Избранные произведения в 2-х томах. Том 2
Шрифт:
В воскресенье он с самого раннего утра работал, как одержимый, выполняя наряды Марии Кондратьевны, ремонтировал краны, замки и петли окон, работал весело, с шуточками. Давно у него не бывало такого отличного настроения.
Около четырёх часов он, вымывшись под душем, в свежей рубашке, уже полулежал на тахте и смотрел по телевизору соревнования.
Майола, не лицо её, а только хорошо знакомая фигура в тёмном тренировочном костюме, промелькнула на экране, и Лука сразу насторожился, даже приподнялся, сел поближе, боясь пропустить малейшую подробность. Очень уж кратковременный этот эстафетный бег — четыре этапа по сто метров. Промелькнут секунд сорок, может, чуть больше, и всё: спортсменки пронесут
Лука встал, волнуясь, прошёлся по комнате. Уже видно, как расходятся девушки по своим этапам, потом ми-нута ожидания, вот поднимает руку в белой перчатке — чтобы заметнее было судьям — похожий на дипломата стартер, струйка дыма появляется над его пистолетом и звучит еле слышный в говоре огромной толпы выстрел.
Лука помнил всех девчат команды, но теперь не мог узнать ни одной. Как стрела, выпущенная из тугого лука, рванулась со старта первая, но и американка не задержалась ни на мгновение. Передача сделана безошибочно, не проиграно ни одного метра! Ну, девчата, ну, родненькие, постарайтесь, поднажмите, вот она, такая близкая от вас победа! И вторая передача прошла хорошо, только советская спортсменка на вираже делает два неуверенных шага, и сразу видно, как вырывается вперёд американка, пусть немного, но всё-таки опережает. Неужели проиграют?
Третья передача. На последнем этапе, на финишной прямой — Майола. Она стоит за десять метров до начала этапа, готовая на бегу принять эстафету, рядом с ней американка, и ясно, что именно она первой возьмёт палочку, наша спортсменка отстала, немного, всего на метр, но отстала. Ох, как же трудно будет отвоёвывать этот метр!
Так и случилось. Американка принимает эстафету на метр впереди Майолы. И всего-то их осталось сто метров! Только сто метров. А соперница на финишной прямой — знаменитая Мегги Дэвис.
Никогда в жизни не видел Лука Лихобор такого бега. Может, это и хорошо, что Майоле пришлось взять эстафету на метр после Дэвис, потому-то и разозлилась она, всё напряглось в ней: сердце, мозг, мышцы, воля, соединясь в едином стремлении победить!
На экране ясно видно, как догоняет, будто бы надвигается, затеняя силуэт американки, фигура Майолы. Продолжительность бега всего одиннадцать секунд! Вот Майола идёт вровень, ну почти вровень, шаг в шаг… Ещё одно усилие, последнее усилие, последние десять финишных метров, но они последние и для Мегги Дэвис. И когда обе бросаются, почти падая, на финишную ленточку, ни один судья в мире не взялся бы определить, которая пришла первой. И только «фотофиниш», разделив на доли каждое движение спорсменок с точностью до сантиметра, обозначит победительницу.
Слова диктора о том, что результаты эстафеты будут определены через несколько минут, зрители именно так и восприняли: «фотофиниш» даст свои кадры, судьи рассмотрят их, здесь ошибиться, подтасовать результаты невозможно. Симпатии и антипатии исключены, всё зафиксировано на фотоплёнке.
А стадион гудит, ревёт от нетерпения…
И все эти несколько минут, пока продолжалась работа судей, Лука Лихобор мерил шагами свою комнату: от окна — к двери, от двери — к окну. Семь шагов вперёд, семь назад… Чего
А, собственно говоря, зачем так нервничать? Ну, что случится, если Майоле не удалось отвоевать этот проклятый потерянный на третьей дистанции метр? Всё равно она бежала лучше этой знаменитой Мегги Дэвис, и спорить с этим бессмысленно, настолько это очевидно. И никто не умрёт и не станет калекой, если проиграет команда советских девчат… А всё-таки сердце сжимается так, словно от этого результата зависит жизнь. И невероятно, до боли, до крика, до жёлтых кругов в глазах хочется, чтобы Майола всё-таки была первой…
Что-то щёлкнуло в телевизоре, стадион затих. На английском языке говорит диктор. Из всей длинной речи Лука ясно слышит «ЮэСэСаР», и по тому, что американский стадион не взрывается аплодисментами, он понимает: пришла победа. И сразу вслед за этим знакомый и весёлый баритон спортивного комментатора подтверждает:
— «Фотофиниш» определил победителя в эстафете четыре по сто метров. Им стала команда наших девушек. Нельзя не отметить выдающегося достижения спортсменки Саможук, которая на последней финишной прямой вырвала победу у чемпионки Соединённых Штатов Мегги Дэвис. Сейчас к старту готовится мужская эстафета…
Лука сел на тахту, вытер платком вспотевший лоб. Чувство такое, будто не Майола пробежала свои сто метров, а он сам перетаскал на спине сотню мешков с цементом.
Вот крупным планом показывают советских девушек. Одно за другим проплывают на экране счастливые девичьи лица. Последнее — Майолы. На нём живёт ещё напряжение последних секунд трудного финиша, но на губах уже улыбка, она что-то говорит, и Лука готов поклясться, что губы девушки произнесли его имя…
Вот уж действительно самовлюбленносгь никого до добра не доводила! Не о чём ей там больше думать. Досадуя на себя, выключил телевизор, надел рабочую робу, взял инструменты и пошёл выполнять последние наряды Марии Кондратьевны. Так-то лучше! Заходил в квартиры, исправлял краны, замки и двери, и всюду неудержимо хотелось спросить хозяев: «А не видели ли вы, как наши девушки бежали в Америке эстафету четыре по сто?»
Люди, наверное, посмотрели бы на него, как на ненормального. Ну и пусть смотрят, и пусть думают, что хотят. На сердце у Луки настоящий праздник, и омрачить его ничто не сможет.
В тот вечер, вернувшись с работы домой, он не включил телевизор, но частенько поглядывал на его тёмный экран, и всё представлялось ему, как, обгоняя свою соперницу, падает грудью на финишную ленточку Майола.
ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
На следующий день в цехе Луку подстерегала неожиданность. После обеденного перерыва, когда он сосредоточил своё внимание на расточке втулки сложного профиля, кто-то подошёл и остановился возле станка. Ничего не поделаешь, придётся им подождать, пока Лука сделает всё, как указано на чертеже. Закончил, остановил мотор, оглянулся и остолбенел: перед ним стоял Феропонт Тимченко, а за его спиной, на втором плане, как бы создавая фон для главного героя — Гостев и Горегляд.
— Здравствуй! — сказал Феропонт так, словно встретился со своим лучшим другом.
— Здравствуй, — ответил Лука, глянул на коротко подстриженную бородку Феропонта, золотистую и реденькую, сквозь которую просвечивал багровый шрам. Смотреть на этот рубец, перечёркивающий всю щеку и подбородок парня, было неловко, и Лихобор опустил глаза.
— А я снова к тебе в ученики, — бодро проговорил Феропонт.
— За дурною головою и ногам нема покою, — сказал Лука, с улыбкой посматривая на Феропонта. — Один думал или помогал кто-нибудь? Меня же лишили права иметь учеников.