Избранные детективы и триллеры. Компиляция. Книги 1-22
Шрифт:
— Да уж, огурчик, — с легкой усмешкой прокомментировал майор очередную волну воя.
Егорыч ничего не ответил и неприязненно покосился на Арсеньева.
Все здесь были свои, а Арсеньев чужой. Ему это сразу дали почувствовать, никому не представив, не сказав ни слова и проскальзывая мимо него глазами, словно он не человек, а пустое место. Так нарочито невежливо ведут себя братки-быки, середнячки уголовного мира, если в каком-нибудь общественном месте, в ресторане например, в их компанию попадает случайный неопасный чужак, которого почему-либо нельзя прогнать.
Майор
Вой прекратился. Через минуту дверь открылась. Евгений Рязанцев, бледный до синевы, уперся красными сухими глазами в лицо Арсеньеву и отрывисто произнес:
— Вы, как я понимаю, первым оказались на месте преступления.
— Я приехал по вызову. Первой была домработница убитой.
— Это я знаю, — кивнул Рязанцев, — я хочу побеседовать с вами. Где это можно сделать?
Через несколько минут они сидели в мягких креслах в кабинете главного врача. Работал кондиционер. Окна были защищены от горячего закатного солнца плотными жалюзи. Хозяин кабинета, высокий пожилой человек в хрустящем белом халате, тактично удалился, распорядившись насчет прохладительных напитков. Рязанцев залпом выпил ледяной воды, закурил и нарочито спокойно спросил:
— Почему у нее такое лицо? Ее пытали?
— Ну, это не ко мне, это к медэксперту, — пожал плечами Арсеньев.
— Ваш эксперт пьян. От него за версту разит.
— Евгений Николаевич, успокойтесь, эксперт вполне грамотный, он вам все объяснил, — укоризненно заметил Птичкин, — может, вы поедете сейчас домой? Вам надо отдохнуть. У вас еще будет возможность побеседовать с майором, и не раз.
— Что там было, кроме выстрела? Ограбление? Ее пытали? Насиловали? Я должен знать! — повысил голос Рязанцев, нарочно не обращая внимания на майора и приближая свое плакатное лицо к Арсеньеву почти вплотную.
Сейчас эта мужественная физиономия совсем не годилась для съемки. Пот тек градом, ко лбу прилипли мокрые темные пряди, глаза покраснели, губы пересохли и запеклись.
— Ничего, — сказал Арсеньев, — ничего не было, ни насилия, ни ограбления. Убийца вошел в квартиру и выстрелил ей в затылок. Она даже не успела проснуться.
Краем глаза он заметил, как одобрительно шевельнулись усы Птичкина.
— Но тогда почему так изменилось лицо? — закричал Рязанцев. — Почему распух нос, откуда эти пятна на коже? Почему такие воспаленные, окровавленные губы? Что с ней сделали?
— Евгений Николаевич, ее убили, — Егорыч положил ему ладонь на плече. — Поехали домой, а?
— Да, сейчас поедем, — кивнул Рязанцев, уже вполне спокойно. — Обыск был? — обратился он к Птичкину.
— Нет еще. Нам нужен человек, который хорошо знает квартиру. Она ведь жила одна, и трудно понять, пропало ли что-нибудь из вещей, бумаг, ценностей. Нам неизвестно, какие суммы она могла держать дома, какие у нее имелись ювелирные украшения, — важно объяснил Птичкин, — при первоначальном осмотре вроде бы все на месте, никаких следов ограбления,
— Что? — Рязанцев достал платок, вытер лоб, помахал рукой перед носом у Птичкина. — Идеальный порядок? Можно подробней?
— Не понял, — Птичкин кашлянул, — как это — подробней?
Рязанцев резко отвернулся от майора и опять обратился к Арсеньеву.
— Вот вы, — он покосился на погоны, — вы, майор, должны знать точно. На полу что-нибудь валялось? Одежда, белье, халат, полотенце?
— Ничего не валялось.
— А где? Где все это было?
— Одежда и белье в гардеробной комнате, халаты и полотенца в ванной. — Арсеньев вдруг отчетливо вспомнил, что в спальне действительно он не заметил ни одного лишнего предмета, даже тапочек. Гильз от двух смертельных выстрелов тоже не нашли.
— Что на ней было надето? — спросил Рязанцев совсем тихо.
— Ничего — Совсем?
— Совсем ничего, кроме часов и украшений.
— Каких именно украшений?
— Серьги, кольца, образок на цепочке на шее… Экспертизу еще не проводили, но и так понятно, что все это очень дорогие вещи. Белое золото, сапфиры, бриллианты, часы фирмы "Картье".
Рязанцев стукнул кулаком по подлокотнику и пробормотал, ни к кому не обращаясь:
— Она никогда не спала голышом, даже в жару, и всегда снимала на ночь часы и украшения. — Он налил себе еще воды, расплескав половину, отхлебнул и крепко зажмурил глаза. Арсеньев, сидевший ближе других, заметил, что по щекам его текут слезы.
— Женя, — осторожно окликнул его Егорыч, — поехали домой. У тебя через три часа прямой эфир.
Рязанцев сжал кулаки так сильно, что побелели костяшки, и заговорил хриплым, отрывистым фальцетом:
— Порядок в ее квартире — это нонсенс! Чушь! Домработница убирала через два дня на третий, и к ее очередному приходу все было вверх дном. Вы до сих пор не допросили домработницу! Вы не провели обыск и не знаете, похищено ли что-нибудь из квартиры. Прошло двенадцать часов! И никто ни хрена не шевелится! Вам нужен человек, который хорошо знает квартиру? Этот человек вас вызвал. Этот человек был в полном вашем распоряжении. Лучше Лисовой Светланы Анатольевны никто не знает, где что лежит у Вики, даже сама Вика!
— Но мы беседовали с Лисовой, она сначала была в шоке, а потом отказалась отвечать на вопросы, — попытался оправдаться Арсеньев.
— Что значит — отказалась?
— Она заявила, что у нее нет привычки рыться в чужих вещах и она понятия не имеет, где у ее хозяйки лежат деньги, какие суммы могли находиться в доме.
— Чушь! Все она отлично знает. Ладно, я сам с ней поговорю. Значит, что же у нас получается? Если это заказное убийство, зачем понадобилось входить в квартиру? Вика ездила без охраны. Куда проще убить на улице, у подъезда. В квартиру проникли потому, что им надо было туда проникнуть. Ее, конечно, допрашивали, просто делали это профессионально, и практически никаких следов не осталось. Наверняка они там все перерыли, а потом убрали за собой, — он тряхнул головой, тяжело поднялся, — ладно, Егорыч, поехали. Перед эфиром мне надо принять душ и побриться.