Избранные киносценарии 1949—1950 гг.
Шрифт:
Щелкнули наручники.
Когда летчик стал безопасен, все присутствующие приблизились к сенатору, помогая ему встать.
— Прошу прощения, — Марта обращалась к сенатору, но смотрела на Шелленберга, — я не предполагала, что он взбесится.
— Откуда вы привезли этого идиота? — плачущим голосом спросил Хейвуд. Челюсть его очень болела.
— Уберите его! — резко сказал Шелленберг Марте. Она показала летчику на дверь. — Обратно. В лагерь, — прибавил Шелленберг.
Летчик медленно двинулся к выходу. Марта последовала за
— Позаботьтесь о том, — Хейвуд говорил с трудом, — чтобы немедленно был найден другой американский пилот.
— Ужасно неприятное происшествие…
— Я надеюсь, — мягко спросил Гарви, — летчик не сможет поделиться в лагере своими впечатлениями?..
— Он уже ни с кем не будет делиться никакими впечатлениями, — так же мягко ответил Шелленберг. — Мы позаботимся об этом.
— Он умрет? — притворное удивление и злость отразились на заплывшем лице Хейвуда.
Маленькая открытая машина с бешеной скоростью мчится по шоссе. Летчик беспомощно трясется рядом с Мартой. Время от времени они поглядывают друг на друга.
Город остался позади. Встречные машины, мотоциклисты, прохожие попадаются все реже и реже.
Дорога становится пустынной. Промелькнул лесок.
Машина поднялась на пригорок и внезапно остановилась возле нескольких одиноко растущих деревьев.
Марта выходит из машины, обходит ее и открывает дверцу со стороны летчика.
— Вылезайте! — приказывает она.
— Приехали?
Летчик выходит, стараясь сохранить хладнокровие. Он жадно смотрит на мир, хоть и неприветливый, но все же живой, на хмурое небо, побуревшие стволы деревьев.
— Идите вперед, — тем же тоном говорит Марта.
Летчик делает несколько шагов вперед, затем поворачивается и смотрит на идущую следом Марту.
— Повернитесь спиной!
Летчик поднимает голову:
— Я предпочел бы стоять лицом.
— Повернитесь, говорят вам, — в ее голосе сквозит раздражение.
Летчик поворачивается.
Раньше, чем летчик успевает опомниться, Марта снимает с него наручники.
— Видите лесок? — спрашивает она.
Мысли человека, приговоренного к смерти, с трудом возвращаются к обычным понятиям. Проходит несколько секунд. Летчик резко поворачивается и смотрит прямо в глаза Марты.
— Что это значит?
— Не теряйте времени, не задавайте вопросов, — голос Марты звучит необычно ласково.
У летчика появляется надежда:
— Вижу…
— Дождетесь здесь ночи, — говорит она, — и пойдете на восток. Все время на восток. Если не убьют, — доберетесь до друзей…
Летчик пристально смотрит на Марту, лицо которой несколько часов подряд вызывало в нем отвращение и злобу. Он начинает о чем-то догадываться.
— Вы не немка? — спрашивает он.
— Не будьте дураком! Я вас отпускаю потому, что вы дали по морде вашему сенатору: у меня с ним личные счеты.
Марта направляется к машине.
— Слушайте… — останавливает ее
Марта оборачивается:
— Постарайтесь не попасться! Вам придется плохо, а мне — еще хуже…
— Эй! Послушайте!..
Но летчик не успевает досказать. Машина разворачивается и стремительно уносится по шоссе. Через несколько секунд автомобиль становится маленькой точкой на горизонте и пропадает из виду.
Летчик долго смотрит вслед машине, в глазах блестят слезы. Потом колени его подгибаются, с задумчивой улыбкой он опускается на землю.
Поздний вечер. Воздух на аэродроме Темпельгоф наполнен шумом прогреваемых моторов. По краям огромного бетонированного поля вспыхивают сигнальные огни.
По взлетной дорожке бежит новенький трофейный американский бомбардировщик. Моторы ревут. Бомбардировщик плавно отрывается от земли и уходит в воздух.
На взлетной дорожке в сгущающемся мраке смутно выделяются фигуры Шелленберга, Гарви и Марты, провожающих сенатора Хейвуда.
— Как с вашим летчиком? — спрашивает Шелленберг Марту.
— Убит при попытке к бегству, — спокойно отвечает она.
— Вот как? — довольным голосом произносит Шелленберг.
Гарви спокойно реагирует:
— Ну что же, тем лучше.
Шелленберг усмехается. Птичье веко Гарви вздрагивает.
Марта чиркает зажигалкой, закуривает сигарету. Огонек освещает ее бледное лицо.
Снова, медленно поворачиваясь, плывет в мировом пространстве земной шар.
Европа… Англия… Темносиняя полоса Темзы… Аэродром близ Лондона.
Американский бомбардировщик идет на посадку.
На одной из тихих улиц Лондона есть небольшой, но очень дорогой отель, рассчитанный на мультимиллионеров. Полутемные коридоры выстланы толстыми матами. Служащие в черных фраках бесшумно скользят по коридорам. Лакей вводит сенатора Хейвуда в приемную, обставленную с показной, бьющей в глаза роскошью.
В приемной сенатора ждут два человека: Диллон — розовый, упитанный, тяжело дышащий, с склеротическим блеском в выпуклых глаза, и Вандеркорн — прямая противоположность ему: болезненно худой, с большими отвисшими мешками под черными, лишенными ресниц, проницательными глазами; желчный, беспрерывно морщащийся от мучительной изжоги. На полированном столе перед ними два бокала: прозрачная жидкость у Диллона и молоко у Вандеркорна.
Хейвуд подобострастно кланяется.
— Добрый день, мистер Диллон! Добрый день, мистер Вандеркорн! — Хейвуд бодро откашливается. — Не мог представить себе вас за пределами деловых кварталов Нью-Йорка. Значит, киты плывут в Европу. Варево закипает.
Диллон молча указывает сенатору на кресло. Хейвуд садится. Наступает длительная пауза. Диллон с усмешкой наблюдает за Хейвудом и неожиданно говорит:
— Мы вами очень недовольны, Хейвуд.
Хейвуд выпрямляется.
— Неужели, мистер Диллон?..