Избранные письма. 1854-1891
Шрифт:
Еще, пожалуй, прекрасный климат Босфора и возможность зимой гулять ежедневно пешком — это нравится моему воображению…
Но все-таки средств мало и рисковать что-то жутко с моими плохими силами!
Вспоминаю я часто Вас и Ваш совет в 1874 году в Константинополе: «Поезжайте в Россию, сделайтесь «литературным генералом» и лет через пять возвращайтесь сюда на отдых».
Не пять, а тринадцать лет прошло с тех пор; «генералом» меня все-таки критики и редакторы не сделали, а разве, разве непопулярным полковником, — и рад бы я умереть на Принцевых островах [480] , но чтобы подняться отсюда покойно, нужно 1000 или 1500 руб(лей). Долги мне надоели до смерти, и должать мне стало теперь донельзя противно… Все это во мне изменилось, но стеснять себя еще ниже и еще строже, чем я стесняю себя эти семь лет, не могу… И потому да будет воля Господня!.. «Благослови душе моя, Господи, и не забывай всех воздаяний Его» — и прибавлю: всех
480
Принцевы острова — группа из девяти островов в Мраморном море, к юго-востоку от входа в Босфор.
А я и забыл Вам сказать, что вскоре после отправки Вам книг прошлого года я так опасно занемог, что все со мной прощались: причащался, соборовался… Одна за другой у меня были от первой недели поста до половины мая серьезные болезни: гнилостное заражение крови и воспаление лимфатических сосудов в правой руке, спасли, потом — самый жестокий и опасный бронхит с припадками удушья и, наконец, язвы жестокие на ладонях и подошвах в течение трех месяцев, так что меня в особом вагоне довез лежачего Филиппов до Калуги, а потом я доехал в карете почти до Оптиной и тем кое-как поправился… Месяца четыре быть между жизнью и смертью, и в полном сознании своего положения — это также оставляет в эти годы серьезный след в сердце! Помнишь!
Хотел было Вас известить, да посовестился беспокоить… Вот в это-то время, увидав меня в ранах, Т. И. Филиппов и возмутился духом и сказал: «Надо вам отдохнуть, надо освободить вас от всяких обязанностей», — и обратился серьезно к Делянову и посоветовал ему вникнуть в значение моей деятельности.
Вот и все, мой друг… Обнимаю Вас крепко. (…)
Впервые опубликовано в журнале: «Русское обозрение 1897. Январь. С. 397.
152. Н.Н. СТРАХОВУ. 8 февраля 1887 г., Москва
Как вы меня утешили и обрадовали, дорогой Николай Николаевич, Вашей статьей о Н. Я. Данилевском в «Русском вестнике»! Выразить Вам не могу! И как я рад, что гениальный рутинер редактор [481] допустил (через 10–15 лет после пошлого отзыва Щебальского [482] !) наконец на страницы «Русского вестника» такую оценку нашего великого учителя. Позволил даже в цитате Бестужева [483] назвать Николая Яковлевича тоже «гениальным»!
481
…гениальный рутинер-редактор — М. Н. Катков.
482
Петр Карлович Щебальский (1810–1886) — историк и публицист. Основные труды посвящены России XVIII в. В 1883–1886 гг. был редактором газеты «Варшавский дневник».
483
Бестужев — К. Н. Бестужев-Рюмин.
Если у Н. Я. Данилевского нет наследника (или даже если есть), позаботьтесь Вы поскорее снова издать его книгу (с Вашим предисловием). Имя его растет в Москве, и похвалюсь, и я много этому содействовал словесной проповедью, но старое издание все вышло. Молодые люди ищут, бьются, и нет «России и Европы» (я об этой книге говорю). Для меня один юноша свою, всю растрепанную от чтения, подарил. Ваша «Борьба с Западом» [484] (по-моему «Самоосуждение Запада») — тоже, говорят, очень стала читаться. Мой сборник «Восток, Россия и славянство» [485] министр народного просвещения [486] представил Государю!.. и т. д., и т. д.
484
«Борьба с Западом» — три сборника статей Н. Н. Страхова, объединенные одним названием (1882, 1883 и 1886), в которых дан критический разбор взглядов Дж. Ст. Милля, Э. Ренана, Д. Ф. Штрауса, Ч. Дарвина и И. Тэна.
485
«Восток, Россия и славянство» — сборник статей К. Н. Леонтьева по общественным, национальным, политическим и религиозным вопросам (1885–1886).
486
Министр народного просвещения — граф И. Д. Делянов.
Помните, наш бедный «ихтиозавр» Аполлон Григорьев говорил где-то — «наше типовое растет». Хотя я нахожу, что самое это слово «типовое» — неизящно на слух, не знаю, каким лучшим его заменить.
И еще я очень Вам благодарен за то, что Вы привели взгляд Данилевского на то, что и для научной мысли нужно оставить эстетику,
Вот и Герцен — пример!
