Избранные произведения в двух томах. Том 2
Шрифт:
— Они нам вот это, значит, с Урала. А мы им, заместо газа, что? Что?
Тихо на одиннадцатой буровой. Скрипят кедры в лесу.
— Ну, айда отсыпаться, помощник, — сказал один из брезентовых пиджаков. Он-то и был дизелистом.
Дизелист привел Алексея в домишко, неподалеку от буровой. Уютное такое, сборно-щитовое гнездышко. В гнездышке оказалось народу, как сельдей в бочке. Человек двадцать пять. Некоторые спали на раскладушках, а некоторые играли в домино, гремя костьми.
Дизелист подошел
— Сэмэн! Вахту проспал…
Сэмэн вскочил, одной рукой ухватился за сапог, а другой стал яростно лохматить затылок.
— У нас тут все посменно, — объяснил дизелист. — Одна вахта работает, другая спит, третья «козла» забивает. А потом наоборот… Давай, помощник, устраивайся.
Сказать по правде, после путешествия по трубе, после ночевки на болоте у сырого костра, после того, как отмахал с тяжелым чемоданом на плече столько километров до одиннадцатой буровой, спать Алексею очень хотелось. Но как-то вроде неудобно начинать работу с лежки на боку. А тут еще, выходит, выгнал человека из-под одеяла, чтобы залезть самому…
— Стучу. Проехал, — огорчился кто-то в углу. И постучал о стол.
В нерешительности Алексей переступал с ноги на ногу, оглядывался.
Должно быть, не так истолковал дизелист его, Алексеево, топтание. И сказал смущенно:
— Тесно, конечно, живем. Нету благоустройства… Но это временно. Скоро еще два дома будут, тогда разживемся с удобствами. Семейным по комнате дадут: можно, значит, жену привезти, у кого есть…
— У мэнэ, як раз, нэмае — вэзы швыдче, — отомстил за раннюю побудку лохматый Сэмэн.
В окошко Алексею видны были два дома, сверкающие свежим тесом крылец, волнистым шифером крыш.
— Так ведь совсем готовые? — удивился он.
— Готовые, — кивнул дизелист. — Только без печей. Кирпича нету. Вот дорогу достроят — привезут…
И задумался. Все задумались, даже стучать по столу дублями стали реже, а спящие, стали тише храпеть. Поскрипывали кедры за окном.
— Мы без этой дороги, как на дрейфующем полюсе… — сказал дизелист.
— Заперто, — объявили в углу, ударив костью.
Алексей, не торопясь, застегнул крючки шинели и вскинул на плечо чемодан.
9
— А Гогот?
Когда Алексей спросил: «А Гогот?», ему не сразу ответили. Все сначала посмотрели на пустую койку в глубине вагончика, потом друг на друга, а потом уже Марка-цыган зло сверкнул зубами:
— Удрал… Вчера ночью удрал. Мы спали.
И опять все посмотрели друг на друга. Как будто все они были виноваты в том, что Гогот удрал. Не виноваты они, конечно, тем более — спали. Но уже во всех вагончиках, наверное, особенно в тех, где кадровые живут, обсуждают
— Один к одному… На толкучем рынке, что ли, их оргнабор нанимал? Это же не рабочий класс, а сплошная шпана…
Скорей всего, так и говорят.
Алексей сдвинул брови:
— Поймать его надо. В милицию заявить, что вор. Получил деньги и удрал. Быстро поймают.
— Заявляли уже, — махнул рукой Степан Бобро. — Мы сами и заявили. Сразу. А прораб говорит: не первый это, дескать, подобный случай, и все равно милиция ловить его не станет…
— Почему? — удивился Алексей. — Деньги ведь он украл — государственные?
— Украл. Две тысячи… А чтобы его поймать, нужно делать союзный розыск. А союзный розыск, знаешь, сколько стоит? Раз в десять дороже. Вот милиция и отказывается ловить.
— Чудн, — сказал Алексей Деннов. — Выходит, так он и будет ездить и воровать, а его ловить не будут?
— Выходит — так…
Помолчали.
— А школа на Джегоре есть? — спросил Марка.
— Есть. Для взрослых. Потому что детей там еще нету. А родильный дом уже есть. И амбулатория. Клуб тоже есть. Там, на Джегоре, жить можно. Без дороги только нельзя…
В это время раздался звонкий удар: это прораб ударил ломом по рельсу, подвешенному к сосне.
— Пошли, — поднялся Степан.
Все поднялись.
Участок строительства уже отдалился от вагончиков на шесть километров. Туда ехали в тех самых крытых грузовиках, в которых их привезли сюда дождливой ночью. Те же самые люди и сидели в кузовах.
Кроме Ивановых, оставшихся в городе из-за маленького Олежки. Кроме Рытатуевых. Кроме Гогота.
Все остальные — девятнадцать человек — были.
Алексей со всеми поздоровался, и все с ним тоже поздоровались — очень радостно, как будто его тут по крайней мере целый год не было или как будто он отсюда очень далеко уезжал, а потом вернулся.
Дуся Ворошиловградская тоже была в машине, и когда Алексей с ней поздоровался, она ему приветливо кивнула головой. Кивнула и отвернулась к соседке — продолжать интересную беседу.
Позади машины оставались зеленые и желтые елки, оставались свежие километровые столбы.
— Мы на каком сегодня? — спросил Степан прораба.
— Двести сорок седьмой километр.
— Вчера двести сорок шестой был, — сказал Марка-цыган.
— Дороги измеряются километрами. А строятся метрами.
Три бульдозера встали в ряд: нож к ножу. Три бульдозериста докурили свои папиросы — три окурка полетели за окошки. Взревели моторы. Бульдозеры ринулись вперед.
Они атаковали лес в три ножа, сокрушая таежную целину, продираясь сквозь колтун стволов, ответвлений, веток. Стоял сухой непрерывный треск, как от распарываемой ткани.