Избранные научно-фантастические произведения в 3 томах. Том 1
Шрифт:
Дальше мы увидели дерево, кора с которого была содрана длинными полосами.
Монтгомери указал мне на него.
— «Не обдирать когтями кору с деревьев — это Закон», — сказал он. — Только вот многие ли из них исполняют это!
Вскоре, насколько помню, мы встретили сатиро- и обезьяно-человека. Сатира Моро сделал, вспомнив все, что знал о древности, — у него было козлиное лицо грубо-еврейского типа, неприятный блеющий голос и ноги, с какими принято изображать черта. Когда мы проходили мимо, он глодал какие-то
— Здравствуй, второй с хлыстом! — сказали они.
— Теперь есть еще третий с хлыстом, — сказал Монтгомери, — запомните это хорошенько!
— Разве его не сделали? — спросил обезьяно-человек. — Он сказал, что его сделали.
Сатиро-человек с любопытством посмотрел на меня.
— Третий с хлыстом, он плакал и шел в море, у него худое, бледное лицо.
— У него тонкий, длинный хлыст, — прибавил. Монтгомери.
— Вчера он был в крови и плакал, — сказал сатир. — У вас никогда не идет кровь, и вы не плачете. У господина никогда не идет кровь, и он никогда не плачет.
— Ах ты бродяга! — сказал Монтгомери. — Берегись, не то сам будешь в крови и будешь плакать.
— У него пять пальцев; он человек с пятью пальцами, как и я, — сказал обезьяно-человек.
— Пойдемте, Прендик, — сказал Монтгомери, взяв меня за руку, и мы пошли дальше.
Сатир и обезьяно-человек стояли, следя за нами и переговариваясь.
— Он молчит, — сказал сатир. — А у людей есть голоса.
— Вчера он просил меня дать ему поесть, — сказал обезьяно-человек. — Он не знал, где достать.
Больше я ничего не расслышал, до меня донесся только смех сатира.
На обратном пути мы набрели на мертвого кролика. Красное тельце несчастного создания было растерзано на куски, ребра ободраны до костей, мясо с хребта кто-то явно обгрыз.
Увидев это, Монтгомери остановился.
— Боже мой! — сказал он, нагнувшись и подняв несколько раздробленных позвонков, чтобы получше рассмотреть их. — Боже мой, — повторил он, — что это?
— Кто-нибудь из ваших хищников вспомнил свои старые привычки, — сказал я, помолчав. — Эти позвонки прокушены насквозь.
Монтгомери стоял, не сводя глаз с позвонков, бледный, с перекошенным ртом.
— Плохо дело, — сказал он.
— Я уже видел нечто в этом роде, — заметил я, — в первый же день.
— Черт побери! Что же именно?
— Кролика с оторванной головой.
— В первый день?
— Да, в первый день. В кустарнике, за оградой, когда я ушел вечером из дому. Голова у него была оторвана.
Он протяжно свистнул.
— Более того, я догадываюсь, кто это сделал. Это, конечно, только догадка. Прежде чем набрести на того кролика, я видел, как один урод пил из ручья.
— Лакал воду?
— Да.
— «Не лакать воду языком — это Закон». Хорошо же они его исполняют, когда Моро нет поблизости!
— Он
— Ясное дело, — сказал Монтгомери, — все хищники таковы. Убив жертву, они пьют. Вкус крови, вот в чем все дело. А каков он был с виду? Узнали бы вы его?
Стоя над мертвым кроликом, он озирался вокруг, всматриваясь в глубину зарослей, где таилась опасность.
— Вкус крови, — опять повторил Монтгомери.
Вынув револьвер и убедившись, что он заряжен, Монтгомери снова спрятал его в карман. Затем он Принялся теребить свою отвисшую губу.
— Мне кажется, я узнал бы этого урода. Я оглушил его камнем. У него должна была остаться изрядная шишка на голове.
— Но ведь нужно доказать, что это он загрыз кролика, — сказал Монтгомери. — Жалею, что привез их сюда.
Я хотел было идти дальше, но он все стоял в нерешительности над кроликом. Заметив это, я отошел подальше в сторону.
— Идемте, — позвал я его.
Он мгновенно вышел из задумчивости и направился ко мне.
— Видите ли, — сказал он, понизив голос, — им внушили что нельзя есть ничего бегающего по земле. Если кто-нибудь из них случайно вкусил крови…
Некоторое время мы шли молча.
— Удивляюсь, как это могло случиться? — сказал он, обращаясь сам к себе. — Вчера я совершил глупость, — добавил он, помолчав. — Мой слуга… Я показал ему, как свежевать и жарить кролика. И странное дело… Я видел, как он облизывал пальцы… Раньше я ничего такого за ним не замечал. Мы должны положить этому конец. Надо обо всем рассказать Моро…
На обратном пути к дому он только об этом и думал.
Моро отнесся к происшедшему еще серьезнее Монтгомери, и страх их невольно передался мне.
— Нужно принять меры, — сказал Моро. — Лично у меня нет ни малейшего сомнения, что виновник — леопардо-человек. Но как это доказать? Очень жаль, Монтгомери, что вы не оставили свои гастрономические наклонности при себе: можно было отлично обойтись без таких провоцирующих новшеств. А теперь мы рискуем попасть в переплет.
— Я был ослом, — сознался Монтгомери. — Но дело сделано. Помните, вы сами велели мне купить кроликов?
— Надо сразу этим заняться, — сказал Моро. — Если что-нибудь случится, Млинг сумеет защитить себя?
— Я вовсе не так уверен в Млинге, а ведь я как будто достаточно хорошо его знаю.
В тот же день Моро, Монтгомери, я и Млинг отправились на другой конец острова, к хижинам. Все были вооружены. Млинг нес небольшой топор, которым он обыкновенно рубил дрова, и несколько мотков проволоки. У Моро через плечо висел большой пастушеский рог.
— Вы увидите собрание зверо-людей, — сказал мне Монтгомери. — Это — любопытное зрелище.
Моро за всю дорогу не произнес ни слова, и его решительное седобородое лицо было угрюмо.