Избранные дни
Шрифт:
Нам всем хочется одного и того же. Кэт словно и теперь слышала его тоненький настороженный голос, звучавший до странности учтиво. Была в нем — как бы это получше сказать — какая-то невинность. Если оставить в стороне то, о чем шла речь, он разговаривал как обычный воспитанный ребенок. Но это, возможно, из-за наркотиков. Или результат раздвоения личности.
Пит время от времени подходил, за что ему огромное спасибо, и говорил, что пока нет ничего нового, а в половине первого принес Кэт пиццу из «Двух башмаков».
— Сегодня, похоже, тот самый день, когда можно послать диету ко всем чертям, — сказал
Пеперони и грибы. Он знал, что ей понравится. Она протянула ему кусок, он взял.
— Как ты думаешь, насколько все это серьезно? — спросил он.
— Не знаю. А тебе что чутье подсказывает?
— По-моему, не надо делать из мухи слона.
Кэт сложила кусок пиццы вдоль и жадно от него откусила. Разве есть на свете что-нибудь еще столь же вкусное и столь же сытное, как кусок пиццы с пеперони и грибами?
Она сказала:
— То есть все ограничивается этими двумя мальчишками.
— Ага. Вспомни братьев Менендес. [21]
— Больным на всю голову четырнадцатилетним парнем, который уже покинул этот мир, и его впечатлительным младшим братом.
— Подражателей у нас еще не бывало. Этот — первый.
Она кивнула. После 11 сентября их всех озадачивало, насколько мало подражателей появилось у террористов. Нет, не из членов Аль-Каиды — этими занимались другие отделы. Кэт с Питом и остальные в отделе профилактики удивлялись, почему это событие не вдохновило простых американских граждан. Ведь какой подарок сделали террористы всем душевнобольным со склонностью к насилию. Теперь достаточно взорвать мусорный бак или крикнуть где-нибудь в театре: «Пожар!» — и это обойдется Нью-Йорку в миллиард долларов недополученной прибыли от туризма.
21
Братья Менендес — братья, ради наследства убившие родителей. Об их преступлении в 1994 году снят телефильм «Чти отца своего и мать свою».
Она сказала:
— От кого же он получает указания?
— От высших сил. Сама знаешь.
Она знала. В девяти случаях из десяти те, кто исполнял свои угрозы, кому-то или чему-то повиновались. Все они служили благому делу.
— Первый из них говорил, что людей надо остановить.
— Сказать, что я думаю? По-моему, Дик Харт занимался сексом с ними обоими.
— Сообщений о пропавших детях из окрестностей Грейт-Нек вроде не поступало, — сказала она.
— У него была тачка. А детей везде полно.
— Не очень-то видится, как Дик Харт колесит по округе и снимает маленьких мальчиков.
— Такое случается сплошь и рядом.
— Знаю. Я говорю всего лишь о своем ощущении.
— Хорошо, — сказал Пит. — Дик — богобоязненный семьянин, он ни разу не дотронулся ни до кого, кроме своих двух жен. Почему тогда парень его взорвал?
— Нет, эту версию я отбрасываю. Вот увидишь: рано или поздно мы найдем второго мальчишку и выйдем на отца, который с рождения издевался над своими сыновьями. Старший подрос и решил: пора положить этому конец, кто-нибудь должен за все ответить. Но на отцеубийство у него не хватало духу. И он выбрал мужчину, похожего на отца — одного с ним возраста, одной комплекции.
— Допустим.
— Если дети были не местными, если они не росли в семье, с которой Харт был знаком, то можно предположить, что они из тех, кто запросто сядет в машину к незнакомому
— Таких в городе пруд пруди.
— Согласна. Но что-то в голосе обоих, особенно второго… Просто не могу представить, что они околачиваются в парке и ждут, пока подрулит дяденька на дорогой машине и отсосет у них за десять долларов. Не укладывается у меня такое в голове.
— Тебе видней, ты у нас сильно образованная.
— Ну был бы от этого хоть какой-то толк…
— Короче, по-твоему, на самом-то деле они намеревались убить своего отца.
— Не надо упрощать.
— И не думал.
— Вот увидишь: обнаружится мужчина, которого так расстроило бегство старшего сына, что он с удвоенной силой начал издеваться над младшим. Это обнаружится. Мальчиком займутся органы попечительства, заберут из его уродливой семьи и поместят в новую, уродливую уже по-другому. Там он будет жить и проходить лечение у психотерапевта до тех пор, пока не достигнет возраста, когда можно зажить самостоятельно, найти работу, завести семью и начать издеваться над собственными детьми.
— Мрачная у тебя выходит картинка, — сказал он.
— А у тебя что, веселее?
— С какой бы стати такому ребенку цитировать стихи?
— Интересный вопрос. Уже проверили, нет ли у Уитмена про семью, там, и прочее?
— Да. Это не Уитмен.
— Жаль.
— Ага.
Целый день она просидела, понапрасну дожидаясь звонка. Забавно — в другие дни на этой работе она ощущала себя чрезвычайно популярной особой. Востребованной в высшей степени. Сегодня же она сидела у телефона и умоляла его зазвонить — как какая-нибудь влюбленная школьница.
В Нью-йоркском университете Кэт нашла специалистку по Уитмену, некую Риту Данн, договорилась встретиться с ней на следующий день утром. В остальном она просто убивала время. Приводила в порядок бумаги, разобрала старые рапорты, давно дожидавшиеся своей очереди в нижнем ящике стола.
Она прождала еще целый час поле окончания смены и только тогда собралась уходить. Конечно, у нее с собой был сотовый — если бы мальчишка перезвонил, звонок могли перевести на нее, где бы она в ту минуту ни находилась. Она шла домой на закате великолепного июньского дня среди людей, которые не могли расстаться с привычкой вызывать у Кэт подозрения. Мужчина, торопливо разгружавший у булочной грузовик, бегун в фуфайке Принстонского университета, даже слепой, постукивающий перед собой тростью, — во всех она видела потенциальных преступников. Они, собственно, таковыми и были. Под подозрение попадали все. Но хочешь не хочешь, жить можно, лишь заставив себя поверить, что абсолютное большинство — безвредны. В том-то и заключался главный парадокс профессии: стоит только расслабиться, можно стать таким же параноиком, как и клиенты, с которыми приходится иметь дело.
Мы все — один человек. Нам всем хочется одного и того же.
Квартира показалась ей особенно маленькой — она имела свойство увеличиваться и сжиматься в зависимости от того, как прошел день. Сегодня ей стало даже смешно: она, тридцативосьмилетняя женщина, получившая дорогостоящее образование, — и прозябает в этой тесноте. Но не забывай: такая квартира — подарок судьбы. По нынешним временам самая невзрачная однокомнатная на Пятой улице стоит полторы штуки, не меньше. Скажи спасибо запрету на повышение арендной платы. Радуйся тому, что живешь все-таки выше черты бедности.