Избранные произведения в двух томах (том первый)
Шрифт:
Полтора часа комфортабельного безделья, и самолет опустился под Киевом, на аэродроме Борисполь. Схватив такси, я помчался сквозь Киев в Жуляны – оттуда идут самолеты на Винницу.
И опоздал! Конечно, надо было еще из Москвы созвониться с Союзом писателей Украины, попросить позаботиться о билете. А теперь… Сегодня самолетов на Винницу больше не будет. На завтра – нет билетов. На поезд опоздал тоже…
Стал я вздыхать у окошечка кассы, рассказал про альбом… Послали к диспетчеру. Стал у него вздыхать, ему рассказал…
Через четверть часа услышал вызов по радио: мне предлагалось приобрести билет и выходить на посадку.
Выхожу – четырехместный самолетик,
Спору нет: летать на наших лайнерах – наслаждение. Можно откинуться, пососать карамель, позавтракать, подремать. Но в круглое окошечко видишь немного, чаще всего застылые облачные сугробы. А тут!… Со всех сторон окружает тебя сверкающее пространство! А когда, разворачиваясь, самолетик над самым Киевом лег на крыло, я почувствовал себя как Демон над горами Кавказа! Единственно тревожила красная кнопка перед глазами: «Пожар».
– Разве бывают пожары? – прокричал я в грохоте самолета.
– Сядем! – прокричал летчик.- А взорвется – не успеем подумать! Так что не бойтесь!
Через сорок минут пошли на посадку – прямо на стадо, которое, закрутив хвосты, расскочилось. Самолет попрыгал, остановился и, только я из него вылез, – исчез.
Я поплелся к аэропорту. Кто-то заносил ногу на мотороллер. Не видя другого транспорта, я попросился пустить на багажник, поставил чемоданчик перед собой. И мы помчались быстрее, чем тот самолет. На повороте я чуть не вылетел и схватился за моего возницу.
Он крикнул:
– Будешь хвататься – будешь больше платить!
Нет, я изо всей силы вдавливал мой чемодан в его поясницу!
Примчались в город. Осадили перед зданием областного комитета партии. Спуская меня с мотороллера, мой благодетель сказал:
– Это я пошутил, что больше платить. Можете совсем не давать, как хотите…
товарищ П. и. ВОРОНОВСКИЙ пугает себя И МЕНЯ
Очень быстро я поставил Винницкий облисполком в известность, что в Барском районе отыскалось новое стихотворение Лермонтова, и просил машину, чтобы добраться до Бара и до Верховки.
Мне пояснили, что туда более ста километров, идет уборочная, машины в разгоне; может быть, придется несколько обождать. Но я как-то ловко сумел намекнуть, что в других областях лермонтовские автографы уже находились, а в Винницкой еще ни разу не находились. Так что Винница в некотором смысле как бы «недовыполнила план по автографам».
Посмеялись. Решили отдать меня в руки областного радиокомитета: «Раз письмо пришло на радио – радио и помочь должно».
Вскоре к подъезду подкатил «газик». В нем нашел я поэта Анатолия Бортняка, заведующего литературным вещанием, и Женю Щура-водителя. Ребята живые, культурные, милые. Хорошо было с ними. И путешествие вышло на славу. Еще бы: окрестность какая! За каждым поворотом дороги – новая красота, приветливая, волнующая совершенством линий набегающих друг на друга холмов и какой-то задушевной певучестью, скромностью. И август стоит украинский, долгий и светлый вечер!… Зато дорога мостилась, верно, еще при Чичикове. И, как написал бы Гоголь, бокам нашего героя досталось порядочно, и он уже начинал ворчать.
До Бара добрались – солнце село. Встречены были редактором местного радиовещания товарищем Вороновским П. И., человеком немолодым, обстоятельным.
– Нам тут позвонили из Винницы,- сказал он негромко.- Предупредили, что вас интересует учитель Кушта П. А. Мы подняли ведомости отдела народного образования – нет такого в Верховке. Вас разыграли. Есть Кушта – ребенок, пошел в первый класс. А учителя Кушты нет. Так что делайте вывод!
– Ребенок тут ни при чем,- сказал я.- Письмо – со стихами Лермонтова, стихи – с французским заглавием. Писал человек пожилой, что, кстати, и по почерку видно.
– Если не затруднит,- сказал товарищ П. И. Вороновский,- разрешите взглянуть… Так и есть: рука дитячча, нетвердая. И пишет? Ребенок! «Виддилу литературных информации». Учитель должен знать, что по-русски надо сказать: «отделу».
– А все-таки,- говорю я, – старик.
– Нет,- говорит он, – ребенок.
Тем временем мы уже мчимся по степной дороге в Верховку. Темнеет. Отчетливо проступила луна. Степь окинулась серебристо-лиловым светом.
Вскочили в Верховку. Осадили «газик» у сельсовета. Посылаем вопрос:
– Есть у вас в Верховке учитель Кушта П. А.?
– Нет учителя Кушты П. А.
– А какой-либо есть у вас Кушта П. А.?
– Есть пенсионер Кушта П. А. До пенсии был учитель. Не в ту ведомость заглянули: надо бы в ведомость райсобеса – отдела социального обеспечения.
РАЗГОВАРИВАЕМ, СИДЯ ПОД, ЯБЛОНЕЙ
Поехали к Куште. Остановились возле его плетня, у калитки. Луна стояла уже высоко над садами и хатами. Кушта давно уже спал. Его разбудили. В высокой соломенной шляпе он вышел к нам под лунную яблоню.
– Вы сообщили в Москву, в редакцию радио, стихотворение Лермонтова,- извиняясь, говорю я ему.- Нельзя ли мне посмотреть альбом, где это стихотворение?
– Его нет у меня.
– А откуда же стихотворение, простите?
– Из альбумчика. Только он был не мой. Я его возвернул хозяйке.
– Откуда же текст, который вы нам прислали?
– Он был у меня на листочке списан. Только тот листочек пропал ще при Петлюре.
– За столько лет,- говорю я, стараясь скрыть разочарование и мысленно браня себя за опрометчивый вылет,- за целых полвека текст в памяти мог претерпеть изменения… Вряд ли это может быть то, что вы читали в альбоме. Скорей – приблизительный текст…
– Да нет, у меня память хорошая,- степенно говорит Павел Алексеевич Кушта.- Я помню точно. Правда, признаюсь, я две строфы позабыл. Я и писать их не стал. А за другие строчки ручаюсь… Спросите меня Шевченка стихи или Пушкина… Я их ребенком учил, а и теперь скажу без ошибки. Что ж вы думаете – я только с печатного помню? Я и с писаного так же хорошо помню.
Не возразишь – убедительно.
– А кому принадлежал тот альбом? – спрашиваю.
– Соболевской Анне Андреевне…
И Кушта обстоятельно объясняет. До революции в Верховке служил агроном Игнатий Балтазарович Соболевский. Поляк. Жена у него была украинка – Анна Андреевна Подольская. Ее сестра работала в Одессе зубным врачом. По словам Павла Алексеевича Кушты, Анна Андреевна «была хороша, как у Рафаэля Мадонна». Детей Соболевских звали Еленой, Казимиром и Антониной – Антосей. Сам Павел Алексеевич, окончив учительскую семинарию в Коростышеве, вернулся в Верховку преподавать. Соболевские пригласили его репетитором к детям. Антосю Кушта отличал более всех: старательная, красивая, стройненькая, умная, похожа на мать.