Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
За пятнадцать минут до начала работы Лука, как всегда, зашёл к начальнику цеха. Это были ежедневные летучки штаба трудовой вахты. Люди знакомые, как близкие родственники: Гостев, его заместители, парторг Горегляд, Валька Несвятой, комсомольский вожак, и он сам, Лука Лихобор. На этот раз все хмурые, неразговорчивые и расстроенные.
— Ну, как он там? — отважился спросить Несвятой.
— Пока жив, только без памяти, — ответил Горегляд.
— Пульс и температура нормальные. Череп целый, —
— В одиннадцать вызывает директор, — сказал Гостев.
— меня, парторга и товарища Лихобора.
— Весёлый будет разговорчик! — Валька Несвятой присвистнул и сокрушённо покачал головой.
— А теперь давайте посмотрим, — Гостев окинул взглядом присутствующих, — как работал вчера сорок первый цех.
День, отмеченный таким несчастным случаем, не обещал быть удачным. На деле же вышло, что именно вчера цех работал отменно. Все детали были сданы точно по графику, план по валу на четыре десятых процента перевыполнен, нарушений дисциплины не было, на первом месте — участок Горегляда.
— О несчастном случае мне добавить нечего.
Заместитель начальника, закончив сообщение, сел.
Гостев прошёлся по комнате, обеими руками провёл по чёрным блестящим волосам, будто отжал с них воду, остановился,
— Значит, отменно работали вчера? — спросил он. — Убили человека, а участок товарища Горегляда на первом месте?
— Да, — стоял на своём заместитель.
— Так вот, есть предложение участок Горегляда занести на чёрную доску. И большими буквами, чтоб за версту видно было.
— Я против, — тут же отозвался Несвятой. — В чём люди виноваты?
— Виноваты. За жизнь ученика отвечает не один наставник, а весь коллектив цеха и в первую очередь участка. Если бородач был просто-напросто шалопаем, а товарищ Лихобор этого не понял, то опытным рабочим не мешало бы ему подсказать. Кто за моё предложение?
И первый поднял руку. За ним, будто поднимая пудовые гири, медленно потянулись вверх руки остальных. Только Валька Несвятой не пошевельнулся.
— За моё предложение — четверо, против — один. Принимается, — подытожил Гостев. — Спасибо, товарищи, приступайте к работе.
К своему станку Лука подошёл с тяжёлым сердцем. Всё опротивело ему на свете. То шёл на работу, как на праздник, заранее, с удовольствием предчувствуя ту минуту, когда резец яростно коснётся упругого дюраля или крепкой стали и полетит, завиваясь, синяя стружка. А сегодня ему всё здесь кажется чужим. И работа не ладится, и привычные, почти автоматические движения стали неуверенными, робкими, одним словом, чертовщина какая-то… А ещё в одиннадцать идти к директору… Весёлая жизнь началась. Не соскучишься.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Генерал Сергей Денисович Тимченко, почерневший от горя и бурлящего в груди негодования, приехал на завод. Высокий, седой, аккуратно причёсанный на косой пробор, с худым смуглым лицом, он выглядел старше своих шестидесяти пяти лет.
До крайности требовательный к себе и к своим подчинённым по работе, дома Сергей Денисович неузнаваемо менялся. Здесь самым важным, всеподчиняющим была любовь к сыну. Во время войны Тимченко женился на девушке, радистке штаба фронта. Феропонт родился, когда генералу было далеко за сорок, и всю силу своих нерастраченных чувств генерал отдал сыну. Хотелось видеть его знаменитым композитором, инженером, художником, всё равно кем, но непременно гением. В выдающихся способностях сына Сергей Денисович не сомневался и надежд своих не скрывал.
Первый удар пришёлся по больному месту: Феропонт написал сочинение на свободную тему с ошибками и получил двойку. Мечта о консерватории развеялась, как облачко в жарком июльском небе.
— Это всё людская зависть, — заявила Ганна Мстиславовна. — Ты должен кому-нибудь позвонить… Ты известный генерал, неужели не можешь помочь собственному сыну? Обратись к командующему, пусть он позвонит в партийную организацию… В конце концов можно же найти какой-нибудь выход. Эта двойка несправедлива!
Не мог наш сын, такой образованный мальчик, получить двойку. Иди и звони.
— Единственно, что я могу сделать, — ответил Сергей Денисович, — это собственными глазами посмотреть сочинение. Тогда и решу, что делать.
— А что тут смотреть, — горячилась Ганна Мстиславовна. — Сочинение, безусловно, талантливое. Это они, бездарные неучи, просто не поняли его.
— Я хочу посмотреть, — повторил генерал.
Супруга в ярких образах и сравнениях с героями Апулея высказала всё, что думала о его упрямстве, но генерал молча вышел из дома и сел в машину. Вернулся он часа через полтора и, не сказав ни слова, скрылся за толстой, обитой войлоком дверью кабинета. Войти к нему Ганна Мстиславовна не решалась, может, с полчаса. Сидела в столовой и слушала, как Феропонт в своей комнате играет на электрогитаре.
Потом Ганна Мстиславовна неизвестно кого обозвала «мерзавцами» и решительно вошла в кабинет. Генерал сидел у стола, прямой, седой, и рука его что-то выводила на листе бумаги.
— Ты пишешь заявление в министерство?
— Нет, — скупо ответил генерал.
— Ты видел сочинение?
— Да. Наш Феропонт похож на Екатерину Великую, я в этом убедился. Она в русском слове «ещё» умудрялась сделать четыре ошибки, писала «исчо». Своё сочинение Феропонт написал примерно на таком же уровне.