Избранные эссе
Шрифт:
Путь сыновства неизменим, — это путь вольно выбранной жертвы. Но он осуществим только при наличии матери, в бессилии своем покрывающей силу сына.
Тут важно только знать, что в своей степенности они могут быть не равноценны. Сын может быть в предельных степенях преображения, в приближении к святости. А мать может быть в это время лишь темными земными недрами.
И несмотря на это их встреча неизбежна и необходима для обоих. Прикоснувшись к темным земным недрам, сын получает право на свой подвиг
Никакая «косая сажень в плечах» не может казаться матери чем-то, чего она не может покрыть собой.
Богоматерь.
Не знаю, мог бы кто-нибудь понять святость земли, и святость материнского пути, если бы мы не имели его перед глазами в полном его преображении.
Преображение и обожение земли, плоти, матери, — это Богоматерь.
Путь Богоматери, — не Голгофа. Она не могла даже молить, чтобы ее миновала горькая чаша ее пути. Она могла только принять его любовью, жалостью, неизбежностью, обреченностью.
Это не вольные страдания крестной смерти, а заранее предрешенный и неотвратимый обоюдоострый меч, проходящий в сердце.
Сыновство Христа одновременно сыновство не только Богу, но и Богоматери. Сыновство, преображенное до последней полноты. И в этом сыновстве, в этом подвиге жертвы не было возможности щадить мать; оберечь ее от обоюдоострого меча в сердце.
Богоматерь, — Преображенная Плоть, Святая Земля. И защищена она, и обожена она, и искуплена она страданиями Сына. Для искупления ее, — а в ней всех, — он пришел в мир. Путь сыновства, — путь жертвы за мать. И путь этот вместе с тем есть путь, пронзающий сердце матери обоюдоострым мечом.
Земля свята своим стоянием у креста. Земля искуплена мечом, ее пронзившим. Но земля не на кресте. Земля не волею своей избирает путь свой, а волею Сына, жертвы влекома и идет по пути своему.
Но это все в последних вершинах преображения.
Человеческое.
В осуществлении материнского начала вне пределов отдельных человеческих путей, а в общем историческом раскрытии и пути всего человечества, есть та же устремленность к последним пределам преображения, к полноте бытия.
Человечество по сути своей сыновно и путь человеческий, — путь сыновний.
В пределе, преображенному человечеству противостоит Святая Земля, изначальная мать его, влекущаяся за его крестным путем и предстоящая его преображающей Голгофе.
И в пределе нескончаемая человеческая Голгофа заключена в вечном утверждении себя, как Богочеловечестве. В этом последняя степень преображения пути человеческого, до слияния его с полнотой.
Но в каждое данное время воплощение в Богочеловечество не является предельным, всегда лишь в становлении.
Сыновству человечества сопутствует материнское начало земли.
Земля как бы усыновляет божественную ипостась сына. И Голгофу человечества, определенную
При всей реальности понятия «человечество» оно реально неузнаваемо. При всей реальности понятия земли, она тоже не дана физическому постиганию.
Поэтому в области постигаемых реальностей надо говорить об отдельных лицах, воплощающих в себе частично или сыновний путь человечества, или материнский путь Святой Земли. И только так можно познавать эти два начала.
Путь человеческого сыновства, путь вольно избранной жертвы и искупающей смерти, сознаваемой, как гибель, как последний предел, — удел многих, тех, кто является подлинными отобразителями человечества.
И так же в отдельных людских путях отображен лик святой земли, бессильной изменить и отвратить что-либо, но принимающей обоюдоострый меч.
На этих путях люди не ищут и вольно избирают жертву, а неизбежно предстоят чужой жертве, не страдают, а сострадают, не борются, а облегчают борющихся, не побеждают, а стенают от трудности победы.
Путь этот не крылат. Путь этот никуда будто бы и не выводит, потому что преображается только чужим преображением.
По он в общем миростроительстве так же свят и неизбежен, как путь сыновний, потому что нестерпим был бы сыновний путь, если бы у Голгофы не стояло материнство, если бы не было сознания, что Голгофа воспринимается материнством, как меч, пронзающий душу.
И можно утверждать, что в любое время и в любых степенях преображенности, люди материнского пути опознают тех, кто на путях сыновних.
И обратно.
Ни время, ни место, ни степень тяжести, ни внутренняя значимость ее, — не могут помешать мгновенному опознанию.
Дальнейшее определяется только одним, — нужно ли вот сейчас, вот на этот крик броситься к данному сыну данной матери, или — вернее, — действительно ли истинно и неотвратимо она влекома сейчас по окрестному пути данного сына.
Во временном.
В историческом раскрытии Богочеловечества, в приближении к состоянию, когда все будут едино, — есть эпохи, стоящие под различными знаками, как бы исключительно посвященные одному из начал, входящих в единое человеческое лицо.
Часто в чередовании их противоположной значимости они как бы отрицают друг друга. И истины, найденные на других путях, тогда объявляются ложью. Тут опять утверждение реальности зла путем отрицания истинности одного из путей к человеческому преображению.
Эпохи, стремящиеся к утверждению человеческих начал в постепенно преображающемся Богочеловечестве, часто кощунственно отрекаются от предшествующих эпох, когда человеческая мысль была устремлена к постижению своей причастности Богу.