Будем радоваться и благодарить Бога (только не Лев-Толстовского Бога, а Оптинского, настоящего, и в церковной разнообразной всецелости находящего себе эстетическое выражение!).
Разберете ли Вы мой скверный почерк?
Простите и будьте здоровы — а я очень занят теперь отставкой и переломом жизни.
Ваш К. Леонтьев.
Публикуется по автографу (ГПБ).
153. КНЯЗЮ К. Д. ГАГАРИНУ. >29 декабря 1886 и 23 февраля 1887 г. Москва
(…)…Дай Бог здоровья Княгине, и ваши дела шли бы еще лучше, чем теперь. Вы понимаете, князь, что в моих устах и относительно Вас это не фраза вежливости, а настоящее, теплое желание и даже искренняя молитва (я каждое утро поминаю Вас и некоторых других записанных у меня в книжке людей на молитве, и как я ни ленив стал даже на молитву, но этого я не забываю). Я знаю, что все подобное кажется немного странным и, пожалуй, даже напускным тем людям, которые по роду деятельности своей увлечены светской борьбой и, не чуждаясь религии, уважая ее глубоко, веруя даже сердцем в ее основы, не имеют сами времени приучить себя к некоторым мелочам ее приложения, так сказать. и вот с непривычки это и может действительно показаться натяжкой, преувеличением и даже нередко притворством (если говорящий и думающий это не монах и не женщина, а тоже светский человек); я сам пережил эти мнения, испытал эти чувства, но если я напомню Вам, что уже пятнадцать лет нахожусь под монашеским влиянием и пятнадцать лет все хвораю и страдаю телесно почти беспрерывно, то Вам станут понятны и, просвирки» за здравие и упокой, и книжка с именами друзей, родных, благодетелей и даже тех, кого не люблю (именно поэтому, например, Каткова; я вынужден молиться за него, чтобы смягчить себя, ибо я его по естественному чувству терпеть не могу!). Итак — верьте, что для меня для самого молиться каждое утро за тех, кто добр ко мне, есть уже неотразимая потребность и привычка сердца… Молюсь, чтобы они были здоровы, чтобы Господь простил им грехи их, чтобы житейская борьба была им полегче и… чтобы они меня не разлюбили и не забыли!
Конечно, Жозеф де Местр [487] прав, говоря, что нередко «величайшие человеческие несправедливости суть не что иное, как выражение справедливого гнева Божия». И, разумеется, если бы не вера в загробную жизнь, если бы не «страх Божий», не страх загробного расчета, то кто же бы велел при этих условиях продолжать это существование? Я решительно не в силах осуждать тех, кто, не имея положительной религии, употребляет свободу воли своей на то, чтобы покончить полегче с собой, не дожидаясь еще «увенчания» прелестной земной жизни жестокой агонией от воспаления брюшины или задержания мочи… Я жалею этих людей, как христианин, но только в том смысле, что не знаю, как их за это будет судить Бог, но с точки зрения той «рациональной» и «утилитарной» морали, на которой так глупо еще стоят многие современники наши, я вполне их понимаю, в иные минуты не только умом, но и сердцем. Уже не для пользы же ближних жить? Жить и не умирать своевольно для искупления, для загробного венца терпения, для большего очищения души перед невольной и, может быть, более тяжкой смертью, чем своевольная (яды есть такие хорошие, тонкие, а болезни есть такие подлые и обидные!), жить, наконец, просто по малодушию, по животной привычке — это еще все туда-сюда. Но для пользы других! Какая гордая и жалкая иллюзия! Кто верит в себя, в свое влияние, кто имеет большой успех в делах, тому еще простительно иметь эту иллюзию. Она понятна, она питается успехом… А мне? (…)
487
Жозеф де Местр (1753–1821) — французский политический писатель и пьемонтский государственный деятель. Выступал против идей французской революции, сторонник Бурбонов и апологет светской власти папы римского. В 1802–1817 гг. представлял в Петербурге сардинского короля. Оказал большое влияние на консервативно-клерикальную мысль XIX в.
Публикуется по автографу (ЦГАЛИ).
154. К. А. ГУБАСТОВУ. 25 февраля 1887 г., Москва
(…) Странное дело, что значит привычка терпеть, что значит давно уже жить не сообразно со своими вкусами и действительными потребностями! Вот семь лет подряд я все думал и других уверял, что служба меня ничуть не стесняет, а когда сняли цепь — так я даже удивился, как я теперь этому рад. Сейчас же и писать охота пришла…Кстати, Вы советуете мне писать большой роман…Ах, не знаю… Это очень трудно теперь… Не берусь даже объяснить — почему, сам не понял еще. Впрочем, теперь я еще все житейскими попечениями занят, а позднее, летом, лучше все пойму, вероятно. Насчет политики и социологии (то есть насчет «невозможности» вести общество) я с Вами не согласен. Вести, не вести, а нельзя сказать, чтобы было неприятно хоть, например, оказаться почти во всем таким пророком, как я оказался! (…)