, ходить было некуда и стесняться некого. Маленький гарнизонный городок напоминал общагу или коммуналку под открытым небом. Офицерские жены разгуливали по пыльным улочкам в халатах и бигуди, с кастрюльками и сковородками в руках. Стоило появиться в чем-то нарядном, с прической и макияжем, тут же на тебя смотрели косо, шептались за спиной: перед кем ты хочешь выпендриться, интересно?
Ближайшим городом был унылый голодный Кызыл, столица Тувы, и главным развлечением считалась поездка туда за покупками. Покупать было нечего, но офицерским женам к праздникам выдавались талоны закрытого распределителя. Каждая новая пара обуви, каждая шмотка долго еще обсуждалась, примерялась, ощупывалась, чтобы наконец улечься в комод или в огромный фанерный чемодан до лучших времен.
Жизнь в городке была тошнотворно скучна, всякая мелочь моментально обрастала фантастическими подробностями. Не было телевизоров, только радио. Оно орало целыми днями, и этот звуковой фон уже не замечался. Потом, через многие годы, Наташа ловила себя на том, что постоянно напевает песни Пьехи и Кристалинской.
Им с Володей предоставили комнату в офицерском общежитии. Она казалась просторной, потому что в ней почти не было мебели. Шаткая полуторная тахтенка, накрытая грубым одеялом цвета хаки, довоенный комод, этажерка, стол и два стула. Все казенное, с латунными бирками.
Наташа при первой поездке в Кызыл накупила сатина и ситца, одолжила у соседки-фельдшерицы швейную машинку, и через пару недель пустую казенную комнату нельзя было узнать. На окне трепетали веселые бело-голубые шторки, на тахте лежало стеганое покрывало, на столе скатерть. Осталось еще много ткани, и Наташа принялась шить детское одеяльце на ватине, кроила распашонки, пеленки.
Мама писала ей длинные грустные письма, и каждое кончалось целой страницей вопросов. Как Наташа питается? Чем занимается целыми днями? Какая стоит погода? О чем они вечером разговаривают с Володей? И так далее. Наташа отвечала коротко и весело. Неустроенный быт забавлял ее. Саянское лето с его белесой жарой и черными пыльными бурями представлялось ей необыкновенно романтичным.
Иногда за работой она застывала на минуту, ее круглое детское лицо вытягивалось, становилось взрослым, сосредоточенным. Она прислушивалась к своему большому животу, и с каждым разом все отчетливей чувствовала упругие сильные движения.
Наташа очень серьезно относилась к своей беременности, старалась соблюдать режим, обязательно гуляла не меньше двух часов в день. На окраине городка был маленький аэродром, за летным полем начиналась жидкая березовая
Рожать ей предстояло в середине августа. Они с Володей решили, что заранее, примерно за неделю до предполагаемого срока, он отвезет жену в Абакан в военный госпиталь, где отличные условия и грамотные врачи.
Кончился июнь. В нижнем ящике казенного комода лежали аккуратные стопки пеленок и распашонок. Иногда заходила фельдшерица Кира Пантелеевна, рыхлая высокая баба шестидесяти лет. Она осматривала Наташин живот, прижимала к коже акушерский стетоскоп, похожий на игрушечную дудку, качала оранжевой пышной прической, поджимала тонкий рот и важно сообщала:
– Так и есть, в августе родишь, числа пятнадцатого. Сердцебиение вроде нормальное, только не пойму, как он у тебя лежит, где попа, где голова.
– Он? – уточняла Наташа.
– Да кто ж их разберет? – вздыхала Кира Пантелеевна. – У тебя, впрочем, скорее девочка будет. Больно шустрый плод, прямо так и прыгает.
Специально для фельдшерицы Наташа держала на посудной полке бутылочку крепленого сладкого вина. Кира Пантелеевна тянула вино, как чай, со свистом, потела и отдувалась, закусывала соевыми батончиками и липкой карамелью.
– Ты, главное, на открытый огонь не смотри, – учила она Наташу, – а то будет у ребеночка красное родимое пятно во все лицо. Вверх не тянись, когда белье развешиваешь, а то пуповина обовьется вокруг шейки. И не вздумай волосы подстригать, пока не родишь. Тут вот в позапрошлом году одна взяла и подстриглась за неделю до родов, – фельдшерица допила залпом все, что осталось в стакане, утерлась ладошкой, – ну и вот, значит, подстриглась майорская жена под Эдиту Пьеху, повезли ее на вертолете рожать в Абакан. Вроде третьи роды, женщина такая крепкая, однако родила мертвенького мальчика. – Пантелеевна налила себе еще вина, выпила, зевнула со стоном и, покачав пальцем у Наташи перед носом, произнесла со значением: – Апсиксия!
– Асфиксия, – поправила Наташа.
Ей совсем не нравились всякие страшные истории о неудачных родах, но она терпела, поскольку никто, кроме Пантеелевны, не мог квалифицированно прослушать ее живот и сказать, что все в порядке. В гарнизоне был врач, хмурый молодой москвич по фамилии Усманов, но Наташа стеснялась его. К тому же до ее приезда между Усмановым и Володей случился тяжелый конфликт. Володя за незначительную провинность отправил на гауптвахту солдата, у которого было обострение какой-то почечной болезни. Доктор требовал парня освободить, Володя заявил, что он покрывает симулянта, а через три дня солдата пришлось отправить на вертолете в Абакан и там ему сделали операцию. Доктор накатал жалобу на старшего лейтенанта Герасимова, но начальство как-то замяло дело, Володя был на отличном счету. С тех пор они с доктором не здоровались.
К июлю жара стала невыносимой. Городок погрузился в пыльное серо-желтое марево. У Наташи распухали ноги и кружилась голова, но она заставляла себя гулять по тусклым раскаленным улицам. Прежние маршруты к рощице за летным полем были ей не по силам.
Однажды она столкнулась на улице с доктором Усмановым. Собиралась пыльная буря, небо налилось желтушной мутью, воздух как будто исчез. Возле больнички несколько солдат копали траншею. Они были голые по пояс и черные, как негры. Доктор в белоснежном халате сидел на крыльце и курил. Наташа тяжело плелась мимо, в руке у нее болталась авоська с хлебом.